Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Узники вдохновения
Шрифт:

Между тем в дальнем конце сада Иринка нащупала знакомую доску, висевшую на одном гвозде, отодвинула ее и, сторожко оглядываясь, начала потихоньку спускаться в долину, откуда, сказал Аташка, можно увидеть высоко в небе синюю птицу. Ребенок мог бы воспользоваться калиткой, до замка которой уже дорос, но тогда пропала бы таинственность сказочного путешествия.

Трава и кусты стояли так густо, что приходилось раздвигать их руками, ноги скользили по крутому склону. После дождя влаги в тени осталось много, вскоре одежда и туфельки промокли насквозь, девочка дрожала от холода, но, будучи упорной от природы, не оставила своего замысла. Наконец она выкатилась на ровное место под лучи солнца, села на большой теплый валун, надеясь согреться, и стала разглядывать громаду горы в белой шапке, похожей на те, что носят мужики в аулах, потом запрокинула голову, чтобы поискать птицу, и в изумлении вскрикнула: прямо над нею сияла разноцветными

красками крутая дуга. Вот это красотища! Конечно, в саду, на клумбах или на платьях у мамы Раи она видела разные цвета, но тут они были красивее, ярче и все вместе сразу. Один конец цветной дорожки таял в небе, а другой прятался неподалеку, в лесу, на той стороне реки. Ира забыла про птицу, побежала через мостик — разглядеть радугу поближе. Смотрела вверх, чтобы не потерять направления, часто спотыкалась и падала, но чем ближе подходила, тем дальше отодвигался пестрый шарф, дразнил, не давался.

Девочка устала, боялась идти дальше, но и расставаться с такой красотой не хотела. Она запрокинула голову, зажмурила глаза, как могла шире разинула рот и вообразила, что эта цветная полоса сейчас покинет небо и войдет в нее.

— Давай, давай! Сюда, сюда! — твердил про себя ребенок и даже призывно и нежно помахивал в воздухе маленькими пухлыми руками, подтверждая свое желание и сообщая радуге, что пугаться не надо, будет хорошо и тепло, как на груди у мамы Раи.

Зачем ей нужна необычная дуга, Иринка не знала, но знала, что нужна. Поэтому стояла долго, сколько хватило сил. Когда она закрыла рот и открыла глаза, то увидела небосвод ровного синего цвета, без единого пятнышка. Удовлетворенно сглотнула и почувствовала слабую боль — все-таки эта длинная штуковина поцарапала ей горло. Неважно, главное, она сделала, что хотела. Теперь можно идти домой.

В это время Раушан снился странный сон: как будто она в ванной трет мочалкой и никак не может отмыть Иришку от какой-то краски. Многоцветная вода, пузырясь и урча, поступает не из крана, а снизу, из сливного отверстия, и поднимается все выше и выше, пока не накрывает ребенка с головой. Рая вопит, шарит руками в густой маслянистой жидкости и — просыпается от собственного крика.

Она села на диване, безумно тараща глаза, во рту пересохло, а сердце бешено колотилось. Вокруг было тихо, спокойно. Как хорошо, что это только сон! Девочка, наверное, в саду — белых бабочек ловит или венки из полевых цветов плетет.

— Ирина!

Никто не откликнулся. Раушан проворно спустилась с деревянного крыльца и увидела работника. Зычно крикнула:

— Дочка в саду?

— Нет ее там, хозяйка.

— А где?

— Не видел.

— Ищи скорее!

Они вместе обшарили весь участок, пока не заметили в заборе сдвинутую доску. Дыра невелика, но для маленького тельца достаточная. Раушан успела погрозить пальцем работнику, вовремя не заделавшему прореху, пулей вылетела за ворота и побежала вниз по склону, угрожающе повторяя: «Кто ты там есть, на небе? Сохрани мне дитя!» По образу жизни своей и мужа она была атеисткой и в Аллаха не верила, но в опасные минуты жизни бог откуда-то появлялся в ее душе, и что он может спасти Ирочку — Рая не сомневалась.

Беглянку, уже возвращавшуюся домой, обнаружил садовник — смекнул, что надо идти по направлению дырки в заборе. Раушан отняла у него девочку, целуя и плача, на руках внесла в дом.

— Айналаин, айналаин [14] ! Зачем ушла? Ты же никогда не выходила за ворота! Ноги совсем мокрые! Простудишься! Я чуть с ума не сошла! Надо слушаться! Ты же знаешь, как я тебя люблю!

Ира только молча улыбалась, но даже если бы она хотела что-то сказать, в поток вопросов и восклицаний мамы Раи невозможно было вставить ни единого слова. Девочку переодели, закутали в одеяло, напоили горячим чаем с жирным молоком и уложили в постель. Однако к вечеру поднялась температура. Срочно из Алма-Аты вызвали врача, который определил ангину и выписал кучу рецептов. Как только эскулап скрылся за воротами, Раушан выбросила бесполезные бумажки и начала лечить больную испытанными домашними средствами, от которых больше пользы, а главное — никакого вреда.

14

Айналаин — дорогая (казах.).

Раньше обычного приехал со службы Шакен. Он сел у постели внучки и, страдальчески вглядываясь в покрасневшее личико, положил на лоб сухую прохладную ладонь.

— Горло болит?

Она кивнула. Она никогда не жаловалась и была терпелива.

— Врач сказал — ангина?

Иринка опять кивнула: не могла же она сказать Аташке, что проглотила радугу, все равно не поверит.

— Ангина — плохая штука, опасная, сердце может ослабеть. Надо слушаться маму Раю и никуда

не ходить одной.

— Не волнуйся, Аташка. — Большие черные глаза, лихорадочно блестевшие от высокой температуры, стали серьезными, даже суровыми. — Ты же сам сказал: я никогда не умру.

Когда внучка заснула, супруги Исагалиевы переместились в спальню. Шакен нежно обнял жену и поцеловал долгим волнующим поцелуем. Она ждала продолжения, но муж только тяжело вздохнул.

— Что случилось? — тихо спросила чуткая Раушан.

— Звонил Хрущев. Его не устраивают темпы и размеры освоения целины. С Кунаевым [15] он портить отношения не хочет, знает, что тот против дальнейшей запашки земель и искусственного орошения, иначе овец негде будет пасти и засоление почвы неминуемо, Аму-Дарья и Сыр-Дарья пересохнут, Арал погибнет. Степь складывалась тысячелетиями, переделывать природу опасно, больше потеряешь, чем найдешь. Вот Хрущев Кунаева и умаслил, из министерского кресла в партийное пересадил, а теперь хочет, чтобы я выступил на пленуме с критикой как бы от имени нашего Верховного Совета. Отказать — не могу, только если подать в отставку, но ее не примут, начнут доискиваться до причин. Выполнить просьбу — против моей натуры. Я Кунаева уважаю и считаю правым, врать и кривить душой не умею. Убедить в неправоте Никиту Сергеевича невозможно, человек он необразованный: раз власть у него, то и считает себя умнее всех. Не вижу выхода. Хоть в петлю лезь!

15

Кунаев Д.А. — председатель Совета Министров Казахской ССР (1955–1960, 1962–1964) и 1-й секретарь ЦК КП Казахстана (1960–1962, 1964–1986).

— Еще чего! — яростно вскрикнула Раушан. — Они в свои игры играют, а ты все через сердце пропускаешь. Делай, как велит этот шволочь.

— Не ругайся, — укоризненно покачал головой Шакен.

Жена оставила замечание мужа без внимания.

— Зачем волноваться, если вопрос с целиной давно решен?

— Но ведь это моя родина! Как же не болеть сердцу?

— Валидол положи под язык. Нет у тебя такой силы, чтобы Москве перечить. Может, скоро украинского борова скинут, не успеет он всю казахскую землю перепахать.

— Кунаев мне такого выступления не забудет, если Хрущев слетит, сразу и я вслед за ним в отставку отправлюсь.

— И прекрасно! Хоть на старости лет поживем, как люди. — Рая обняла мужа полными горячими руками и сказала глубоким воркующим голосом: — Иди сюда, любовь моя, я тебя пожалею.

2

Отец Иришки Санжар, младший сын Исагалиевых, отработал после вуза как молодой специалист три года по распределению на Карагандинском металлургическом комбинате в Темиртау и использовал старые институтские связи, чтобы окончить аспирантуру в Москве и получить там хорошее место. Отец впрямую не помогал, но известная фамилия уже сама по себе являлась рекомендацией. К тому же парень способностей выше средних, родился и учился в столице, так что культурные традиции усвоил русские, отчего бы не взять его в союзное министерство? Взяли и не пожалели — инженер оказался толковый.

Жена Лариса, коренная москвичка, вздохнула с облегчением: жизнь в небольшом промышленном городке, без привычных веселых компаний, больших магазинов и театров ее угнетала. Работы не было, как, впрочем, не было у нее и образования — до замужества успела полгода поучиться на чертежника, но Лариса и не стремилась встать за кульман: содержать семью должен мужчина, а в Москве она себе применение найдет. В Темиртау от безделья занималась фотографией — Ата подарил Санжару на день рождения прекрасную немецкую «лейку». Снимки получались неплохие, даже в местной газете несколько раз появлялись за подписью «специальный корреспондент Л.М. Исагалиева». Теперь можно попробовать пристроиться в какую-нибудь столичную редакцию: ни тебе трудового графика с девяти до шести, ни обязательств и профсоюза — свободный художник, но какой круг общения! Дочь надо отдать в детсадик — ребенок должен развиваться в коллективе и не мешать родителям вести полнокровную жизнь.

В Москву прилетели, во-первых, на самолете, во-вторых, зимой. Иринка изо всех сил таращила раскосые глаза: сначала на облака в иллюминаторе, а потом на белый снег, такой же сверкающий, как на Алатау, но там он лежал в недоступной вышине, а здесь повсюду — прямо под ногами, сваленный в сугробы возле домов, раздавленный грязными колесами автомобилей на дороге. Только странно, даже чистый — он не везде был белым. В тени его цвет в солнечный день менялся от голубого до лилового, в пасмурный выглядел серым, а ночью темно-синим и даже вообще черным. Когда весной снег начал таять, девочка расстроилась — такая красота утекла с мутной водой.

Поделиться с друзьями: