Увечный бог

– Зверь, - отозвалась она, - умирающий от рук человека, остается невинным.

– Тогда как человек тот не смог бы похвалиться невинностью.

– Неужели?

Кальт Урманел склонил голову, искоса глядя на облаченную в меха женщину.
– Охотники находят оправдания.

– Им хватает нужды.

– А убийцам?

– Им тоже.

– Тогда все мы обречены на бесконечность преступлений, и это вечная наша участь. И это наш вечный дар оправдывать всё свершенное. "Однако это не дар". Скажи, Ном Кала, ты чувствуешь себя невинной?

– Ничего я не чувствую.

– Не верю.

– Я ничего не чувствую, потому что ничего не осталось.

– Ну хорошо. Теперь я тебе верю, Ном Кала.
– Он оглядел поле убийств.
– Я думал стоять здесь до тех пор, пока сами кости не пропадут в тощей почве, не скроются под кустами и травами. Пока не пропадут следы свершенного нами.
– Он помолчал.
– Я так хотел.

– Ты не отыщешь искупления, Кальт Урманел.

– Ах. Да, именно это слово я искал. Я его забыл.

– И снова забудешь.

– Пожалуй.

Они молчали до тех пор, пока солнце не скрылось, снова оставив небо Нефритовым Чужакам и разбитой луне, едва видневшейся над горизонтом. Наконец Кальт поднял оружие: - Чую кровь.

Ном Кала пошевелилась.
– Да, - сказала она.

– Бессмертная кровь. Не пролита, но ... скоро.

– Да.

– В миг убийства, - продолжал Кальт, - мир смеется.

– Твои мысли мрачны, - ответила Ном Кала, засунув обмотанную волосами дубинку в петлю за спиной. Потом она подобрала гарпуны.

– Неужели? Ном Кала, ты знала жизнь без войн? Я отвечу. Я прожил гораздо дольше тебя и ни разу не видел мира. Ни разу.

– Я знала мгновения мира, - сказала она, встав к нему лицом.
– Глупо ожидать большего, Кальт Урманел.

– Ты и сейчас ищешь такого мгновения?

Она не сразу ответила: - Может быть.

– Тогда я с тобой. Мы будем бродить в поисках мира. Этого единственного, самого драгоценного мгновения.

– Не привыкай к надежде.

– Нет, я привыкну к тебе, Ном Кала.

Она вздрогнула.
– Не делай так, - шепнула она.

– Я вижу, некогда ты была красива. А теперь, из-за стремлений пустого сердца, стала красивой вновь.

– Ты станешь терзать меня? Если так - не иди со мной, прошу.

– Я буду молчать, идя рядом, если ты не прикажешь иначе. Погляди на нас: мы остались вдвоем. Лишенные смерти, а значит, как никто приспособленные к поиску мгновения мира. Начнем?

Она молча зашагала.

Как и он.

***

"Помните, как танцевали на ветру цветы? Три женщины встали на колени в мягкую глину у потока, зачерпывая в ладони чистую воду и разбрызгивая ее на мягкие шкуры пран"агов, прежде чем связать. Миграция была в разгаре, бархат на рогах, и насекомые вились разноцветными облаками, порхали, словно радостные думы.

Солнце было теплым в тот день. Помните?

Гладкие камни вытащены из мешков, смеющиеся юнцы крутят их в руках, а кто-то раздает всем собравшимся в круг, на пир жареное мясо. День как день, обычные милые сцены.

И крик, донесшийся с края стоянки, никого не встревожил. Три чужака приближаются с юга.

Один из других кланов, знакомые лица. Улыбнись, встречая родичей...

Второй крик заставил всех вздрогнуть, как от озноба.

Я побежал с остальными. Я держал в руке лучшее копье; среди родных воинов я чувствовал себя смелым и не боялся опасности. Те, что пришли, не наши сородичи. Настоящие чужаки. Если нужно, мы изгоним их.

Тот миг... прошу, вспомните вместе со мной. Мы стоим в ряд, а они подошли на шесть шагов. Мы всматриваемся в лица.

Видим себя, но... нет. Небольшие отличия. Они выше и с более тонкими костями. Увешаны фетишами, ракушками и бусами из янтаря. Лица не наделены приятной округлостью лиц Имассов. Черты более резкие, вытянутые. Кадычные кости торчат из-под темных бород. Мы видели их оружие и были смущены. Мы видели изящную выделку их кож, мехов и штанов - и ощутили себя ничтожными.

Глаза их были наглыми. Цвета земли, не небес.

Трое жестами показали, что желают изгнать нас. Теперь это их охотничьи владения. А мы - захватчики. Помните, каково нам стало? Я глядел в их лица, в их глаза и видел истину.

Для высоких незнакомцев мы - ранаги, мы - бхедрины, мы - пран'аги.

Убив их, мы ничего не изменили. Кровь на оружии заставила колени подгибаться от ужаса. Прошу, умоляю - вспомните. Это был день, когда началось умирание мира. Нашего мира.

Расскажите, что помните ВЫ, стоявшие перед обрюзгшими дикарями с тупыми лицами, перед жалкими личностями с красными и белыми волосами. Расскажите, что ощутили, как вознегодовали, когда мы не стали прятаться, но с неистовством порубили вас.

Вы знали, что вернетесь - в количествах, не поддающихся воображению. Что будете гнать нас, охотиться на нас, вытеснять нас в холодные низины и горные пещеры над бурным морем. Пока мы не пропадем. А потом вы, разумеется, начнете гнать друг друга.

Если осмелитесь вспомнить, то, может быть, поймете. Я убийца детей - ваших детей. Нет, не надо ужаса! Ваши руки в крови МОИХ детей! Вы больше не можете убивать нас, но мы можем убивать вас - и будем. Мы клинок древней памяти. Памяти огня, памяти льда, памяти боли, причиненной нам вами. Я отвечу на каждое прегрешение. Я стану рукой вашего уничтожения. До последнего ребенка.

Я был Оносом Т'ооланом. Я был Имассом. Когда-то я смотрел на цветы, танцующие на ветру.