Утро космоса. Королев и Гагарин

Война началась через пять дней…

Бармин приехал из наркомата поздно вечером. Его ждали.

– Нам поручено выпускать новую технику, – ска­зал он. – Двадцать два предприятия Москвы и облас­ти будут помогать. Предлагаю создать оперативный штаб. Работа круглосуточная. В первой смене Эндека и Васильев. Все ясно?

– А что именно делать? – спросил Васильев.

– Часть чертежей скоро будет, – ответил Бармин, – машина не готова к серийному производству, есть только опытные образцы… Да я и сам ее не ви­дел, – признался руководитель КБ завода.

В крошечном кабинете два городских телефона и три местных. В углу чертежный стол. Васильев при­колол к нему чистый лист ватмана. Около десяти при­шел Бармин. Они разложили чертежи, но общего вида установки пока не было.

В полночь раздались первые звонки. То материалов не хватает у смежников, то чертежей нет, то отступле­ние от размера…

– Главное – ни минуты задержки, – распорядил­ся Бармин, – решайте от моего имени… Я в наркомат.

К шести утра на «Компрессоре» появились предста­вители смежников. Они подвозили готовые детали. Кто на машине, кто на трамвае. А утром на завод пришла «катюша», одна из тех, что стреляла на полигоне.

В кабинете Бармина короткое совещание. После залпа сгорает электропроводка установки. Через два ча­са на «катюше» устранен и этот дефект. За сутки их ликвидировали более десяти. Вот так и метались Энде­ка и Васильев между телефоном и чертежным столом.

Сменялись в штабе ведущие конструкторы, а Бар­мин, казалось, не уходит с завода. Но и в цехах появ­ляется редко, у себя в кабинете сидит. С мелочами к нему не идут – не принято, да и не для этого нужен главный… А через несколько дней в КБ «Компрессо­ра» разработано два варианта новой установки – на ЗИС-5 и ЗИС-6. «Своя» машина успешно проходит про­верку на полигоне. 23 июля первая «катюша», сделан­ная на заводе, отправлена на фронт, 25 июля – вторая, а за два месяца 244 боевые установки М-13 и 72 уста­новки для снарядов М-8 вышли из проходной «Компрес­сора». Серийное производство налажено, техническая до­кументация подготовлена.

Для конструкторского бюро Бармина началась иная работа.

Осень. Дороги развезло. ЗИСы буксуют. Нужна «катюша», которой не страшны ни распутица, ни бездо­рожье.

Как обычно, пять ведущих конструкторов собрались у главного. Владимир Павлович сказал о просьбе армии.

– Естественно, надо максимально использовать го­товые детали, – добавил главный, – ну а сроки, сами понимаете: машина была нужна еще вчера.

Пили пустой чай. Спорили. Здесь же, в кабинете Бармина, набросали первые чертежи. А утром отправи­лись в цехи. Куском мела отмечали на готовых деталях, что нужно убрать или добавить. Рабочие тут же изго­товляли необходимый узел. Иногда чертеж для серии делали с уже готовой конструкции.

И вновь всего несколько дней потребовалось коллек­тиву КБ, чтобы передать «катюшу» на гусеничном ходу для испытаний.

Несколько строк из отчета: «Боевая установка БМ-13 предназначена для стрельбы реактивными оперенными снарядами калибра 132 мм. Смонтирована на гусенич­ном тракторе СТЗ-5. Применялась в боях под Москвой и Ленинградом, на Северо-Западном, Волховском и Ка­рельском фронтах в период с ноября 1941 по 1942 год включительно».

Да, военное время требовало полной отдачи сил и таланта. Один из соратников Бармина, А. Н. Васильев, сказал очень верно: «Энтузиазма бывает недостаточно, если человек не знает, что именно он должен делать. Владимир Павлович не только умел зажечь людей, увлечь их, но и перед каждым он ставил четкую про­грамму действий. Он учитывал и способности и возмож­ности каждого из нас…»

– История конструкторского бюро начинается имен­но с «катюш», – рассказывает В. П. Бармин. – Нас было всего 35 человек, это с техническим персоналом. Годы войны, трудные и очень напряженные, сплотили коллектив. Товарищеские отношения, сложившиеся в те бессонные и голодные дни, остались между нами и тог­да, когда мы уже ушли с «Компрессора».

