В апреле сорок второго…
Шрифт:
В просветах сквозь мутноватую воду видно, как шевелится на дне какая-то жуткая растительность да лохматится мох на рыжих камнях.
Что ж, будем прыгать. Я разбегаюсь, отталкиваюсь посильней…. Ничего, держит! Трещит, а держит.
Филенко тоже прыгает. Из свежей трещины у него под ногами быстро сочится вода.
Теперь вперед, скорее вперед. Но скорее не получается. Делаю три шага – лёд трещит. Иду в сторону, а там лужица. Местами снег серый, местами белый, где же лёд надежней! Серый – это, наверное, от воды. Так что, пожалуй…
– Товарищ лейтенант, – говорит Филенко, – а ну я…
Он быстро
– Ще от таким пацаном по льду бигав. Наша школа за ричкой була…
И вот перед нами поросший лесом другой берег, который через пять шагов станет нашим берегом. Вернее, через четыре шага и один прыжок. Первым прыгает Филенко.
– Ось тут повужче, – говорит он мне уже с берега, показывая пальцем.
– Да ладно…
Я снова разбегаюсь, снова отталкиваюсь изо всех сил. Под ногой – словно вата, толчок не получился. А, чёрт! Успеваю забросить на берег свою палевую сумку… Филенко тычет мне приклад автомата… Плеск, холод, ледяные брызги в лицо…
Цепляясь за ветки кустарника, выбираюсь из воды. Впрочем, «выбираюсь» – понятие относительное. Вода в сапогах, в шинели, в гимнастерке. Вода течёт по мне. И холодно, до чего же холодно! Только ушанка сухая.
А ведь шло так хорошо! Один неверный шаг, в самом прямом смысле слова, – и все пропало.
Ну, что делать? Идти дальше? Пока доберёмся до жилья, можно совсем застыть. До Кременного километров пятнадцать. Идти назад?
Я стою на берегу мокрый, растерянный, злой на весь свет.
– Посушимося, товарищ лейтенант?
Я молча гляжу на него.
– Вы поки що скидайте все, а мою шинель надинте. А то як бы не простигнуть.
Ефрейтор ломает ветки ближайших кустов, складывает их шалашиком.
Я сбрасываю шинель, сапоги, бриджи. Шинель Филенко велика мне, завертываюсь в нее, как в одеяло. Ефрейтор проворно сгребает прошлогодние листья, ломает ватки. Потом достаёт кресало.
…Горит костер. От жухлых листьев валит дым, от сырой одежды – пар. А я сижу у огня, гляжу с наслаждением на его рыжие вихры и никак не могу устроиться так, чтобы тепло было и ногам, и спине. Любопытно, а Шерлок Холмс когда-нибудь проваливался под лед?.. Ладно, что там Шерлок – это дело старое. А вот если бы сейчас попался мне Рудольф Собачников, былой властитель моих дум, я бы – я бы искупал его в проруби и не дал сухих кальсон. Пусть в следующей приключенческой повести не забудет упомянуть, что, кроме прозорливости, смелости и глубины психологического анализа, настоящему следователю необходима запасная пара белья…
– Ну, як, лейтенант? – спрашивает Филенко.
– Вполне, – отвечаю я. – Отогрелся. Тронем, что ли? Часа два потеряли…
«Порядок» – это тысяча ответов
Не останавливаясь, мы идём по компасу через лес.
Ужа в сумерках выходим на мощеную улицу шахтерского городка Кременное. Улица пустынна. Не базарной площади – невылазная грязь. Городок прячется за глухими ставнями – может, спит, а может, и нет. Тихо.
Зато у полотна железной дороги, возле обшарпанного полосатого шлагбаума, нас останавливает грозный окрик. Мы улыбаемся: так торжественно окликают только штатские. Так и есть – здесь КПП местной
дружины народного ополчения.К нам подходят два пожилых дядьки – наверное, шахтеры. С ними несколько девчат, толстых от ватных телогреек. Винтовки они держат воинственно – наперевес. Самое интересное, что за старшего у них обыкновенный милиционер. Он тоже подходит, с профессиональной вежливостью козыряет нам. Потом залезает в крохотную будку стрелочника и при дрожащем свете коптилки долго разглядывает наши документы.
Мы терпеливо ждем.
Наконец, он выбирается из будки и голосом, потерявшим начальственные интонации, спрашивает с тревогой:
Не останавливаясь, мы идём по компасу через лес.
– Ну, как там? Давит немец?
Теперь и остальным ясно, что мы свои, к тому же фронтовики. Нам жмут руки и тоже спрашивают:
– Ну, как там?
Я отвечаю бодро и несколько загадочно:
– Ничего, идут дела.
В конце концов, я знаю немногим больше, чем они: ведь я слушаю то же радио и читаю те же сводки. А сверх того мне совершенно точно известно лишь, что три ночи назад удачливый комбат Кононов здорово потрепал немцев. Но для жителей городка мы с Филенко – фронт, и если мы улыбаемся, значит, на фронте всё в порядке.
Я улыбаюсь, Филенко глядит на меня и тоже улыбается.
Нас провожают до самой станции.
Идём искать дежурного или военного коменданта. Наконец, находим обоих: в задней прокуренной комнатке они дуются в домино.
– Когда будет поезд?
Дежурный отмахивается:
– А кто его знает! Сейчас поезда ходят по Божьему расписанию. А с Господом Богом у нас на сегодняшний день прямой связи нет: линия испорчена. Так что лучше присаживайтесь, забьем «козла» вчетвером.
Но нам не до «козла». Возвращаемся в зал ожидания. Забавная штука! Оказывается, буфет работает. Сонная мамаша торгует пивом, махоркой и спичками. Достаю деньги (я почти забыл, что их можно тратить).
– Две кружки.
Мы солидно пьем пиво и садимся рядом с буфетом на широкий пивной бочонок. Хочется спать и есть. Есть, пожалуй, больше.
– Рубанём, что ли? – предлагаю я Филенко.
– О, це дило! – одобряет он, с готовностью развязывая вещмешок…
Потом я опять иду к коменданту. Тот радостно поднимается мне навстречу:
– Садись, лейтенант. Твое дело в шляпе. Как придет с Лисичанска состав с фуражом, пристрою!
– А когда придет состав?
– А бог его знает! Скоро, наверное. Часа через два. Может, через три. Ну, от силы через пять.
Что поделаешь, будем ждать. Я плетусь назад. Коридор узкий и длинный. В конце – открытое окошко почтового отделения и будка междугороднего телефона…
Междугородного телефона?!
– Девушка, у вас телефон работает?
– Какой город вызываете?
– Москву.
– Номер в Москве?
Я называю номер. Потом достаю деньги. Как здорово всё-таки, что я их взял с собой! Потом жду у окошечка. Подходит еще кто-то, заказывает областной центр. Через весь коридор идет куда-то худая женщина, почти волоча за собой сонную девочку…