Увечный бог. Том 1
Шрифт:
– Можешь сама набрасываться на них. А я не буду. И тебя остановлю. Даже не пытайся, Синн.
– Мы оба в этом деле, – сказала она. – Партнеры. Я просто к слову сказала. Вот почему убийца нас ненавидит. Никто не управляет нами, кроме нас самих. А взрослые терпеть такого не могут.
– Форкрул ассейлы. Геслер хочет соединить нашу армию с армией адъюнкта – он ведь это планирует, да?
– Откуда мне знать? Возможно.
– Значит, будем сражаться с форкрул ассейлами.
Она лукаво улыбнулась.
– Я им, как мухам, ноги пообрываю.
– Что
Синн закатила глаза.
– Ну опять. Меня уже тошнит от разговоров о ней.
– Она в Хрустальном городе. И ждет нас.
– Сумасшедшая она, вот что. Ты же почувствовал это, наверняка. Мы оба почувствовали. Нет, давай не будем про нее больше.
– Ты боишься ее, – сказал Свищ. – Потому что она, возможно, сильнее нас обоих.
– А ты не боишься? А должен бы.
– По ночам, – сказал Свищ, – мне снятся красные глаза. Открываются. Просто открываются, и все.
– Забудь про этот сон, – сказала она, глядя в сторону.
Он чувствовал все ее напряженные крепкие мышцы; и знал, что такого объятия он долго не выдержит. Она страшнее убийцы. Ты, в Хрустальном городе, ты боишься так же, как я?
– Дурацкий сон, – сказала Синн.
Настал полдень. Геслер объявил привал. Громадная колонна остановилась, и вперед вышли личинки – готовиться к кормлению. Морщась и выбираясь из чешуйчатого седла Ве’гата, с облегчением отметив, что бока зверя заживают, Смертный меч спрыгнул на землю.
– Ураган, давай ноги разомнем…
– Я сумею помочиться и без посторонней помощи.
– Да потом, идиот.
Разминая ноющую задницу, он покинул колонну, подчеркнуто не обращая внимания на слезающих на землю Синн и Свища. Каждое проклятое утро он надеялся, что они исчезнут. Он был не дурак и понимал, что не может ими управлять. Сжечь небесные крепости, как сосновые шишки, спаси Худ всех нас.
Появился Ураган и поплевал на руки – вроде как помыл.
– Этот драный убийца не собирается спускаться. Дурные вести?
– Он не стал бы мешкать, Ураган. Нет, он просто выражает свое мнение.
– Когда спустится, – прорычал Ураган, – мой кулак сообщит ему дурную весть.
Геслер рассмеялся.
– Да ты не дотянулся бы до его оскаленной морды даже с лестницы. Так что, ударишь его по коленке?
– А почему бы нет? Спорю, будет больно.
Геслер стянул шлем.
– Форкрул ассейлы, Ураган. Худова волосатая мошонка…
– Если она еще жива, она наверняка передумала. Кто знает, скольких съели на’руки? Насколько нам известно, Охотников за костями осталась лишь горстка.
– Сомневаюсь, – сказал Геслер. – Когда нужно, стоишь и терпишь. А потом рвешь задницу. Она не хотела этой битвы. Это они напали на нее. Она сделала бы что угодно, чтобы уберечь своих солдат. Наверное, было страшно, но все же не полное уничтожение.
– Как скажешь.
– Слушай, это боевое отступление, пока не появится возможность
драпать. Сужаешь фронт. Выставляешь тяжей стеной и отходишь, шаг за шагом, пока не настанет пора повернуться и бежать. А если летерийцы чего-то стоили, они приняли часть удара на себя. И в лучшем случае наши потери составили тысячу…– Именно тяжи и морпехи – сердце армии, Гес…
– Наберешь новых. Тысячу.
– А в худшем? Тяжей не осталось, морпехов не осталось, пехотинцы разбиты и разбежались как зайцы.
Геслер взглянул на Урагана.
– Я думал, тут я пессимист, а не ты.
– Скажи Матроне: пусть велит своему убийце спуститься.
– Скажу.
– Когда?
– Когда нужно будет.
Лицо Урагана побагровело.
– Ты все тот же Худом драный сержант, понял? Смертный меч? Скорее, Смертный зад! Боги, только подумать: сколько я выполнял твои приказы?
– Ну да, а кто же станет лучшим Кованым щитом, как не мужик с наковальней вместо башки?
Ураган фыркнул и сказал:
– Есть хочу.
– Ага, – сказал Геслер. – Пойдем поедим.
Они направились в зону кормления.
– А помнишь, когда мы были молодые – совсем юные? Тот утес…
– Не говори про этот проклятый утес, Ураган. До сих пор в кошмарах снится.
– Ты просто чувствуешь вину.
Геслер остановился.
– Вину? Дурак проклятый. Я там тебе жизнь спас!
– Только сначала чуть не убил! Если бы камень попал мне в голову…
– Так не попал же? Нет, только в плечо. Тюк, немного пыли, а потом я…
– Я про то, – прервал Ураган, – что мы тогда творили идиотские вещи. Могли бы извлечь уроки, только выяснилось, что мы ни хрена ничему не учимся.
– Не в том дело, – возразил Геслер. – Каждый раз мы проигрывали не случайно. Мы не годимся, вот что. Начинаем ссориться… ты начинаешь думать, а это хуже всего. Перестань думать, Ураган, – это приказ.
– Ты не можешь мне приказывать, я – Кованый щит, и если сочту нужным думать, то и буду.
Геслер пошел дальше.
– Тогда дай знать, когда начнешь. А пока перестань ныть по каждому поводу. Это утомляет.
– Утомляет то, как ты расхаживаешь, словно великий король вселенной.
– Только глянь: опять овсянка. Худов дух, Ураган, я уже набился под завязку, и стоит нажать на нос…
– Это не овсянка. Это плесень.
– Грибы, идиот.
– И какая разница? Знаю только, что личинки выращивают их в своих подмышках.
– Ну все, Ураган. Я говорил, чтоб ты перестал жаловаться.
– Ладно, как только придумаю причину перестать. Но мне же думать не положено? Ха!
Геслер нахмурился.
– Нижние боги, Ураган, я чувствую себя старым.
Рыжебородый подумал и кивнул.
– Точно. Просто жуть. Такое чувство, будто через месяц помру. Все болит, ноет и прочее. Я хочу женщину. Я хочу десять женщин. Сальцо и Бутыли – вот кто мне нужен; почему убийца не утащил их тоже? Я был бы счастлив.
– Так есть Калит, – сказал еле слышно Геслер.