Владимир Павлович не сказал о том куске хлеба, дневном пайке, который он отдал товарищу. А может быть, сам забыл об этом случае – ведь шел октябрь 41-го, фашисты были у Москвы. Тогда они делали реак­тивные установки для бронепоезда. Завод был уже эва­куирован, в цехах пусто – только самое необходимое оборудование для ремонта «катюш».

И тогда конструкторы отправились в железнодорож­ные депо, где застряли вагоны с техникой, которую не успели вывезти из столицы. Находили какие-то детали, ставили на бронепоезд. Конечно, реактивные установки выглядели, мягко говоря, не очень красиво («из метал­лолома», – шутил Бармин), но действовали. Бронепоезд принял участие в боях за Москву.

В депо у одного из техников случился обморок. От не­доедания. Потом пытался оправдаться перед товарища­ми – мол, в Москве у него мать и жена больная. Бармин молча достал свой паек хлеба и протянул технику. Наверное, это сделал бы каждый, но важно быть пер­вым. И в доброте, и в доверии.

– Я не представляю своей работы без веры сотруд­никам. В большом и малом, – заметил Владимир Пав­лович. – Плохо, когда конструктор постоянно чувствует опеку. Словно крылья подрезают, а он обязан быть уверенным в своих силах.

Нет, не звания и прошлые заслуги, хотя, безусловно, и они учитываются, в КБ Бармина определяют положе­ние и должность специалиста.

– Конструктор обязан быть на уровне современного состояния науки и техники, – сказал в беседе Бармин, – значит, надо учиться… Постоянно, вне зависи­мости от возраста и званий.

В военные годы родились традиции КБ Бармина. Их бережно сохраняют и сегодня.

Как-то главный конструктор приехал из наркомата. Собрал своих коллег.

– Нам поручили новую машину, – сказал Бармин. – Скоро приедут представители из армии. Хорошо бы по­казать наш проект… Прошу вас подготовить свои пред­ложения.

Пять вариантов обсуждались у главного. Автор луч­шего из них стал ведущим по машине.

Спустя много лет надо было разработать первый стартовый комплекс Байконура. И вновь в конструктор­ском бюро был объявлен творческий конкурс. Его побе­дители вне зависимости от заслуг и положения стали основными разработчиками комплекса.

– Конструктору нельзя быть в плену старых пред­ставлений, – часто повторяет Владимир Павлович. – «Коллектив единомышленников» – так я называю наше конструкторское бюро, – говорит он, – но подобную атмосферу надо создавать бережно, заботясь о том, чтобы каждый член коллектива чувствовал и ответствен­ность свою, причастность ко всему происходящему. От­сюда и энтузиазм в работе, и творческий подход к ней… Вы знаете, в чем, на мой взгляд, одна из величайших заслуг Сергея Павловича Королева в развитии ракетно-космической техники? Я вижу ее не только в том, что под его руководством созданы реальные конструкции но­сителей, станций и кораблей-спутников, но и в осуще­ствлении идеи, принадлежавшей ему, – объединении уси­лий главных конструкторов, создании Совета главных.

Встречались то у Королева в кабинете, то у Пилю­гина, то у Глушко, то у Бармина. Все зависело от того, что именно обсуждалось: то ли носитель, то ли система управления, двигатели или стартовый комплекс. Быва­ло, спорили долго, но решение не принимали до тех пор, пока не приходили к единому мнению.

Выводы Совета главных конструкторов ложились на столы министров и директоров предприятий, работников космодрома и специалистов по подготовке космонавтов.

Именно по его предложению были приняты решения о пусках, которые в те годы казались многим фантасти­ческими.