В балканских ущельях

Я быстро разбудил всех троих. Нескольких слов было достаточно, чтобы они оценили обстановку. Мы быстро рассредоточились по кустам. Едва мы там затаились, как на поляне появились люди, столь нелюбезно нарушившие наш сон.

Там, под платаном, было, конечно, темнее, чем под чистым звездным небом, но тем не менее я отчетливо различил четырех человек — двое из них несли какие-то инструменты и бросили их на траву рядом с могилой. Двое других вели еще одного, у могилы они остановились и осторожно усадили третьего на землю. Одной из этих двух была женщина.

— Ну что, начнем, господин?

— Да, пожалуй, но только быстро, полночь близится. Чертова ведьма не должна больше подняться из могилы!

— А нам это не повредит? — спросила женщина боязливо.

— Да нет же. Я уже сто раз говорил, что мы вершим доброе дело. Держи лопату, Андраш.

Андраш, или Андреас по-нашему, был венгром. Я тут же понял, кто перед нами — старый Властан с женой, сыном и слугой. От этого они не стали симпатичнее. И я решил не только не дать им побеспокоить могилу, но и преподнести хороший урок. Нескольких слов моим спутникам хватило, чтобы те все поняли. Мы прыгнули вперед с криками, каждый — к своей «жертве», а я — к слуге.

— Боже! — завопил тот.

Я швырнул его оземь, прижал за шею и приставил острие к горлу.

— О, я несчастный, теперь все погибло! — закричал он.

Забавно, что человек, свободно владеющий несколькими языками, в минуту смертельной опасности высказывается на родном. Именно так и сделал этот венгр. Я не дал ему времени на размышления.

— Ты и есть вампир? — спросил я.

— Да, — признался тот.

— Ты стал им из мести, что дочь кирпичника не вышла за тебя?

— Да.

— И ты стучал по ночам в окна, изображал духа?

— Да.

Этого признания хватило бы, чтобы убедить всех троих, но я думал прежде всего о сыне Властана. Вряд ли здесь был замешан вампир, поэтому я спросил:

— Ты давал что-нибудь тайно своему господину?

— Пощади! — прохрипел тот.

— Ну?!

— Крысиный и могильный яд каждый день понемногу.

— Чтобы извести его?

— Да.

— Зачем? Говори правду, иначе нож воткнется тебе в глотку.

— Я хотел стать сыном, — признался он.

Теперь мне все стало ясно. Дочь кирпичника пришла такая испуганная домой и так убежденно говорила о смерти своего возлюбленного! Я еще крепче сжал парню горло и спросил:

— Невеста твоего юного господина видела, что ты даешь ему крысиный яд. И ты угрозами заставил ее замолчать?

Может быть, из страха перед моим ножом или вблизи могилы ему было не по себе. Он признался, что угрожал ей, будто убьет ее и родителей, если она что-нибудь расскажет.

— Все, достаточно. Теперь пошли все к кирпичнику.

Я рывком поднял слугу на ноги и повел вниз. Остальные двинулись за нами. Все молчали. Храбрый защитник дома еще не спал. Надо думать, он был немало удивлен, увидев на пороге своих смертных врагов.

— Вот, — сказал я, подталкивая слугу в угол, — вот вампир. Можешь полюбоваться. Он питается старыми курительными трубками и для развлечения выкапывает трупы.

Хозяин, не в состоянии выговорить ни слова, уставился на нас. Властан первым обрел дар речи. Он простер к нему руки и проговорил:

— Прости, нас оболгали!

— Но как вы здесь оказались?

— Мы хотели там, наверху, вскрыть могилу. Взяли с собой кол, я даже не знаю, как… как…

Я уже не слушал. Сцена выяснения отношений меня не волновала. Я вышел на улицу. Халеф, Оско и Омар скользнули следом.

Маленький хаджи, ясное дело, распространялся о своей победе над вампиром. При этом мы слышали голоса в хижине — сначала громкие, с нотками угроз, потом более спокойные и наконец доброжелательные. Нас позвали.

— Господин, — сказал керпичи, плача от радости, — это тебе мы обязаны всем. Ты снял с нас бремя стыда и позора.

Его жена тоже пожала всем нам руки, а я ответил:

— Только сами себе вы обязаны этой радостью. Вы приняли чужеземцев в своем доме, невзирая на бедность, и вот вознаграждение. Вам больше не надо мучиться от предрассудков. Но если бы ты не поведал мне искренне о своем горе, помощь не пришла бы так быстро.

— Да, я знаю, что ты превзошел все науки. И яды тоже знаешь…

Я взглянул на сына Властана, который сидел бледный, с впалыми щеками.

— Да, я понимаю в ядах, знаю от них противоядия и могу вам сказать одно: этот юноша скоро поправится, если вы обратитесь к настоящему доктору, а не к шарлатану. А этого, — я указал на слугу в углу, — который все время врет, — передайте судье. Он определит ему наказание.

Мои добрые слова произвели на молодого человека благоприятное воздействие. Он сам поднялся и обнял родителей.

Ни слова не говоря, Властан взял веревку, связал слуге руки и вывел его во двор. Следом за ним, повинуясь его кивку, вышла и его жена.

Когда через час они вернулись, она волокла с собой большую корзину с продуктами, а он поставил у дверей здоровенный кувшин.

— Господин, — сказал он, — вчера ты отказался от вина моего бедного врага, который снова стал другом; я же богат, прими мои дары, которые я выкопал для тебя и твоих людей.

— Хорошо, пусть так и будет. Обещай только, что ты поделишься своим богатством со своим другом, чтобы хоть немного облегчить его тяжелый труд на карьере.

— Обещаю это с радостью. Вот тебе моя рука.

Потом мы отметили это событие. Трое моих спутников только смотрели, как хорошо идет у нас это вино, они же довольствовались одной водой. Тут Халеф шепнул мне:

— Сиди, оно такое красное и было в земле. Это не вино.

— А что же это?

— Это кровь земли. Разве можно ее пить?

— Конечно.

— Тогда позволь нам попробовать немножко, мы хотим быть такими же веселыми, как и вы.

И он попробовал — много, много раз.

Разумеется, о сне все уже забыли. Когда наутро мы были уже на дороге и долина оказалась позади, маленький хаджи сказал:

— Когда я вернусь домой к Ханне, красивейшей из красавиц, я научу ее добывать кровь земли, ибо одна капля ее исцеляет сердечную боль всего мира. Аллах велик, а Мухаммед — Пророк его.

Глава 7 УКРАДЕННЫЕ СТО ФУНТОВ

В странах, находящихся под властью султана, путешественник часто испытывает неприятное удивление, увидев, что карты, которыми он руководствуется, совершенно не соответствуют действительности. Даже самый опытный странник порой затрудняется прочесть то или иное обозначение. Например, на многих картах видна двойная линия, идущая от старого знаменитого Сере на север к Демир-Хиссе и Петровичам, а оттуда на северо-запад, через Остромджу и Истиб к Ускубу. По этой двойной линии можно понять, что здесь идет добротная широкая грунтовка или даже шоссе. Но как обстоит дело в действительности? Даже следов дорог нет. Те дороги, которыми наши немецкие крестьяне едут на поля, лучше, чем это так называемое «шоссе».