Ужин с соблазнителем
Шрифт:
— Все, что угодно… — Василий озорно стрельнул глазами в мою сторону и даже подмигнул мне. — Я монах по необходимости, а не по призванию. К тому же у меня нет никаких комплексов.
У меня руки чесались заехать Василию по морде. Я с трудом сдержала себя. Между тем Боб повел себя более чем странно.
— Хорошо, — сказал он. — Пошли со мной в дом. Тут есть одно дело. Лора, может, сваришь нам кофе?
Они появились на кухне минут через пятнадцать.
— Василий поможет мне сколачивать рамы. У меня в спальне просела дверь. Этот Михаил такой лодырь, — говорил он, не глядя в мою сторону.
Я обратила внимание, что Боб возбужден. В тот
— Знаешь, у них там святостью и не пахнет, — говорил Боб, когда мы не спеша обедали на кухне. День выдался очень жарким, к тому же я, очевидно, перегрелась на солнце. Словом, и аппетит, и тонус были у меня на нуле.
— Этот парнишка напоминает мне паршивую овцу. Я бы не стала судить по нему обо всем стаде.
Боб усмехнулся и, как мне показалось, презрительно скривил губы.
— А у меня, признаться, возникло подозрение, что вы с ним ломаете комедию.
— То есть?
— Нашли общий язык и, разумеется, общие интересы, однако при мне считаете нужным соблюдать правила бонтона.
— Хорошенького же ты обо мне мнения, — вяло удивилась я. И тем не менее поняла, что нахожусь на грани слез.
— Ты оказалась куда сообразительней, чем я мог предположить. Кстати, со мной вовсе не обязательно играть в прятки. Мне кажется, компашка подбирается ничего себе, верно?
— В смысле?
— Не прикидывайся белой вороной, Чайка. Здоровый свинг раскрепощает не только тело, но и душу тоже.
— Как у тебя поворачивается язык предлагать мне такие гадости!
Я вскочила, опрокинув стул. И едва удержалась на ногах — вдруг поплыло перед глазами. Боб успел подхватить меня на руки. Помню, я заехала ему со всей силы по щеке, потом стала колотить его пятками.
Я пришла в себя в комнате Боба. За окном смеркалось. У меня болела голова и ныло все тело. Я безошибочно поняла, что заработала солнечный удар.
Я попыталась встать, но меня затошнило, и я снова завалилась на подушку. На тумбочке возле кровати стояла бутылка с минеральной водой. Она показалась мне подарком от самого Господа.
Я снова забылась в бредовом сне и проснулась уже глубокой ночью — поняла это по ковшу Большой Медведицы, который был почти в зените. Мне заметно полегчало. Я дошла до двери, лишь слегка пошатываясь, вышла в коридор. У меня не было никаких желаний — просто надоело лежать. Я свернула направо, намереваясь выйти на круглый балкон, — оттуда открывался замечательный вид на три части света, кроме севера. На балкон можно было попасть через столовую, которую Боб превратил в студию.
Стеклянная двустворчатая дверь оказалась закрытой. Это меня удивило — насколько мне было известно, Боб всегда держал ее нараспашку, поскольку не любил запаха красок и скипидара. Разумеется, меня это не остановило. Я уже стояла на пороге балкона, когда откуда-то из темноты меня окликнул Боб:
— Я здесь. Умница, что пришла. — Он подошел, обнял меня, прижался к моей спине. — Как ты себя чувствуешь, малышка?
Меня вдруг потянуло к нему почти безудержно. В ту ночь, подозреваю, у меня была высокая температура, а это состояние, как известно, своей безответственностью смахивает на сильное опьянение. Хоть я и далека от того, чтоб перед кем-то оправдываться. Боб одним рывком сорвал с моих плеч халат и оголил меня до пояса. Я поежилась. Ночь была ветреной и довольно прохладной.
— Какая ты красивая! — Он щелкнул зажигалкой и протянул мне тонкую длинную свечку с мечущимся огоньком. —
Грешница, которая не собирается каяться. — Он поднес зажигалку к моим глазам. — У тебя внутри бушуют страсти. Дай им выход.Он сдернул с меня халат и отошел на полшага. Потом опустился передо мной на колени и крепко прижался головой к моему животу. Он ласкал меня всеми возможными способами, умело ведя к вершинам наслаждения. Когда я оказалась на грани помешательства, схватил на руки и бросил на диван. Мне казалось, у него не две, а по крайней мере десять рук — они успевали везде и делали именно так, как мне хотелось. Я кусала от наслаждения губы, забыв обо всем на свете. Если экстаз — изобретение дьявола, то, похоже, он башковитый парень.
Я проснулась одна посреди дивана. Скомканные простыни валялись на полу. В балконную дверь жарко дышал знойный полдень.
Я долго плавала, пытаясь собрать из кусочков то, что совсем недавно можно было хотя бы с натяжкой назвать одним целым. Это оказалось бессмысленным занятием. Я наконец легла на спину и отдалась течению. Надо мной хищно попискивали большие жирные чайки.
Я слышала, как звонил колокол в монастыре на том берегу. Поверхность воды усиливала звук, делая его более густым и материальным. Я завидовала монахам и одновременно жалела их. Это раздвоение сознания мучило меня, как зубная боль.
Потом я с жадностью выпила целую бутылку пива прямо из холодильника, и мне стало полегче морально. Собственно говоря, дело было в том, что благодаря пивному Бахусу я поняла, что человек не способен противостоять греху, как бы он ни хотел это сделать.
Потом я покормила собак и пошла в свою келью во флигеле, намереваясь переодеться в сухое. Я с порога увидела Василия — он лежал на моей кровати в чем мама родила, широко раскинув ноги, и нагло улыбался мне.
Я опешила на какую-то долю секунды. Схватила со стола тяжелую стеклянную пепельницу и швырнула ею в Василия. У него реакция обезьяны — поймал пепельницу одной рукой.
— Психопатка. — Его улыбка стала еще наглей. — Все похотливые бабы психопатки. Ты еще та штучка в постели.
— Убирайся! — взвизгнула я и затопала ногами. — Я убью тебя!
— Ну, ну, не так громко. Что это на тебя накатило? — Василий и не думал вставать. — Иди, малышка, я успокою тебя.
— Я сейчас позову мужа!
— Он не услышит, твой муж. Я сам полчаса назад перевез его на тот берег. Видишь, какая у меня широкая душа? А все потому, что я вне конкуренции.
Он сел и стал теребить свой член. Он у него был отвратительно большого размера.
— Я расскажу отцу Афанасию. Тебя выгонят из монастыря, — со злорадством пообещала я.
— Ты этого не сделаешь, малышка. Да и зачем тебе это? Подлость красивую девочку украшает не больше, чем фригидность. Иди же наконец сюда — разве не видишь, что он совсем готов?
Я выскочила во двор и со всех ног бросилась вниз, к реке. Меня душили слезы гнева. К тому же я чувствовала себя полнейшим ничтожеством. Клянусь, со мной еще никто не обращался подобным образом.
Я переплыла на другую сторону и в изнеможении упала в траву. Мне казалось, я недостойна дышать этим чистым воздухом, видеть над собой безоблачно голубое небо. Словом, в ту минуту мне совсем не хотелось жить. Прошло какое-то время — может, десять минут, а, возможно, целый час. Я услыхала всплеск воды и подняла голову. Кто-то плыл от берега крупными саженками. Это был мужчина. Он зашел выше по течению, и его уже успело сильно снести.