Узкие улочки жизни

— Со своим молодым человеком? — На меня оценивающе посмотрели поверх очков с дымчатыми стеклами.

— Нет, это друг моего старшего брата, он для меня кто-то вроде дяди.

Ну вот, стоит в одной точке пространства появиться более чем одной представительнице женского рода, начинаются углубления в ненужные подробности. Какое может быть дело парикмахерше до связывающих меня и Агату отношений? Никакого, кроме беспричинного, но от того ничуть не менее сильного любопытства.

— Я бы тоже с удовольствием обзавелась таким симпатичным дядей. Не подскажешь, где их можно отыскать?

И ведь она даже не улыбнулась, оставшись предельно серьезной. Но значит ли это, что меня считают привлекательным? Ерунда какая-то. Я самый обычный, а сейчас еще и заморенный многочасовым бдением за монитором.

— Я спрошу потом у Гельми… Или сами спросите: могу дать номер его телефона.

— Телефона дяди?

— Нет, моего брата. Но и номер дяди Джека тоже могу дать, если это необходимо.

Вот чертовка! И как женщины ухитряются так быстро договариваться между собой, если речь заходит об охоте на мужчин?

— Спасибо за щедрое предложение, я подумаю. У меня ведь еще уйма времени на раздумья, в том числе и над вашей милой головкой!

Мастер повернулась к девушке, оставляя мне возможность рассматривать только худощавую спину под пепельно-розовой блузкой и скрученные в гладкий клубок волосы на затылке. И это в тот момент, когда в серьезном голосе вроде бы начали прорезаться смешливые нотки! Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось увидеть, как улыбается эта женщина. Захотелось настолько нестерпимо, что я, пожалуй, позволил бы им с Агатой продолжать рискованно шутить на мой счет.

— Вы будете ждать здесь? — спросила белокурая девица, выполнявшая, по всей видимости, обязанности администратора салона.

— Да, если можно.

— Разумеется! Располагайтесь, к вашим услугам телевизор и журналы, надеюсь, вы найдете среди них те, которые будут вам интересны.

Я с сомнением покосился на красочный глянцевый ворох, и администратор поспешила рассеять мои сомнения:

— Среди наших клиентов много мужчин. Если пожелаете, мы можем заняться и вами, например, сейчас свободен мастер по маникюру, и вы могли бы…

Да, моим ногтям не помешал бы профессиональный уход. Вот только…

— Доверить свое тело я смогу только одной-единственной женщине на свете. Правда, еще не выбрал, кому.

Девушка вежливо улыбнулась и вернулась на свое место за стойкой, делая вид, что оценила шутку, хотя на самом деле испытывала скорее недовольство моим отказом от, несомненно, высококлассных услуг. Но мне было неважно, как будут восприняты мои слова, потому что в сознание постучалось чуточку насмешливое:

«А если женщина уже сделала выбор, и твое желание не имеет значения?…»

Выбор сделан, говорите? Не верю! Я не давал согласия, слышите? И не соглашусь, пока не… Пока не посмотрю насмешнице прямо в глаза. Кто из вас подумал обо мне, дамы? Кто? Какая жалость, что вас здесь слишком много, чтобы можно было быть уверенным. Слишком много!

Всегда искренне ненавидел работу сьюпа из-за мерзкой способности мыслей многократно исказиться перед тем, как достичь моего сознания. Но что поделать? Если верить доктору Лювигу, мысль — всего лишь электромагнитная волна, подчиняющаяся законам волновой физики и подвергающаяся таким любопытным явлениям, как, например, дифракция и интерференция. Но если степень влияния среды распространения больше относится к качественным характеристикам и способностям приемника сигнала, то наложение друг на друга мыслей, отпущенных их творцами в свободный полет, иногда переворачивает реальную картину с ног на голову. Собственно, по этой причине невозможно работать с большим количеством человек одновременно: их мысли, особенно если область пространства, где находятся объекты, замкнута, способны смешаться в дичайший коктейль, дегустировать который бывает весьма и весьма рискованно.

