Ужасный век. Том I

Только теперь на лицо Геллы удачно упал свет, и Мартин различил цвет её глаз. Ух ты… В каждом пополам плескалось голубое и янтарное. Юноша читал или слышал от кого-то, что бывают люди с такими странными, двухцветными глазами. Но сам никогда не видел подобного.

— Что ж, милорды: ужинайте, пейте — всё здесь к вашим услугам. А я должна закончить небольшую работу. Если развлечёте меня приятной беседой, это будет чудесно.

Она развернулась и шагнула в угол комнаты. Мартин проследил за Геллой, и то же самое сделал сир Гордон. Это навело сквайра на крамольную мысль: если паладины действительно чтут свои обеты абсолютно строго, то вот рыцари Перекрёстка отнюдь не столь непогрешимы.

Гелла, впрочем, мысли занимала в куда большей степени. Её грубо скроенное платье не могло выгодно подчёркивать достоинства фигуры — но когда при ходьбе оно вдруг ложилось удачным образом, линии вычерчивались самые прекрасные. Остальное легко дорисовывало воображение.

Занятием хозяйки оказалась стоящая в углу прялка. Гелла весьма грациозно уселась за неё — вполоборота к мужчинам, и взяла в руки тёмную кудель. Вскоре колесо завращалось, послышался мерный стук. На стене закрутилась тень обода и спиц.

— Что же вы прядёте? — поинтересовался сир Гордон.

Взгляд из-под густых ресниц блеснул нескромно. Кажется, Гордон хозяйке понравился.

— Чего только не прядут… Ну знаете: кто прядёт лён, кто шерсть, кто пеньку. Кто любовь, кто веру, кто войну. Каждый прядёт своё, вот и я тоже: что захочу, то спряду. На то я и мастерица, верно?..

— А какого гостя вы ждёте, позвольте узнать? — Вермилий прервал любезности между хозяйкой и рыцарем.

Паладину женщина отвечала, уже не отрывая глаз от вытягиваемой длинными пальцами нити.

— Важный гость. Знатный, влиятельный.

Ах, ну теперь понятно. Гелла вполне могла быть любовницей какого-то благородного человека. А если они хранят отношения в тайне, то и место для встречи самое подходящее. Всё сходится.

— Такой важный гость придёт сюда… — паладин обвёл скромную обстановку критическим взглядом.

— Ха… Да куда же он от меня денется? Кто ко мне не придёт, если позову?..

Что правда — то правда. Куда там: «придёт»! Прискачет, причём без лошади. Лихим галопом… В этом Мартин нисколько не сомневался.

— Надеюсь, мы не встретим здесь самого барона. Вот неудобная была бы ситуация!

Гордон имел в виду Клемента Гаскойна, лорда Вудленда. Вермилий гневно зыркнул на рыцаря. Не полагалось так шутить о местном господине.

— Барона? Ну почему же сразу барона… Да и вообще, сир: пустые слова эти титулы. Где говорят «барон», где «князь»… Не в том ведь суть. Мы — не суть наши титулы. Рыцари духовных орденов, отказавшиеся от всех владений и прав, должны понимать это прекрасно. Но позвольте сменить тему. Скучающей женщине очень любопытно послушать: что делали трое прекрасных рыцарей в Лостере? Тревожные вести я слышала об этой деревне…

— И вести были правдивы… — протянул сир Гордон.

Сир Брюс по-прежнему молчал, лишь настороженно осматриваясь. Вермилий продолжил:

— Прискорбно, но правдиво. Мало этому несчастному краю набегов гвендлов из Восточного Леса, а также расплодившихся из-за них языческих мерзостей да деревенских погромов, что случились в последнее время… Подлому люду только дай понюхать крови! Одним словом, из Лостера пошли тревожные слухи, что вы и сами знаете. Мы поспешили туда, чтобы хоть в этот раз обошлось без резни.

Гелла отвлеклась от пряжи. Её прекрасное лицо сделалось обеспокоенным.

— И что же, обошлось?

— Мы сожгли ведьму, прими Творец Небесный её заблудшую душу. И народ успокоился.

— Ведьму?..

По лицу Геллы могло показаться, будто она никогда не слышала ни о ведьмах, ни о борьбе, ведомой Церковью с ними. Почти искреннее удивление.

— Да, женщину… девицу, если точнее. Которую обвиняли в колдовстве и сношениях с Нечистым, а также мракобесном лесном язычестве. Девица, мир праху её, была из крещёных гвендлов: потому и сбилась с пути Творца Небесного, смею полагать. Свидетельств против неё имелось множество. Собралась толпа из окрестных деревень, а местные были против суда. Не прибудь мы, окончилось бы скверно.

Гелла сокрушённо качнула головой. Мартин, уже немного опьяневший, полюбовался плавным движением чёрных прядей.

— Но ведь и кончилось скверно, раз сожгли бедняжку.

Сочувствие к обвинённой в колдовстве вызвало у паладина раздражение, которое он не скрыл.

— Свидетельства были убедительны. А я, грамотой и благословением архиепископа, наделён правом вершить суд по подобным делам в землях Гаскойнов… поскольку не секрет, что сам барон с разгулом мракобесия не справляется. Девицу сожгли, все успокоились: крови не пролилось. В том состоит моя миссия здесь. Я думал, это давно известно каждому.

Женщина или не заметила, что Вермилий разозлился, или умело сделала такой вид. Она ловко скручивала нить из кудели.

— Конечно известно. Даже мне, хоть я редко бываю в деревнях. И всё-таки: ведьма… множество свидетельств… что же она делала? Не подумайте, будто я смеюсь над миссией Церкви. Но девица что, летала на метле? Превратила кого-то в лягушку? Может быть, у неё молоко соседской коровы лилось с топора? Она похищала и ела детей? Ну, что там ещё ведьмы в сказках делают…

— Простонародные сказки меня не интересуют. Воля Творца Небесного и наставления святой Церкви велят искоренять всякие сношения с Нечистым, равно как язычество и ересь. А эту ведьму окрестные жители уличили во множестве случаев приворота.

— Приворота?..

Гелла остановила прялку.

— Приворота… ха. Если девица была молода и хороша собой, то помилуйте, сир: при чём же тут Нечистый? Тем паче — взыскательностью деревенское мужичьё не отличается. Да в Лостере половине и кобыла — невеста! Такое колдовство, знаете ли…

Женщина отложила кудель и забросила руки за голову, отчего её солидная грудь приподнялась. Весьма бесстыдный жест: взгляд Мартина оказался прикован намертво.

— …вот оно, всё приворотное колдовство. Какое-никакое водится у любой женщины. Знаете, сир: ваш милый мальчик так на меня смотрит! Вот я могу, например…

Прежде, чем паладин успел возразить, женщина дёрнула завязку под шеей и отодвинула край платья, обнажив плечо.

— …и даже ваши смиренные братья не останутся равнодушными. Ничего не скажешь: велика ворожба! Если любая, кого кто-то захотел, ворожит — это скольких нужно сжечь? И прежде прочих — каждую вторую придворную даму. А свидетельствуют против таких, хм… «ведьм» те, кому они не достались. А также ревнивые жёны: жирные и уродливые.

Паладина Вермилия всё это не впечатлило.

— Не стоит вам искушать моих братьев.