Uzbekiada

Сами улицы глумились над ним, каждый прохожий сверлил взглядом детское личико, ещё вчера бывшее мужественной физиономией, а дети показывали пальцем.

Обычно опрятного узбека, собственный внешний вид сейчас абсолютно не волновал. Он брёл домой, склонив голову к земле, тщетно пряча лицо за поднятым воротником безвозвратно испорченного пиджака. Мысли в голове метались подобно полоумной псине. Что скажут подчинённые на работе? Скорее всего весь отдел уже в курсе, и начальство тоже. В лучшем случае придётся перевестись в другой отдел или даже сменить место работы, в худшем вернуться в село. В село нельзя! Ни в коем случае! Сбежать оттуда было, как он считал, лучшим решением в жизни. А как же соседка, к которой он уже полгода пытался подкатить, по поводу и без повода оказывая разного рода услуги. Да что соседка, как жить-то теперь? Помнится, с месяц назад он видел листовку с рекламой курсов помощи жертвам каких-то насильственных действий, может стоит их посетить? В этих раздумьях узбек преодолел большую часть пути к дому.

– Вы только поглядите на него, совсем распоясались, поганцы! Растрёпанный весь и без бороды! Фу!
– Донеслось с другой стороны улицы.

Узбек бросил на крик полный растерянности взгляд. За исключением него и старушки с авоськой, набитой картошкой, на улице никого не было. Неужели эти слова произнёс этот божий одуванчик?

– Что вылупился, педик?
– Рявкнула бабулька, попыталась перейти дорогу, но безуспешно.

С противоположной стороны улицы посыпались проклятья и ругательства и он, решив, что уйти от конфликта лучший способ не привлекать к себе внимание, пошёл дальше. Он шёл вперёд, вопли старухи не умолкали. Пожилая женщина начала преследовать узбека. Глаза от обиды начали слезиться, пришлось прибавить ходу, старушка не отставала, изрыгая на свет неприятные сведения о его личной жизни. В поисках спасения он начал шарить глазами по улице, в двух сотнях метров находился перекрёсток с ожидающими разрешающего сигнала пешеходами, что узбека само собой не устраивало. Неумолимо приближаясь к позору, он наконец заметил подворотню. "Хорошо бы она не смогла перейти улицу", мелькнуло в голове и секунду спустя он юркнул в тень, сулившую успокоение.

А мусорный контейнер оказался неплохим укрытием. Не смотря на неприятный запах, за час, проведённый за контейнером, узбек привёл дыхание и мысли в норму, наметил маршрут передвижения, чтобы максимально быстро и максимально скрытно оказаться дома. Старуха умолкла больше получаса назад, и узбек решил выдвигаться пока не стемнело, иначе ночевать придётся за контейнером. В темноте он просто не сможет сделать шаг и не умереть от страха.

Выйдя из подворотни, узбек оглянулся, люди торопились кто куда, не забывая сверлить его взглядом. Немедля он выдвинулся к перекрёстку, погрузившись в мысли о перспективах и пережитом прошлой ночью. Сделав десяток шагов, он почувствовал удар в спину, узбек посмотрел под ноги, не поднимая головы обернулся и увидел картофелину средних размеров.

– "Не поднимай голову, не поднимай голову!" - Твердил узбек про себя, повернулся и пошёл дальше тут же, получив ещё один удар в спину.

Не обернуться было нельзя.

Она стояла в нескольких метрах, готовая ринуться в бой, доставала из авоськи очередную картофелину. Редкий оскал вселял в душу суеверный ужас, глаза видели перед собой не улицу, но поле боя. Солдат преисполненный решимостью покинуть окоп и всего через несколько секунд, ринуться к оборонительной линии противника, должен был выглядеть точно так же. Её величество Война, забыв о всех конфликтах в мире, явилась собственной персоной только для того, чтобы метнуть в узбека картофелину! И узбек побежал, как побежал бы любой. Бежал так как никогда в жизни, жалея, что не поступил также прошлой ночью. Морщинистый монстр поступил аналогично. Брызжа слюной, совмещая сокрушительные броски с матерной бранью отставать она не собирался. Гонка могла быть бесконечной, но узбек знал точно, старуха не сможет форсировать перекрёсток без посторонней помощи. Это поможет разорвать дистанцию и спастись.

Организм наконец вспомнил, что является мужским и выбросил в кровь адреналин, прибавив сил. Узбек преодолел расстояние до пересечения дорог словно олимпийский спринтер, благо прохожие в ужасе расступались в стороны, периферийное зрение затуманилось, превратив пространство в туннель...

Вступив на перекрёсток, он подумал: "Ещё чуть-чуть, несколько шагов и я спасён... Что за гудение справа?.."

Дальше последовала резкая боль, ослепительная вспышка, затем последовала тишина и свет погас.

