Утро под Катовице
Шрифт:
Хорошее дело, глядишь, глисты и перемерзнут!..
За этой дружеской перепалкой быстро пролетело время обеда и пришла пора вновь грузиться в автомобили и продолжать движение.
А ещё через пять часов колонна прибыла в Олонец, где мы и заночевали в двухэтажном здании местной школы. Ни кроватей, ни матрасов, разумеется, здесь не было, но, на такие мелочи солдаты не обращали внимания — главное, была возможность отогреться и отоспаться после трудной дороги. Утром второго января автоколонна пограничной роты продолжила свой путь через карельские леса и в середине короткого зимнего дня въехала через укреплённый КПП в небольшой финский город Питкяранта, который и был конечной целью нашего путешествия. Сначала мы остановились у двухэтажного каменного здания, над дверью которой была закреплена доска с надписью «Комендатура». Тут комроты, разрешив бойцам покинуть машины и размяться, исчез в здании, а я остался в автобусе, как и все остальные его пассажиры, наблюдая из теплого салона через заиндевевшие окна за бойцами роты, пытающимися хоть немного согреться с помощью энергичных движений. Через полчаса
Хозяева домов все были выселены белофиннами до нашего прихода, хорошо хоть сжечь не успели. Там осталось много продуктов и кое-какое имущество, хищение всего этого будет считаться мародёрством. Под Вашу ответственность, товарищ капитан. По дровам принято решение об использовании.
Знаю, уже предупредили под роспись! — Хмуро сообщил ему наш командир роты и добавил, — все будет в целости и сохранности.
По прибытии на новое место дислокации, Волков созвал командиров взводов и вместе с комиссаром произвел распределение жилплощади, выделив на каждый взвод по два дома. Под штаб и, по-совместительству командирские квартиры, выделили единственный на улице двухэтажный кирпичный особняк с высоким деревянным забором, который ранее, видимо принадлежал местному богатею. Санитарному отделению, к которому в жилищном плане прикрепили меня и старшину, достался небольшой, но вполне добротный пятистенок в самом конце улицы. Заметенную снегом калитку открыть было невозможно, поэтому мы перелезли через невысокий забор, и после того, как Павлов сбил прикладом навесной замок, вошли в дом. Бросив в сенях вещи и оружие, погрузились в хлопоты по обустройству: найдя в сенях наколотые дрова, затопили печь, потом, взяв оставленные хозяевами лопаты, приступили к расчистке двора от снега. За этим делом нас и застал старший политрук Белковский, появившись через полчаса после прибытия. Приказав всем войти в дом и построиться, он придирчиво осмотрел помещение, потом спросил подозрительным тоном:
Показывайте, что уже успели здесь взять!
На что Калинин честно и невозмутимо ответил:
Ничего не трогали окромя дров для печки, да лопат для снега, мы же слышали, что нельзя.
Комиссар с презрительно-недоверчивым выражением лица кивнул и, оставив нас в строю, прошёлся по дому, придирчиво заглянул в шкаф, потом сел за стол и, диктуя сам себе, переписал имущество:
Шкаф один, комод один, стульев четыре, кровати три… — и так далее, вплоть до кочерги. Закончив со списком, он дал расписаться под листом Калинину, Павлову и мне, потом заглянул в погреб и опечатал его, приклеив на стык люка и половой доски полосу бумаги с датой и своим автографом. Закончив с инвентаризацией, он перешёл к другим вопросам:
Обед через двадцать минут, пока можете затопить баню, сегодня всем надо будет помыться и привести себя в порядок! Но сначала, Павлов, сразу после обеда, ты должен направить санитаров по одному в каждый взвод, проверить здоровье и на вшивость!
Есть!
Дождавшись, пока политрук, закончив раздачу указаний, выйдет из дома, Калинин скомандовал:
Разойтись! Всем чистить тропу к бане! — и, обращаясь ко мне, продолжил, — Андрей, Федор, гляньте, как там у финнов парная устроена, а мне надо идти, — после этих слов, выйдя из дома, старшина отправился в сторону штаба, а мы с Павловым, прихватив дрова и лопату, двинулись к небольшому бревенчатому строению, расположенному в дальнем углу огорода. Подойдя к заметенной снегом двери, я за пару минут расчистил её, и вошел в деревенскую сауну.
