Ужасный век. Том I

— Мне бы вашу уверенность, барон. Теперь и я видел нечто, о чём предпочёл бы забыть.

Барон хмыкнул в густую бороду — скорее горестно, чем саркастически. Хотя не поймёшь.

— Выходит, магистр, хоть какой-то прок от череды печальных событий. В том, как горят ведьмы, вы явно разбираетесь лучше моего: насколько могу судить, ранее пламя им шансов не оставляло? Но я и правда желал бы оставить этот вопрос вам. Каждому своё.

Конечно: пламя раньше действовало точно так, как положено пламени. Да и кулаки Винслоу ещё как сработали на лице Геллы, это Тиберий видел своими глазами. Но другие ведьмы — если ещё оставался смысл называть их так, не забирались в потаённые уголки души паладина. Не извлекали оттуда болезненных воспоминаний.

Да, опять сомнения. И опять мысли о прошлом. Временами магистр презирал себя за это горькое несоответствие: он считался образцом рыцарства и примером чистоты веры, но то всё внешне. А на деле-то в броне хватает слабых мест… глупо этого не признавать. Иной раз Тиберий готов был всерьёз задать себе вопрос: подходит ли он на должность магистра? Лишь абсолютные доверие и покорность высшему духовенству Стирлинга не позволяли о том по-настоящему задуматься.

Архиепископу виднее, несомненно. Как и Корнелию, и прочим иерархам. Грешно сомневаться в их решениях.

— И тем не менее, магистр… — лорд Клемент заговорил очень вовремя. — Позволю себе напомнить: судьба паладина Вермилия выяснилась. Что вы намерены предпринять в связи с этим?

Наконец-то вопрос, ответить на который очень легко. Тиберий успел от таких поотвыкнуть.

— Доставлю шлем паладина Вермилия в столицу: мой долг сделать это лично. Расскажу обо всём случившемся архиепископу, моим братьям по ордену и Конгрегации чистоты веры. И тогда, барон, в Кортланке будут приняты решения. О том, как понимать произошедшее в этой деревне. О том, какие действия предпринять относительно убийц Вермилия.

Да: Тиберий слабо верил, что Вермилий пал от рук гвендлов. Слишком гладкая история со шлемом, очевидные сомнения в словах Мартина. Но и слова ведьмы в столице пересказывать не станешь. По сути паладин добился в расследовании чего-то — и не добился ничего. Он пока даже не знал, что именно доложит иерархам, как всё это преподнесёт.

— Убийцы рыцарей Церкви мертвы. — заметил барон.

— Убит тот, кто носил шлем паладина. А никаких подробностей мы не узнали. Станем ли далее разыскивать тех, кто способен пролить свет на случившееся, и достаточным ли ответом является разгром отряда Даглуса… это серьёзные вопросы. К тому же погибшие здесь братья Перекрёстка — тоже воцерковленные люди. Хотя, конечно, не паладины: это не моя забота. У их ордена свой магистр, ему и разбираться.

Барон помрачнел. Он наверняка ожидал, что рыцари теперь покинут Вудленд. И они, конечно, действительно должны были так поступить — но, вполне возможно, чтобы вскоре вернуться. Это решать не Тиберию, однако трудно представить, что один только шлем ответит на все вопросы иерархов.

— Что же, магистр… Если командиры ордена Перекрёстка будут иметь ко мне какие-то вопросы, я отвечу. По крайней мере, этот орден не имеет бумаг, позволяющих начинать атаку на моей земле, когда ведутся переговоры с противником. Ещё раз подчеркну, что это весьма вопиющий случай.

— И я уже принёс за него извинения.

— И я их принял. Просто выражаю надежду, что подобное никогда больше не повторится. Моё мнение по этому поводу услышите не только вы — но и, уж будьте уверены, сам король. А что до поисков людей, знающих о смерти Вермилия больше… даже если таковые существуют, где вы собираетесь их искать? Идти за ними в Восточный Лес?

Паладин мог ответить на это лишь одно — иначе не был бы паладином.

— Если Церковь прикажет, то хоть в Преисподнюю.

Лицо Клемента Гаскойна приобрело сначала изумлённое, затем даже возмущённое выражение. Он дважды хотел что-то сказать, но произнёс лишь на третий раз, хорошо подумав:

— Я-то бывал в Восточном Лесу. Хочу, чтобы вы понимали: лучше уж в Преисподнюю. Там хотя бы знаешь, чего ожидать.

Тиберий гордо задрал голову, выпрямился в седле, положил ладонь на рукоятку меча.

— Я ничего не боюсь, барон. Смерть за веру — венец моих обетов.

Если вести речь о бое, об искоренении врагов Церкви огнём и мечом, то слова насчёт бесстрашия были абсолютно правдивы. Если же говорить об иных страхах — всё становилось сложнее, это ведьма показала наглядно. Но барону знать о подобном не стоит. Как и архиепископу.

Даже допустив мысль о своей негодности к роли магистра, в одном Тиберий не сомневался: уж яркий символ, воодушевляющий каждого рыцаря пример из него получается точно. А это, быть может, даже важнее.

Барон молчал долго, даже слишком долго. Затем толкнул коня в бок: лошадь послушно пришла в движение, и последние слова Клемент Гаскойн произнёс за миг до того, как развернулся.

— Храни вас Творец Небесный. Храни он нас всех.

Глава 14

Крупный мужчина с мясистым носом выглядел угрюмо — но беспокойство его казалось вполне искренним. Явно из тех людей, за суровой и неприятной внешностью которых скрывается добрая душа.

— Полезай-ка в телегу, парень: дело-то к ночи, а места тут нынче неспокойные. Целее будешь-то.

Здоровяк средних лет явно происходил из крещёных гвендлов. Его волосы поредели, были сильно засалены, но цвет и в темноте ни с чем не спутаешь. Медовый оттенок выдавал древний народ практически всегда — наряду с говором и некоторыми чертами лиц.

Телега была крепкая и совсем новая. Может, немного великовата для одной лошади, однако запрягли в неё очень крепкого гнедого мерина. Хозяин повозки носил хороший дорожный плащ. Безусловно, это был простолюдин — но явно не самый бедный в Вудленде.

— Повезло тебе, парень, что меня-то встретил: нынче прирежут и имени не спросят. Да ты не боись. Я-то не обижу. Я нормальный человек-то.

Мартин не боялся. Более того: он знал, что встреча вышла отнюдь не случайная. Сквайру было точно известно, куда идти и к которому часу. Он многое теперь знал наперёд, сам не понимая, откуда.

На облучке телеги устроиться оказалось неудобно: тут поместились бы двое обычных мужчин, но гвендл был слишком велик. Так что Мартин Мик забрался в кузов.

— Гевин меня зовут-то. Я купец-бакалейщик.

— Купец… — задумчиво произнёс мальчишка, пока витающий в собственных мыслях.

— Бакалейщик.

Гевин свистнул лошади, взмахнул вожжами. Телега тяжело тронулась, переваливаясь по кочкам.

— Тебя-то как звать, ну?

— Мартин.

— Мартин. А ты на местного-то не похож. В смысле, не с деревни какой. Чьих будешь-то?