***

Истеричная жертва ушла, инспектор устало откинулся в потрёпанном кожаном кресле. Кресло-легенда. За долгие годы это кресло пережило несколько владельцев, два дефолта и нападки бегемотоподобной уборщицы, когда та домогалась его нынешнего хозяина, если тот задерживался на работе. О каждом подобном случае инспектор вспоминал с содроганием и лёгкой иронией. Как и любой нормальный человек он недоумевал. Огромный город. Мегаполис. Сотни преступлений ежедневно, вон, какого-то бедолагу недавно нашли в одном из складов промзоны, изрезанным буквально на ленты. Но его, профессионала, переловившего половину действительно опасных личностей города, заставляли гоняться за мелкой шушерой. Это ранило самолюбие, заставляя сомневаться в компетентности начальства. Была конечно вероятность, что извращенец вместо бороды оттяпает своей будущей жертве голову, но скорее всего вероятностью такой расклад так и останется. Время шло, появлялись новые жертвы, а ничего так и не изменилось. Описать нападавшего жертвы не могли, не было и свидетелей. Всё, чем располагал инспектор, была физическая сила маньяка, да следы ног сорок-последнего размера.

– "Кстати, о следах. Неплохо бы осмотреть место преступления лично".
– Подумал инспектор.

Захватив со стола телефон и служебное удостоверение, он покинул кабинет.

Дорога до места происшествия заняла больше времени, чем он предполагал. Метро он не любил. Каждый раз спускаясь под землю, инспектор испытывал чувство дискомфорта и неумолимое предчувствие, что вот-вот начнётся ядерная война и придётся провести под толщей земли остаток жизни, выменивая боеприпасы на консервы в постоянном нытье о загубленном мире. Интуиция была неотъемлемой частью работы и провоцировать апокалипсис своими действиями он не хотел, потому передвигался исключительно на личном автомобиле, смирившись с тратами на ГСМ и бесконечными пробками. Вот и сейчас, благодаря дню "Идиота за рулём", спонтанному празднику, инспектор стоял в пробке. За прошедшие пару часов о чём он только не думал. О работе, долгах, о семье. Семья была вне конкуренции. Ни что не могло заставить инспектора пренебречь священным институтом семьи. И поэтому он всегда тщательно ограждал домочадцев от дел служебных. Он уже хотел было прокрутить в голове длинную вереницу позитивных моментов за семнадцать лет брака, но река стали, стекла и резины по закону подлости продолжила движение по руслу из кирпича и бетона.

Как и предполагалось, на месте преступление ничего нового обнаружить не удалось. Только следы ботинок, да всякий мелкий мусор. В таких местах обычно становятся жертвой насилия в задницу или грабежа. Но вот удача, недалеко находилась лавка и вполне вероятно, что в неблагоприятном районе была оборудована камерами слежения.

Лавка как лавка. Зарешёченные окна, массивная дверь. Над входной дверью красовалась монументальная вывеска, золотыми буквами на траурно-чёрном фоне сообщавшая о кошерности продаваемого товара. Только евреев ему и не хватало. Предвкушая встречу со стереотипным, картавым носителем пейсов инспектор зашёл в лавку.

Хозяин лавки не оправдал возложенных на него надежд. Круглолицый и упитанный человек славянской внешности, смотрел на инспектора с щенячьей преданностью, усиленно потея.

– Я уже всё рассказал констеблю.
– Затараторил пухлик.
– Даже в протоколе расписался! Да!

– Скажите, а почему у вас нет камер наружного наблюдения? Ведь не будете вы утверждать, что в лавку ни разу не пытались забраться?

– Так и есть.
– Виновато согласился лавочник.
– Камеры были, но их пришлось убрать.

– Позвольте полюбопытствовать почему?

– Я не знаю, как объяснить... Здесь недалеко заведение. Для этих... Меньшинств.
– Багровея признался пухлик.

– И?

– И я потерял веру в человечество.

Лицо лавочника приняло выражение, которое можно трактовать только как скорбь.

Инспектор, глядя на поникшего свидетеля уже начинал его жалеть. Он и сам за свою долгую службу видел много мерзостей, но такого... Встряхнув головой и прогнав внезапно нахлынувшие образы, он продолжил:

– Ладно, предположим вы ничего не видели, но, может быть, слышали? А может почувствовали что-то неладное? Или даже...
– Инспектор сделал зловещую паузу.
– ...нелепое?

Пухлик на мгновение задумался и заметно оживился.

– Да! Когда я открывал лавку у порога во что-то вляпался, а потом оно подало голос и это оказался человек.

Глаза инспектора пылали энтузиазмом. Дело кажется сдвигается с мёртвой точки. Появился свидетель.

– Замечательно!
– Пылко сказал он.
– Сейчас вы мне его опишите!