Узники вдохновения
Шрифт:
Не на ту напал: Лариса не поверила и рук не опустила. Перетряхнув знакомых, она достала адрес известного педагога и признанного мастера Леонова. Не откладывая решение проблемы в долгий ящик, поехала к нему домой с букетом цветов и огромной коробкой шоколадных конфет. Была неотразимо очаровательна и просила только об одном — за вознаграждение позаниматься с дочерью, чтобы та могла в следующем году поступить к нему на курс в Полиграф.
— Уважаемая Лариса Марковна, — вежливо сказал Леонов, принимая подарки как нечто само собой разумеющееся. — От меня многое зависит, но не все. Главное — есть ли у вашей дочери талант. Если есть, тогда будем разговаривать, и то, я ничего не обещаю скоро. Мои ученики, в зависимости от способностей, готовятся кто три года, кто пять, прежде чем поступить. При этом они все вышли из художественных школ или училищ, а у вашей девочки вообще нет навыка. Ее акварели достаточно беспомощны, по ним нельзя сделать ответственное заключение.
Леонов — светило. Лариса расстроилась. Надо бы поискать для Иры другую профессию, но какую, когда у нее ни к чему нет способностей? Ладно, пускай сходит, нарисует голую бабу — все равно терять нечего.
Девушку снабдили холстом, палитрой, масляными красками, кистями и отправили на экзамен. Все это она держала в руках впервые, однако чувствовала себя уверенно. Это была авантюра — вроде взрослой шалости, но так даже интереснее. Она загорелась.
Во время экзамена Леонов ходил по большой зале с огромными окнами и наблюдал за работой абитуриентов. На одни полотна глядел мельком, другие рассматривал более внимательно, за спиной Ирины задержался дольше других, но ничего не сказал, да она и не знала, кто это такой. Когда дома мама, две мамины приятельницы и отчим увидели результат ее четырехчасового труда, то чуть не упали в обморок. На полотне была изображена не конкретная женщина-натурщица, а какой-то обобщенный образ без лица, с большими сиськами и толстыми ляжками, невообразимые сочетания красок резали глаза. Как ни странно, Ирина осталась своей работой довольна:
— Мам, я впервые писала маслом, и мне так понравилось!
Лариса не знала — плакать или смеяться, ясно одно — полный провал. Раздался телефонный звонок — это Леонов. Конфеты дорогие, потому счел нужным уведомить ее непосредственно. Воспитанный человек. Ужасно неловко.
— Извините за беспокойство, — произнесла Лариса убитым голосом. — Я уже все поняла. Мы не подходим.
— Нет, — сказал Леонов. — Вы ничего не поняли. У вашей дочери талант, и я ее беру, буду заниматься отдельно. Таким даром надо правильно распорядиться. Времени мало, и работать придется много: наймите педагогов по другим дисциплинам, по композиции, по шрифтам, они, знаете, не каждому даются. И еще учтите — аттестат должен быть очень хороший, при поступлении засчитывается средний школьный балл, а конкурс двадцать пять человек на место.
Лариса поблагодарила, повесила трубку и задумалась: главное сделано, неужели она не осилит остального? Первое — заявить в школе, что Ирина больше не будет ходить на занятия. Второе — заполучить в институте самых лучших педагогов по всем специальным предметам, причем желательно тех, кто принимает экзамены, пусть Ира обучается до следующей осени. Третье, и последнее: подключив Раушан, через год отправить дочь к родственникам в Алма-Ату — там можно устроить, чтобы девочка закончила десятилетку с отличными оценками.
Теперь многое зависело от самой Ирины, ей это нравилось, и она старалась, как могла, забыв о друзьях и отдыхе. Даже преподаватель-шрифтовик, въедливая и требовательная старая дева, удивилась: сделать такие успехи за короткий срок — большая редкость. После года напряженных занятий по специальности в Алма-Ате внучка Исагалиева не очень себя утруждала, однако связи на высшем уровне сделали свое дело: она привезла не только прекрасный аттестат, но даже направление от Казахстана, и в Полиграфический институт поступила. Лариса Марковна вздохнула с облегчением — путь дочери в большую жизнь она подготовила собственноручно. Вряд ли ее родной отец, с его международными контактами, мог бы сделать больше!
Ирина до последнего момента не верила, что пройдет отбор, и бурно переживала свой первый успех, не слишком вдаваясь в его технологию. На следующий день она восторженно написала отцу в Вену:
Любимый мой папка!
Представляешь — твоя дочь студентка! Мне самой не верится. Поступление стоило маме много денег и здоровья, теперь трудиться предстоит мне — дополнительно брать уроки у двух художников, чтобы догнать свой курс. Надеюсь, удастся — все говорят, что я очень способная. В нашей группе сорок человек, и все рисуют здорово, так как уже учились в среднем лет шесть, а я — нисколько, вот так! Девочки Леонова, с которыми я знакома, тоже поступили, и мы будем продолжать у него заниматься. Для работы мне срочно нужна голландская гуашь — полный набор в шестьдесят цветов, кисти колонковые круглые с № 1 по № 6, кисти китайские и голландские плоские №№ 11 и 12, немецкая и японская тушь, два французских угольника со скосом. У всех студентов это есть, но не представляю, где они достают.