В зале два мастера, одновременно работающих с двумя клиентками, плюс администратор, плюс женщина, ожидающая своей очереди, плюс… Да, есть еще служебное помещение, дверь в него приоткрыта, и можно даже по доносящимся звукам судить о присутствии в пределах салона еще по меньшей мере двух или трех человек. Любой из них, вернее, любая могла быть хозяйкой той мысли. Разве только, следует исключить Агату, сейчас более взволнованную перспективой изменения прически. Насколько помню, девушку всегда устраивал конский хвост или две косички, только бы волосы не лезли в глаза и выглядели опрятно, и визит в парикмахерскую не слишком позитивно отразился на нервах фроляйн Кёне. Ничего, подрастет, войдет во вкус и будет менять состояние своей головы ежемесячно: уж на что Ева равнодушна к собственной привлекательности, но и то любит поэкспериментировать со стрижками.

Итак, Агату не считаем. Администратор? Все может быть, хотя ее мысли, как мне кажется, были бы тонированы большей язвительностью. Моя соседка по залу ожидания? Конкретно в эти минуты она углубилась в изучение глянцевых сплетен. Второй мастер и его клиентка? Вероятно, но спорно. Они находились слишком далеко, чтобы хорошо расслышать обмен фразами между мной и блондинкой. Значит, методом исключения остается только один вариант.

Женщина, занимающаяся волосами Агаты.

Жаль, не видно ее лица, оно о многом бы смогло рассказать, вне всякого сомнения. Но руки двигаются замечательно, этого нельзя не признать. Уверенные, порхающие над локонами фроляйн Кёне легко и небрежно, как колибри. Кажется, пальцы даже не дотрагиваются до волос, и островки невесомого мусора на полу появляются сами по себе, а не усилиями ножниц. Мастерица. Или многолетний опыт, или врожденный талант. Она не юна, это видно, и пожалуй, к тридцати с небольшим годам вполне можно научиться стричь, но всегда хочется верить в волшебную одаренность, а не в напряженный труд, затачивающий навыки с помощью траты времени и сил.

Щебечет, успевая и работать, и поддерживать осмысленную беседу. Агата с увлечением о чем-то рассказывает… Наверное, о своих успехах на поприще общественного деятеля. И слава Господу, что не слышу подробностей: если будет желание, смогу целый вечер расспрашивать свою даму или прочих участников собрания. Но думаю, подобного желания не возникнет, потому что с большим удовольствием я пообщался бы сейчас со специалистом в области расстройств личности.

Ползание по интернетовским ресурсам не принесло положительных результатов. Все справочники и энциклопедии, страницы которых я успел пролистать, были категоричны: расслоение сознания возможно, но в каждый момент времени действовать может только одна личность. Шизофрения, как диагноз, мне тоже не устроила. Мартин уверял, что не терял контроль над своим телом ни полностью, ни частично, разве только в определенных ситуациях испытывал немотивированное чувство голода, которое, разумеется, проходило сразу же после сеанса чревоугодия. И, что характерно, поглощение жирной пищи никак не сказывалось на состоянии здоровья герра Съёдера, как будто поступающие в организм калории сжигались какой-то другой топкой. Никаких разговоров с соседом по телу никогда не происходило. Присутствие? Да, ощущалось, но точно так же, как ощущается кто-то, находящийся у вас за спиной или глядящий вам в затылок. Вреда от соседства не наблюдалось никакого, особенно после того, как Мартину удалось составить график приема пищи, почти исключающий случайные приступы голода.

Хотя, кое-какой вред все же был причинен. Когда Ева прочитала мысли невидимого обжоры, ошибочно приняла их за мысли герра Съёдера и поддалась порыву гневного негодования. Но ведь это случилось ненамеренно, а могло и вовсе не случиться, если бы… Я помешал своей коллеге вспылить.

Итак, кто же настоящий вредитель? Ответ очевиден, и с ним мне придется сосуществовать до конца жизни, причем желательно — подальше от других людей. Но обещание, данное Гельмуту, я обязан выполнить, тем более что…

Его сестра стала настоящей красавицей.

Всегда поражался способности женщин меняться в зависимости от прически. Если еще сорок минут назад Агата выглядела тем, кем и должна была быть: школьницей старших классов, немного неуклюжей, грубоватой, сосредоточенной на делах, а не развлечениях, то теперь из кресла поднялась юная леди. Гладкая челка, скрывающая лоб, и шапочка мягких локонов, спускающихся до линии подбородка, оттенили молодость девушки, добавили робкой неуверенности, нежности и невинности ее облику. Вот только на маленьком черном платье с атласным кантом по подолу чего-то недоставало. До той самой минуты, когда мастер, занимавшийся стрижкой, не склонилась в последний раз над своей клиенткой: