В блеске огней

Он сел на скамейку напротив меня и уронил голову на руки.

— Ненавижу это место. Этот дом. Я ненавижу все это.

— Диван Нонны всегда открыт.

Несколько мгновений он молчал, и мы сидели молча. Я позволила ему собраться с мыслями. Ему было плохо, и мне хотелось пойти к нему домой и вырубить всех, кто там находился. Но это только вернет меня в исправительный центр.

— В следующем месяце мне исполнится восемнадцать. Тогда все будет моим.

Вау. Я и не подозревала, что все так скоро станет его. Сейчас на него оказывалось огромное давление. Дальше будет только хуже.

— Я их всех выгоняю. Начиная с человека, которого я всю жизнь называл отцом. Я думал позволить маме остаться, но она хотела сделать аборт. Не уверен, что смогу простить это. Она не любит и не хочет меня. Почему я должен любить или хотеть ее? Маленький мальчик, который когда-то искал ее любви, давно ушел.

— Это справедливое решение, — согласилась я, но мне было интересно, действительно ли оно сделает его счастливым. Иногда месть, которую мы ищем, не соответствует нашим ожиданиям. Это только вредит нам.

— Выходи за меня замуж, переезжай ко мне, — произнес Гуннер тем безумным тоном, каким просил меня сбежать.

— Выйти за тебя замуж? Гуннер нам по семнадцать. Мы не можем пожениться.

Ему нужно было лечь спать. Он начинал бредить.

— Я мультимиллионер. Мы можем делать все, что я захочу.

Это было не то, чего он действительно хотел. Прямо сейчас он хотел действовать и причинить боль своей семье, потому что все, что они делали, причиняли боль ему. Я не собиралась помогать ему с его замыслами. Я любила его. Это было реально. Не игрушка и не игра.

Встав, я поняла, что должна уйти. Ему нужно было пойти домой и немного поспать, а я собиралась вести себя как законченная девчонка и плакать. Он использовал мою любовь как инструмент, как он использовал свои деньги. Я не хотела быть оружием, чтобы причинить кому-то боль. Любовь — это совсем не то.

— Любить кого-то не значит позволять ему использовать тебя в своих интересах. Это просто означает, что у них есть место в вашем сердце. Место, которое они заработали. Я собираюсь уйти сейчас, пока ты не причинил мне еще больше боли словами, которые ты не имеешь в виду. Спокойной ночи, Гуннер.

Он не побежал за мной. Он отпустил меня.

Я побежала к дому, и слезы навернулись мне на глаза. Любить Гуннера Лоутона никогда не будет легко.

Я не была уверена, что он сможет полюбить меня в ответ. Но это не имело значения. Я любила его. Я просто не могла подчиниться его требованиям. Я ему ничего не должна. Ему нужно было понять, что дело не только в этом.

С мыслями о словах Гуннера и слезами, затуманившими мое зрение, я не видела Нонну, стоящую на крыльце, пока не стало слишком поздно.

Пожалуйста, сделай это, дорогой Папочка

ГЛАВА 44

ГУННЕР

Спальня Ретта была рядом с моей. Когда мы были детьми, нам это нравилось. Но сегодня утром, когда я практически не спал всю ночь, я ненавидел это. Его хлопанье ящиками и грохот музыки вывели меня из себя. Он вел себя так, будто это сделал я. Как он понял, что в этом дерьме была моя вина?

Когда что-то ударилось о стену между нашими комнатами, я откинул одеяло и вскочил с кровати. Этот мудак хотел, чтобы я проснулся. Ну, он меня разбудил. Выбежав из своей комнаты, я направился к нему и, не потрудившись постучать, открыл дверь и сам чем-то хлопнув.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? — Взревел я.

Ретт все еще был в пижамных штанах, а в руках у него был баскетбольный мяч. По всей видимости, он бросал его в стену. Очень зрело, придурок.

— Что? Разве я не могу теперь передвигаться в своей комнате? Или есть правила, которых я не знаю, чтобы держать короля замка счастливым?

— Боже мой! Ты бы послушал себя? Ты говоришь, как десятилетний ребенок с проблемой ревности. Я ничего тебе не сделал, Ретт. Наша мать и твой дед спали вместе. Меня на свете не было, но это породило меня. Это ни в коем случае не моя гребаная вина. Так что черт возьми, возьми себя в руки и перестань вести себя как членосос.

Ретт впился в меня взглядом. Я не был уверен, что он когда-либо раньше смотрел на меня с такой злобой. Даже когда мы были моложе и действительно ссорились из-за разных вещей. В его глазах была чистая ненависть. Даже зная, что это было не то, что я мог контролировать, он винил меня.

— Тогда не принимай его. Отдай его папе, где ему и место. Он же старший сын. Не ты. Наследство должно принадлежать ему. Старшему сыну.

У меня сдавило грудь. Когда-то он был тем, на кого я мог положиться в своей безопасности. Он был на моей стороне. Теперь все это исчезло. Жадность взяла верх.

Так вот значит, в чем дело. Из нас он был самым старшим, и он ожидал всего этого. Он никогда не планировал, что мы разделим его. Ретт планировал получить все наследство Лоутонов. Наверное, так было всю его жизнь.

— Ты ведь ожидал всего этого, не так ли?

Он рассмеялся.

— Конечно. Папа обещал мне это с самого детства. Он сказал мне, что я настоящий наследник, его наследник, и что я это заслужил. Он любит меня. Он хотел, чтобы у меня было все. Эта... чушь о том, что незаконнорожденный сын получит все — это нечестно. Я отведу тебя в суд. Я этого не потерплю.

Как же я это пропустил? Эгоизм Ретта. Я был так ослеплен тем, что боготворил его. Но правда была в том, что он был точно таким же, как его отец. Он хотел всего, и ему было все равно, кто пострадает по пути. Я посмотрел на него. Впервые по-настоящему посмотрел на него. Я не видел старшего брата, которому доверял. Я увидел более молодую версию человека, которого когда-то называл отцом. Когда это случилось? Когда он успел превратится в его копию?

— Когда ты стал таким, как он?

Ретт выглядел так, словно не понял моего вопроса. Он был так сосредоточен на состоянии Лоутонов, что больше ничего не видел. Как будто я его терял. Как будто брата, которого я знал, больше не было.

— Кто? Папа? Я всегда был таким, как папа. Вот почему я заслуживаю то, что принадлежит ему. То, что по праву принадлежит ему.

Он гордился этим. Гордился тем, что похож на этого человека. Это не имело для меня никакого смысла. Зачем кому-то этого хотеть?

— Раньше ты таким не был, — возразил я, пытаясь понять, осталась ли еще хоть какая-то часть брата, которого я любил с детства.

Он закатил глаза, швырнул мяч в стену и дал ему упасть.

— Как скажешь, Гуннер. Просто будь ублюдком, каким ты и являешься, и заставь нас отдать это дерьмо в суд. Мы так и сделаем. Мы не позволим этому ублюдку победить. Это неправильно. Это так не делается. И ты это знаешь. Ты знаешь, что правильно.