Папка, я по тебе очень соскучилась. Отношения у нас какие-то скомканные, на поминках так и не удалось поговорить. Мы столько лет не виделись, разлука углубляет пропасть между нами, а мне хочется всегда чувствовать тебя рядом и чтобы мне уделялось больше внимания. Меня сильно задело, что ты не позвонил мне, не узнал, как я сдала экзамены, а только прислал фломастеры. В последнем письме ты обвиняешь меня в меркантильности, но я не виновата, что здесь ничего нельзя купить, поэтому в том, что ты мне присылаешь, как раз и проявляется твое отношение ко мне.
Вижу, что меняюсь не только я, но и ты, и хочу понять моего нового папку. Знай, я очень тебя люблю и жду от тебя того же. Я давно не писала — шли экзамены, было некогда. Теперь, если тебе интересно, буду писать обо всем подробно. Пап, пришли мне фен для волос. Передай привет жене и поцелуй за меня детишек.
Целую тебя много, много раз. Ирина.
На факультете оформления печатных изданий спектр учебных дисциплин был действительно велик. Преподавались основы изобразительной грамоты, всего понемногу — рисунок, письмо акварелью, гуашью, темперой, маслом, написание шрифтов. Книжные графические работы, предназначенные для оформления или иллюстрирования печатной продукции, вообще очень разнообразны. Искусство графики включает: рисунок, гравюру, в том числе литографию и ксилографию, причем гравюра требует очень жесткого рисунка и твердой руки, ведь исправить ничего нельзя. Еще фотография, которую нужно перевести в графику, фотоиллюстрации, коллажи. У Ирины, не имевшей за плечами опыта других студентов, голова шла кругом, но разбираться в теории и истории искусства помогала редкая начитанность, а на практических занятиях она старалась, как никогда, впервые в жизни почувствовав свободу и личную ответственность. Это вдохновляло, хотя оценки оставались посредственными, и в этом нет ничего удивительного, ей еще многое предстояло усвоить из того, что проходят в художественных школах.
Работали в реалистической манере. Ходили на этюды в сады и парки, писали в мастерской натюрморты, фигуры, отдельные части тела, учились передавать объем цветом, обходясь без черной краски, компоновать группы. Ирина обладала врожденным чувством композиции, что так важно для оформительских работ, и тут у нее проблем не было, она получила «пять» за иллюстрации к своим любимым «Бесам». А вот рисунок, к сожалению, хромал, возможно потому, что в основе не было крепкого начального классического образования. Зато цвет она чувствовала очень сильно и применяла смело. Многим преподавателям такая инициатива не нравилась. В традиционном советском искусстве яркие, тем более кричащие, цвета не приветствовались, считались «не нашими», как и вообще любой авангард. Из-за этого по живописи Ирина нередко получала «тройки». Как-то на занятиях ей сделал замечание педагог, которого она не слишком ценила:
— Ты невнимательна. Так ничему не научишься.
— Разве можно научить искусству?
— Тогда что ты тут делаешь?
— Набиваю руку, чтобы получить диплом о высшем образовании.
— Мне не нравится твой цинизм.
— Это не цинизм, а прагматизм. Если следовать словам Голубкиной [16] , то изучение предназначено для того, чтобы овладеть своими силами, и из этого многое придется выбросить, так же, как выбрасываются учебники. Вот и я беру то, что берется. Остальное — не мое и мне никогда не пригодится.
16
Голубкина В.А. (1899–1948) — известный русский скульптор нетрадиционного направления, склонна к символике в стиле модерн.
Педагог вспыхнул:
— Голубкина не авторитет, она отклонялась от соцреализма. Этот безыдейный козырек над парадным крыльцом МХАТа вообще ни на что не похож!
— В этом-то и есть самое главное. Коро [17] считал, что лучше быть нищим, чем эхом живописи других. Может, он для вас авторитет, хотя бы потому, что иностранец?
Ирина не любила, когда ей что-то навязывали, но требования педагогов обычно выполняла. Зато, если давалось свободное задание, никогда не копировала натуру. Ее эскизы отличались от работ других студентов своеобразием композиции и цвета. А вообще она всегда была человеком настроения или, как сама говорила, вдохновения: то запоем рисовала, то неделями не притрагивалась к кистям. Правда, так случалось уже позже, на старших курсах, где студент может позволить себе нечто подобное. В первые два семестра Ирина оказалась загружена настолько, что времени оставалось только на короткий сон. Но все же и на этом этапе для нее важнейшей потребностью было общение со сверстниками.
17
Коро, Камиль (1796–1875) — живописец, один из основателей французской пейзажной школы.