Узкие улочки жизни

— Разумеется, вам лучше сейчас отправиться домой, моя дорогая! Я сама подвезу вас на машине, только закончу дела. Дайте мне несколько минут, а пока умойте лицо и непременно холодной водой!

— Да, конечно…

Агата выбралась в коридор, слегка покачиваясь, но я не сомневался, что она доберется до туалетной комнаты, поскольку мысли девушки были по механически, почти предельно четки.

«Умыться. Холодная вода. Ужин. Домой. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо…»

Спокойствие. Умиротворенность. Целеустремленность. И никаких следов шока.

***

— Вы ничего не хотите нам сказать? — Ласково спросила фроляйн Штерн, скрестив руки на груди.

— Сказать? Что я должен сказать? — Герр Бломберг постарался выказать недоумение пополам с негодованием.

— Я говорила не о долге, а желании, но… Вы только что сами признали серьезность ситуации.

— Какой еще ситуации?

Анна скучно зевнула и склонила голову набок.

— Что произошло между вами и девушкой несколько минут назад?

— Ничего не произошло! Мы… разговаривали. Обсуждали экскурсионную программу.

— Тогда почему школьница находилась в ваших объятиях?

— Она… Ее… Ей просто стало нехорошо! — выкрутился герр Бломберг. — У нее закружилась голова, и я, чтобы девица не упала…

— Схватили ее за грудь, — резюмировала блондинка. — А бусы порвали, видимо, чтобы облегчить дыхание?

— Да, да, конечно!

— Тогда, в самом деле, не случилось ничего предосудительного. Вы считаете иначе?

Вопрос, обращенный ко мне, был задан с искренним интересом, хотя я, после удачной попытки сластолюбца оправдаться, используя подсказанный вариант, ожидал насмешливого упрека в стиле «у вас слишком богатое воображение».

— Да.

— И как, на ваш взгляд, все происходило?

Не люблю чувствовать себя клоуном на арене, но избегать ответа не буду:

— Очень просто. Этому господину понравилась юная школьница. Понравилась до такой степени, что он не смог подавить свою похоть и пытался принудить девушку к интимной близости. Уверен, фроляйн Кёне расскажет то же самое, когда придет в себя.

— Какая чушь! — взвился герр Бломберг, изображая оскорбленную невинность.

— Неужели? Тогда почему вы так сильно взволнованы?

— Это ваши личные домыслы!

И ведь он прав, черт меня подери. Свидетельствовать против него я не могу. Запрещено законом. Особенно если учесть мои приятельские отношения с семьей Кёне. Но главная проблема вовсе не в самонадеянном надутом индюке, уверенном в собственной безнаказанности. Нет, проблема стоит между мной и герром Бломбергом, сосредоточенно щуря голубые глаза.

— Девушка ничего не расскажет.

Я вздрогнул, уколотый отрешенным спокойствием голоса Анны.

— Конечно. Сейчас она в шоке, но чуть позже, когда…

— Она в полном порядке, и через пять минут вы сами это поймете.

Да знаю я, что Агата уже выходя в коридор, была в нормальном психологическом тонусе! Знаю. Но из каких источников черпает свою непоколебимость фроляйн Штерн? Она ведь сыграла против меня в этой партии. Приняла сторону насильника, поддержала, помогла выкрутиться… Почему?

Но я не успел окончательно и бесповоротно разозлиться на вероломную красавицу, потому что блондинка повернулась к герру Бломбергу, с прежним спокойствием повторив:

— Девушка ничего не расскажет.

Затем, после непродолжительной паузы тембр голоса Анны понизился, и если возможно говорить, делая нажим не на отдельное слово в предложении, а на каждую букву каждого слова, то следующая фраза прозвучала именно так:

— Потому что ничего не было.

Мужчина, словно завороженный чем-то в лице фроляйн Штерн, сглотнул и послушно кивнул.

— Ничего не было. Согласны?

«Согласиться. Забыть. Забыть, как страшный сон. Что я должен забыть? Что-то неприятное? Что-то опасное? Я и так ничего не помню…»

— Ничего не было, конечно, ничего не было! А в чем, собственно, дело? На чем мы остановились?

— Вы рассказывали о вашей замечательной инициативе организовать для школы Святой Марии обширную экскурсионную программу. Если не ошибаюсь, программа еще не утверждена, оговорен только размер скидки.

Герр Бломберг рассеянно переспросил:

— Скидки? И какой процент она составляет?

— Ровно сто процентов.

— Но позвольте, это же…

— Это жест поистине великодушного и необычайно щедрого человека! И для первого этапа в соревновании за звание «Благотворителя года» — великолепный зачин. Надеюсь, вы продолжите в том же духе?

«Продолжить? Да, конечно… Нельзя не продолжить. „Благотворитель года“… Я ведь очень щедрый, это правда. Щедрый и великодушный…»

Анна приподняла край рукава и посмотрела на серебристый циферблат изящных часов:

— Всех приглашают к торжественному ужину. Поторопитесь, а то не успеете на первый тост!

— Да-да, уже бегу! А вы разве не…

— У меня есть неотложные дела. До встречи на следующем собрании, герр.

— Непременно, фроляйн, непременно!

Он с явным удовольствием припал к вежливо протянутой руке, но принимая в расчет мое присутствие, не стал задерживаться дольше времени, необходимого для официального поцелуя, а выходя, скабрезно улыбнулся и предупредительно прикрыл за собой дверь.

— Вы хотите что-то спросить… Джек?

Забавно. В этот раз мое имя прозвучало совершенно иначе. Надо же, мы, оказывается, умеем разговаривать без расстановки странных акцентов.

— Не знаю… Анна.

— Хотите, я вижу. И не столько спросить, сколько обвинить. Угадала?

М-да, скрыть разочарование мне не удалось. Но почему я об этом не жалею?

— Я бы не был столь категоричен в оценках.

Она усмехнулась:

— Да, разумеется. Вежливость, рамки приличий, обходительность… Виляние хвостом в тот момент, когда следует показывать зубы, вот как это называется. Вы всегда отступаете?

— А вы всегда идете напролом?

— Мне просто некуда отступить.

Снова вызов, граничащий с откровенным приглашением. Не столь сильный, как раньше, но пожалуй, более тонкий и проникновенный. Нужно срочно отвлечься. Хоть на что-нибудь!

— Но позади вас вполне достаточно места.

Целых шесть квадратных метров ковра, если не больше. Линии геометрического узора, сливочно-белые на верблюжье-желтом фоне, поблескивающие… Горошинами рассыпанных жемчужин. Вот и удобный повод!

Сажусь на корточки и начинаю собирать перламутровые шарики, для устойчивости упираясь в ковер коленом, но выгадываю только считанные мгновения передышки, потому что Анна опускается на густой ворс рядом со мной, и неожиданно обнаружившийся в юбке боковой разрез раскрывается, как лепестки, обнажая упругое бедро.