Ишь ты, аккуратно сделано! — зайдя следом за мной, заочно похвалил хозяев дома Павлов, разглядывая в полумраке внутреннее убранство, — и топят по-белому, и полок с умом сделан, вот только ещё найти бы, где у них веники? Надо бы чердак проверить!
А они без веников парятся, — блеснул я эрудицией, — и пар не поддают, видишь каменки-то нет.
Федя оторопело уставился на печку, оглядел её со всех сторон и, соглашаясь со мной, возмущённо прокомментировал:
Вот ведь неруси! Неужели так трудно было узнать, как правильно сделать? Совсем рядом ведь живут, вон, в Олонце, небось, бани-то как у людей! А эти чухонцы… и как же нам теперь без веников?
Надеюсь, в лесу пихта растет, из неё тоже можно сделать, если нет, тогда из ели, но давай сперва затопим — предложил я единственно возможный, в сложившейся ситуации, вариант.
Это что из ёлки? Колоться ведь будут! Ты сам-то пробовал? — заинтересованно засыпал меня вопросами Павлов.
Пробовал с пихтовым, — я с ностальгией вспомнил свою сибирскую молодость ТАМ, — немного непривычно, но если нет берёзового, то деваться некуда, — заключил я, отрезая от полена щепу для растопки печи.
Это да, некуда… — согласился Павлов и, сев перед печкой, приступил к растопке, используя бересту, сорванную с полена, и нарезанную мной щепу. Через минуту в топке весело заиграло пламя и комот сунул туда полено, — Ишь я, дурень, размечтался, — продолжил он разговор, глядя, как разгорается огонь, — тут ни белья, ни матрасов, война за околицей, а я по веникам тоскую, — после этих слов, он забросил в печь ещё три полена и закрыл чугунную дверцу, — Ладно, пошли, часа через полтора уже мыться можно будет.
Выйдя вслед за Павловым на улицу, я увидел, что усилиями санитаров тропа от дома до бани уже расчищена и один из них, энергично махая топором,
занимается колкой дров, ещё двое несут от колодца. ведра с водой для бани и дома — молодцы! По возвращении в избу, я наполнил брошенный финнами закопченный чайник водой и поставил его на печку — за полчаса должен закипеть — затем посмотрел на часы, которые в нашем маленьком сборном отряде были только у меня, сообщив парням, что настало время обеда. Данная информация была воспринята с большим воодушевлением и мы, взяв в доме котелки, пошли к полевой кухне за долгожданной порцией горячего питания. Там уже собралась практически вся рота, и бойцы, дожидаясь своей очереди, курили и весело обменивались впечатлениями о местных реалиях, обсуждая мороз, непривычный для многих после Белоруссии, тесные дома, где придется спать на полу без одеял и матрасов, ну и хит сезона — финские бани без каменки и веников. Наполнив котелки пищей, мы вместе со старшиной вернулись в избу и сев за стол, быстро расправились с обедом, состоявшим из щей с кислой капустой и перловки с мясом. Не хотелось бы кликушествовать, но похоже, это будет наше стандартное меню на ближайшие месяцы. Опустошив свою походную посуду, санитары под командованием Павлова, в соответствии с приказом комиссара, ушли проверять бойцов роты на вшивость (в прямом смысле), а я, выйдя со двора, под внимательными взглядами постовых, срезал ножом с молодой одиноко растущей ёлки десяток веток подходящего размера и вернулся в избу, там за десять минут связал два веника, попутно рассказав старшине, об особенностях финской сауны. Потом мы в ожидании готовности бани занялись своими делами. Калинин достал из вещмешка картонную папку, сел поближе к окну и углубился в изучение своих бумаг, задумчиво шевеля губами и делая пометки карандашом. Я же, взяв винтовку, тщательно её почистил, протер все детали насухо, затем, достав простыню, купленную ещё в Горьком, оторвал полосу белой ткани и стал аккуратно обматывать приклад. Старшина, заметив мои манипуляции возмущённо воскликнул:Ты что творишь!? Казённую вещь портишь! Да тебя надо под трибунал за вредительство!
