Утро под мертвым небом

Я кивнула.

– Хорошо, как мне писать? Прости, чувак, я ухожу. Навеки… - закончила она драматически.

– О, дай сюда, - нетерпеливо сказала я и выхватила телефон из ее рук. Если мне нужно думать, о чем писать, то проще все сделать самой.

Я написала первое, пришедшее в голову:

«Плохие новости. Родители запрещают участвовать в шоу. Мне очень жаль. Я попытаюсь переубедить их, но ничего не обещаю. Мне очень жаль».

Я не сразу нажала «Отправить». Слова казались отговоркой. Но я нажала и отбросила телефон. Я закрыла глаза руками.

– Ох.

Я прождала несколько секунд, а потом нервно посмотрела на телефон. Он был без звука.

Ада проследила за моим взглядом и заглянула в телефон.

– Ничего, - сказала она и посмотрела на меня.
– Что тебя больше расстраивает? Потеря шоу или Декса?

Вопрос испугал меня. Он был очень точным.

– Ты теперь моя совесть?

– Раз прежней нет, я… - начала она с ухмылкой.

– Заткнись, - прервала ее я.

– Эй, - она ударила меня по ноге.
– Ты у меня в долгу, балда.

– Знаю, - я хотела избежать вопроса. И все же сказала.
– Оба варианта.

Это было правдой. Я боялась потерять шоу, потому что все происходило из-за меня. Это помогало мне жить, поддерживало уверенность, странное чувство важности, и я чувствовала, что мне это суждено. Я словно должна была делать это (делать хоть что-то) после лет поисков чего-то, в чем я буду чувствовать себя уверенно или даже лучше многих. Я не хотела уходить.

И Декс. Я не могла отпустить его. Не секрет, что он мне нравится, как бы я ни старалась погасить чувства или пытаться думать логически. Я любила его. Я толком его не знала, но любила то, что знала. Это сводило меня с ума, словно книга, которую не можешь перестать читать, чтобы узнать, чем все кончится, угадал ли ты. Мысль потерять его, хоть он был лишь напарником, причиняла боль. Серьезно. Чем больше я думала, тем сильнее сердце сжималось. Я прижала ладонь к груди, чтобы успокоить его.

В больших голубых глазах Ады была жалость. Она знала. Мне не нужно было ничего говорить. Нас окутала тишина, я затерялась в своих мыслях, а она - в своих.

– Все станет лучше, - сказала она вдруг.

Мне хотелось верить в это.

– Хорошо быть юной оптимисткой.

– Ты тоже молода.

– Но мне уже не пятнадцать. В пятнадцать я думала, что я непобедима. Не говорю, как потом все плохо обернулось, не о том речь.

Она промолчала и посмотрела на телефон. И нахмурилась. Я поняла, что пришел ответ.

Она дала мне телефон. Я не хотела смотреть. Я вернула телефон ей.

– Прочитай. Но не говори, что там, - сказала я.

Она читала. Я изучала ее лицо. Уголок ее рта дернулся. Плохо дело. Мне стало не по себе.

– Что там?
– спросила я.

– Ты просила не говорить!

– Все плохо, да? Он злится?

– Ох, похоже. Говорит: «Шутишь? Тебе пора повзрослеть и научиться управляться с родителями. Это смешно».

– Боже, - выдохнула я и забрала телефон. Она не врала и не приукрашивала.

– Ч-что мне казать? Он меня ненавидит, - выдавила последние слова я. Слезы грозили пролиться снова.

– А чего ты ожидала, Перри? Он… в чем-то прав.

Я посмотрела на нее, желая, чтобы ее лицо загорелось. Она вздрогнула, я видела такой взгляд у мамы. Злость и горечь, как раньше, поднялись к горлу. И это хотело вырваться и заполучить ее.

Я зажмурилась и попыталась успокоиться. Я была разбита. Было сложно управлять мыслями и не упускать реальность. Она была Адой, я знала ее. И Декс имел право злиться. Если он меня ненавидит, придется принять это. Я сама здесь виновата.

Во мне было столько стыда, что это пугало. Я словно снова падала в глубокую дыру. Кто вытащит меня в этот раз? Я не могла доверить это себе? Я была жалкой. Без работы. Без шоу. Без Декса.

– Ты в порядке?
– спросила Ада. Я поняла, что, раздумывая, сверлила дыры в плакате Зака Эфрона. Я не знала, сколько времени прошло, но костяшки пальцев посинели от того, как я сжимала телефон.

Я не была в порядке. Совсем. Мне нужно было или уснуть и оставить мир в стороне, или принять его и включить самую агрессивную музыку. Почти вся моя музыка была тяжелым металлом и злым роком, это не было проблемой. «Nine Inch Nails» как раз подойдут. И я разнесу на клочки спальню и пробью дыру в стене. Я так уже делала.

– Знаешь, что?
– она поднялась.
– Я заварю тебе чай. И мы подумаем, что делать дальше.

Я вяло кивнула и опустила голову на ее подушку.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ:

Звук дверного звонка проник в мои сны и разбудил. Что-то о воде, темноте и плаче ребенка. А потом фрагменты сна исчезли. Где я была? Я лениво посмотрела на край шелковой ленты, висящий из выдвижного ящика стола Ады. Она выиграла ленты несколько лет назад, когда была обещающей балериной. Я рассеянно отметила, что теперь она должна этого стесняться.

Я подняла голову выше и посмотрела на ее будильник. Восемь вечера. У кровати стояла полная чашка чая. Я, видимо, уснула, пока она делала мне чай.

Я услышала высокий смех и повернулась, увидела ее на подоконнике с телефоном. Она внимательно слушала и широко улыбалась, ее щеки порозовели. Я тут же поняла, что это парень.

Мой телефон лежал рядом со мной на кровати, и я все вспомнила. Ссору с родителями, слова Декса. Я разочарованно поняла, что это не сон. Я слишком устала эмоционально и физически, чтобы переживать из-за этого. Сердце и голова были тяжелыми, и даже думать о том, что изменилось, было сложно.

Но было и немного радости. Был один плюс во всем этом: мне не нужно было больше врать. Этот груз больше не висел на моих плечах.

Я поднялась на локтях и потерла виски. От дневного сна я всегда чувствовала себя хуже, чем перед таким сном, этот раз исключением не был.

– Да, все хорошо, - сказала Ада в телефон, ее голос был на пару октав выше обычного.
– Мне нужно оставаться дома. И родители никуда меня не выпустят, глупые.

Она рассмеялась и сказала:

– Ладно, красавчик, до завтра. Пока.

Она отложила телефон, глядя на него пару мгновений с глупой улыбкой на лице, а потом опустила его.

– Красавчик? Кто это был?
– хрипло спросила я, не желая вмешиваться, но чувствуя любопытство. Я знала, что Ада любвеобильна, но не слышала, чтобы она кого-то так называла.

Я ожидала, что она скажет, что это не мое дело, но вместо этого она подошла ко мне, вытянув мизинец.

– Клянешься не рассказывать маме с папой?

Я обхватила своим мизинцем ее мизинец и пообещала. Ада в этот раз звучала как та, на кого можно положиться.