Узоры на коже

— Ты прекрасна, — говорит Брэйн и спускает вниз чёрные штаны. Ловко высвободившись из них, ногой отпихивает в сторону. — Твою мать, никогда не видел никого красивее.

— Господи, ты ещё и лгун. Думала, того, что ты самоуверенный наглец вполне достаточно.

— Для чего достаточно? — спрашивает, делая шаг в мою сторону.

— Для всего.

Чуть не задыхаюсь от его близости, от древесного аромата с нотками цитруса, что окутывает меня облаком. Сглатываю, не в силах справиться с эмоциями и поднимаю вверх глаза.

— У меня много разных достоинств.

Он не двигается, лишь стоит, уперев руки в бока, и я невольно любуюсь его мощным телом, сильными предплечиями и крепкими ногами, на которых тоже красуются узоры. Мне нравится, что он такой: большой, покрытый татуировками с головы до пят. Он кажется таким красивым, хотя, уверена, почти никто из моих знакомых — приличных, прилизанных — со мной не согласится. Но какая мне, в сущности, разница?

— Иди сюда, — говорю, протянув руку.

А Брэйн, словно только этого и ждал. За один длинный шаг преодолевает, разделяющее нас, расстояние и, подхватив меня на руки, несёт в комнату. Обвиваю его обнажённый торс ногами, и от соприкосновение наших тел пробегает лёгкая дрожь.

— Ты такой горячий, — произношу, зарывшись носом в его шею и легко целую, потому что не могу себе в этом отказать.

Как только мои губы касаются его кожи, Брэйн начинает чаще дышать и матерится, сквозь сцепленные зубы.

— Во всех смыслах, детка, — смеётся, но звук этот больше похож на хрип.

Брэйн вносит меня в тёмную комнату, и не успеваю ни о чём подумать, как оказываюсь лежащей на мягкой кровати. В голове проносятся сотни мыслей, но он куда-то уходит, от чего становится тоскливо и пусто.

— Паша, где ты?

— Ты меня ещё Павликом назови, — доносится из темноты, но глаза ещё не привыкли, потому как ни пытаюсь, не могу понять, с чем он там возится.

— И назову, если не скажешь, чем там занимаешься.

— Надо, вот и занимаюсь, секунду подожди, нетерпеливая какая.

И правда, проходит не больше секунды, и в углу комнаты зажигается крошечный огонёк. Потом ещё один, и ещё…

— Свечи? — выдыхаю, садясь на кровати. — Мне не мерещится?

— Нет, — отвечает, а я смотрю на его тело, освещённое пламенем свечей, на горящие странным блеском глаза и понимаю, что пропала.

Вся моя «невлюбчивость» летит коту под хвост, когда этот огромный татуированный мужик зажигает с десяток свечей.

— Да ты романтик…

— Ничерта я не романтик, но я же обещал сюрприз.

Он садится рядом, и кровать прогибается под его весом настолько, что я чуть не взлетаю до потолка.

— Ты сам — один сплошной сюрприз.

— Я знаю, — кивает и улыбается. — Я ещё тот подарок, у меня полная голова тараканов: ревнивый, жуткий собственник, а ещё работаю постоянно, с друзьями пью и морально разлагаюсь. Так что да, Брэйн — настоящий сюрприз. Сокровище дивное.

Он опирается, согнутой в локте рукой, на кровать, а второй касается моего плеча. Дрожь искрящейся дорожкой проходит вслед за его прикосновениями, даря тепло и будоража кровь.

— У тебя такая нежная кожа, — говорит почти шёпотом, — я ещё тогда, в студии, когда коснулся тебя впервые, это почувствовал.

Молчу, потому что не знаю, что на это ответить.

— Будешь вино? Я купил бутылку.

Отрицательно машу головой, потому что не хочу пить и есть. А вот его хочу.

— Может быть, тогда фрукты?

— Мне кажется, или ты издеваешься надо мной?

— Что ты? — округляет глаза, но не сдерживается и расплывается в улыбке, от которой хочется наброситься на него и сорвать с него эти проклятые боксеры. Мамочки, о чём я думаю?! — А вообще, да, издеваюсь. Вино будем пить после.

16. Брэйн

Чёрт возьми, надоели все эти разговоры и прогулки по тонкому льду. Никогда ещё не был так одержим мыслью заняться с кем-то сексом. Я хочу Полину во всех возможных для этого позах, как не хотел никого и никогда ранее. Какое-то помешательство, но, чёрт возьми, я совсем не против этого, потому что именно сейчас, в этот самый момент мне охренеть как хорошо, а дальше будет ещё лучше, я знаю это.

Полина охает, когда одним движением опрокидываю её на спину и, перекатившись, оказываюсь сверху. Опираюсь руками на матрац по обе стороны от её головы, удерживаю вес, чтобы не раздавить её хрупкое тело. Сейчас, когда она лежит подо мною, а грудь за тонкой тканью чёрного бюстгальтера вздымается и опадает, это кажется наиболее правильным, словно так и должно быть, точно так было всегда. Мне нравится, что она не зажимается, не пытается прикрыться, лишь обволакивает помутившимся от желания взглядом и молчит. Я и сам не говорю ни слова, потому что кажется: они все лишние, бесполезные, потому что не существуют таких, что смогли бы помочь выразить всё, что хочется сказать. Медленно опускаю голову, с каждой секундой становясь всё ближе, но не спешу: мне не хочется напугать её. Только не её.

Всё ещё опираясь на ладони, касаюсь губами карамельных губ, целую её, вначале медленно и осторожно, потому что мне впервые хочется смаковать каждую секунду, что проведу с ней. Ни разу раньше мне не хотелось растягивать удовольствие, а вот ты гляди, что происходит.

— Ты мне доверяешь? — задаю, наверное, самый глупый вопрос, что смог сгенерировать мой воспалённый мозг, но мне важно знать, могу ли сделать то, о чём мечтаю с той самой минуты, как увидел её — восхищённую моими картинами.

— Да, — судорожно кивает, а я улыбаюсь.

Не знаю, на что готов решиться, но хочу, чтобы ей было со мной хорошо, чтобы запомнила меня. Жизнь слишком коротка, а любой миг скоротечен, чтобы позволить себе роскошь — загадывать на будущее.

От мысли, что в её жизни может быть кто-то, с кем делит постель, кто дотрагивается до шелковистой кожи, ловит ночами губами её стон, в голове что-то щёлкает, а в животе свивает гнездо ледяная змея. И зачем я думаю об этом именно сейчас? И почему не могу не думать? Но самое странное: какого чёрта это вообще меня волнует?

Резко зажмуриваюсь, чтобы выгнать из сознания непрошеную ревность, которая, уверен, спалит меня изнутри, оставив лишь пепел, позволь я ей пустить корни поглубже. Не в силах больше терпеть, впиваюсь в пухлые губы поцелуем, не давая ей опомниться, не разрешая себе остановиться.

Насрать, я тоже не долбаный монах.

Продолжаю целовать её — жадно, настойчиво, а моя девочка с готовностью отвечает, вкладывая в этот поцелуй то, чего никогда и никто до неё не стремился мне дать.

Я знал многих женщин, чего уж. Были робкие, страстные, ветреные и серьёзные. В сексе, казалось, уже перепробовал всё, что только мог, но именно с Полиной мне хочется зайти за ту черту, за которой ещё не был и вряд ли бы с кем другим отважился перейти невидимый барьер. Потому что не чувствовал раньше такого жара внутри, когда каждую секунду готов сгорать и возрождаться вновь. Лишь бы Полина не прекращала целовать, не отталкивала.