Спокойно, старшина! Я эту простынь за свои кровные покупал, смотри — здесь нигде нет штампа РККА! — постарался я его успокоить.
Калинин, бросив свои бумаги, подошел ко мне и придирчиво осмотрев белую ткань со всех сторон, недовольно сказал:
Все равно зря, вещь хорошая, а ты её на финтифлюшки изводишь!
От этих финтифлюшек, как Вы, тащ старшина, изволили заметить, в скором будущем будет зависеть моя жизнь, да и не только моя. А это дороже, намного дороже белой тряпки!
Старшина, недовольно покачав головой, вернулся к своим бумагам у окна и уже оттуда спросил раздраженным голосом:
Ты слышал, что Павлов меня Петровичем зовёт?
Так точно, тащ старшина!
Вот и ты меня так же зови, когда по простому говорим! И чтоб я больше этих старорежимных словечек не слышал! — закончил он, намекая, на то, что утвердительный ответ начальнику в форме «Так точно!», был только в уставе царской армии, а в СССР эта фраза является неполиткорректной.
Есть, тащ Петрович! — шутливо согласился я, вновь вызвав его недовольство:
Тьфу ты, клоун, растудыть налево!
Прекратив пререкаться со старшиной, я завершил маскировку винтовки, а затем, под неодобрительным взглядом старшины проделал ту же операцию с каской. Затем, сходив в баню, подбросил там дров в печку, положил в теплую воду веники и, вернувшись в дом, сообщил Петровичу, что уже можно париться. Санитаров решили не ждать, так как семерым в бане будет тесно, да и неизвестно, когда они закончат со своими вшивыми делами. Поэтому, прихватив мыло и бритвенные принадлежности мы отправились в сауну вдвоём. Пар пришлось нагонять плеская водой на чугунную дверцу топки, быстро остывавшую от воды, поэтому доведение до подходящей влажности заняло минут пятнадцать, и за это время, узнав от Петровича, что смену нательного белья привезут только через несколько дней, я по быстрому простирнул кальсоны с рубахой, планируя, что после помывки гимнастёрку с шароварами придется надеть на голое тело, но ничего, ночь как-нибудь переживу. Вопреки недоверчивому отношению Петровича, еловые веники показали себя с лучшей стороны — главное, не лупить со всей дури как берёзовым. Для большего кайфа мы, по русской традиции после парилки пару раз выбежали на улицу и повалялись в снегу. Так что, заканчивая помывку, мы со старшиной пришли к заключению, что несмотря на отсталость финнов в этом деле и отсутствие пива, банный вечер получился у нас превосходным. Санитары появились аккурат, когда мы закончили, но сразу мыться не пошли, так как была израсходована почти вся горячая вода. Вернувшись из бани, мы с Петровичем ударили по чаю с галетами, наслаждаясь мимолётным ощущением счастья под разговоры санитаров о собранных во время проверок бойцов новостях и сплетнях, среди которых, впрочем, не было ничего заслуживающего внимания. Через полчаса санитары пошли в баню, Петрович умотал по своим делам, а ну я занялся каской. Ещё в клубе реконструкторов мне приходилось примерять каску РККА, тип СШ-40, которая мало отличалась от имевшейся у меня СШ-39. Сейчас мне предстояло устранить проблему, заключающуюся в том, что крепления и подшлемник не рассчитаны на зимний период, то есть каска должна надеваться на голову без шапки. Однако в условиях карельской зимы гулять по лесу без теплого головного убора — натуральное безумие. Каска же крайне необходима в бою — от прямого попадания из винтовки или пулемета, она, конечно не убережёт, но от разлетающихся в разные стороны во время лесного боя щепок, осколков, пистолетных и автоматных пуль голову вполне может защитить, а это уже немало. Поэтому я до ужина возился с креплениями — убрал встроенный подшлемник, а ремни приспособил так, чтобы каску можно было закрепить как поверх буденовки, так и поверх моей кроличьей шапки.