Узоры на коже

Его честность шокирует. Но в глубине души ведь нравится его прямота и открытость, уверенность в себе и лёгкость. Он знает себе цену и цену своим поступкам. Наверное, именно этого мне всегда и не хватало в мужчинах, что вились кругом: внутренней силы, целостности и недёжности.

— Насколько могу судить, ты совершенно этого не стесняешься, — говорю, стараясь, чтобы он понял: я ничего не имею против его прошлого. Оно есть у каждого, тем более, что я и сама давно не ребёнок и уж точно не монашка.

— Делать мне больше нечего, — говорит, делая шаг в мою сторону. Настолько длинный, что его хватает сократить расстояние между нами до опасного минимума. — Не люблю строить из себя того, кем не являюсь.

— Хорошее качество.

— Отличное, — говорит и слегка дует на мой затылок. — Во мне этих хороших качеств не перечесть.

— Позёр.

— Есть немного.

От его дыхания — лёгкого, почти невесомого — кажется, что все внутренности свились в тугой клубок, из-за которого в лёгких молниеносно заканчивается воздух. Чуть приоткрываю рот, чтобы сделать хоть один маленький вдох, а Брэйн повторяет сладкую пытку, от чего в глазах темнеет.

Так стоп. Что происходит? Если на меня так действует простое дуновение, то что будет, соберись он снова меня поцеловать?!

Вдруг сильные руки опускаются на мою талию, притягивая к мощному телу, а Брэйн наклоняет голову и целует меня в шею за ухом, от чего сладкая дрожь проходит по позвоночнику, а мир вокруг вертится и кружится в адской пляске. Этот поцелуй лёгок и невесом, почти невинен, но способен вывернуть наизнанку.

— Пошли, ты замёрзла, — его голос у самого уха, интонация обжигает до самого дна, провоцируя и волнуя.

— Да? — удивляюсь, потому что совершенно этого не заметила. Да мне наоборот жарко!

— Да, — кивает и снова целует, на этот раз в шею.

Мне не хочется, чтобы он останавливался и до головокружения хочется, чтобы остановился. Потому что это переходит всякие границы. Почему мы, как только остаёмся наедине, сразу начинаем вытворять, чёрт знает что?! Почему почти не разговариваем, ничего не обсуждаем, а только лишь целуемся и обнимаемся, словно именно в этом и состоит смысл жизни? Это ненормально, так не должно быть. Люди — не кролики, они ещё и общаться обязаны друг с другом.

Обо всём этом размышляю, пока Брэйн, взяв меня за руку, широкими шагами идёт к домику.

— Мои ноги, вообще-то не настолько длинные, как у некоторых, — ворчу, поглядывая на своего поводыря. Тот лишь хмыкает и, остановившись, подхватывает одной рукой меня под задницу и поднимает над землёй.

Вскрикиваю от неожиданности и стремительности его действий и инстинктивно обхватываю за шею.

— Так лучше? — спрашивает, а в голосе притаилась улыбка.

— Значительно, — киваю, прислушиваясь к своим ощущениям. Мне и правда нравится то, что он делает.

Мне слишком сильно всё нравится и от этого сводит зубы. Разум кричит, что я должна быть осторожна. «Беги, Поля, беги», — надрывается здравый рассудок, а жаждущее романтики сердце перекрикивает противным голосом: «Дерзай, крошка! Один раз живём!»

М-да уж, да моё сердце — ещё тот авантюрист.

И чёрт с ним, мне уже не пятнадцать, в двадцать пять, могу позволить себе быть такой, какой могу и хочу, а не такой, как положено. Мне уже давно нужно перестать оглядываться по сторонам и начать уже делать то, чего всегда хотела.

Но такого ли как Брэйн я всегда хотела?

Такого странного, неоднозначного? Парня, который рисует дивные картины и возит девушку к озеру? Кидаю мимолётный взгляд на Брэйна и понимаю, что только здесь хочу быть, только с ним и нигде больше.

А дальше уже не мои проблемы.

У меня, у нас есть эта ночь, а загадывать в будущее отказываюсь, впервые хочется думать настоящим.

— Чего притихла? — спрашивает и, не замедляя шаг, сильнее прижимает меня к своему боку.

— Красиво здесь, — отвечаю первое, что приходит на ум. Не буду же я рассказывать ему, что обдумывала, чем именно мы будем заниматься этой ночью.

А ещё в голове мелькает мысль, что совсем не помню, какое на мне бельё. Так, хватит!

— Так я и поверил, что ты о цветочках да о деревцах думаешь.

— Твои проблемы, — огрызаюсь, на что Брэйн хмыкает и тихо смеётся.

— Грубиянка какая, — замечает, ставя меня на землю.

От этих скачков вверх вниз у меня скоро мозг в кашу превратится. А ещё рядом с Брэйном дышать тяжело, почти невозможно.

До слуха доносится тихий плеск волн, шелест задетой лёгким ветром листвы, и ощущаю, что вот именно сейчас, в этот самый момент мне так хорошо, как не было уже очень давно. Иногда ведь для того, чтобы почувствовать себя немного счастливее, нужно просто остановиться, оглядеться вокруг и понять, что жизнь-то на самом деле прекрасна. Просто мы не хотим этого замечать.

— Мне нравится, когда ты такая, — говорит Брэйн, и его тихий голос вибрирующими потоками проходит по венам. Кажется, ещё немного, и я почувствую биение его сердца в своей груди.

— Какая? — смотрю на него снизу вверх и вижу лёгкую улыбку на пухлых губах и отражение лунного света в ореховых глазах. — Я разная бываю.

— Вот именно это мне в тебе и нравится: с тобой никогда не угадаешь, что именно ждать в следующий момент. Ты одной рукой притягиваешь, а другой отталкиваешь.

— А тебе как больше нравится?

Господи ты, боже мой, я что, флиртую с ним? Мать моя, да я кокетка! Совсем башкой двинулась.

— Мне по-всякому нравится, если дело касается тебя, — усмехается Брэйн и касается пальцами моих волос. — У тебя когда-нибудь были длинные волосы?

— Да, — киваю, холодея внутри от его невесомых прикосновений. — Буквально в прошлом году подстриглась.

— Зря, — произносит, чуть растягивая слово, — хотя мне нравится твоя стрижка.

— Не многовато ли слова «нравится» в нашем диалоге? — улыбаюсь и чуть прикрываю глаза, когда он проводит пальцами по моему лицу, осторожно очерчивая линию нижней челюсти.

Миллиметр за миллиметром он приближается к моим губам, и вот большой палец проходится по контуру губ. Раскрываю глаза: мне хочется видеть всё в этот момент. Смотрю на мужественное лицо Брэйна, словно высеченный из камня подбородок, покрытый лёгкой тёмной щетиной и лишний раз убеждаюсь, что он слишком красивый, хотя вряд ли кто-то из знакомых разделит это утверждение. Но плевать, пусть думают, что хотят, снобы.

— Какого цвета твои волосы? — спрашиваю, а он улыбается, растягивая губы, а на щеках появляются ямочки. — И как тебя вообще зовут? Ты так и не сказал.