В церковь с мистером Малтифордом[1]

–  Мой грузовик там, внизу.

Мы зашагали дальше, причем он так и нес ружье незакрытым, и потом изрек:

–  Что за чудесная ночь сегодня.

Я ничего не ответил.

–  Чудесная, чудесная, чудесная, - начал повторять он.

Я не стал и это комментировать.

–  Они прилетят сегодня, Джон, - он глубоко вздохнул, а потом добавил: - Через какое-то время. Совсем скоро.

Поглядев под ноги, я увидел, что уже иду по посыпанной гравием дороге.

–  Кто прилетит, Джон? О ком я говорю?

Мы подошли к его пикапу - это был большой, новехонький “Шевроле”, игрушка богатого фермера - и я услышал собственный ответ: “Пришельцы на тарелочке”.

Малтифорд посмотрел на меня и, засмеявшись, проговорил:

–  Широта твоих познаний близка к нулю, сынок, - он покачал головой, упиваясь собой.
– Так близка, что и не разглядишь. Это ж надо!

В городской библиотеке Пеликана я наткнулся на одну книжку. Пока ни разу не брал ее на дом, а обычно пробирался в самый дальний угол, чтобы никто не заметил, что именно я читаю. Она рассказывала о кругах на полях; в ней были собраны снимки таких штук со всего мира. На полудюжине фотографий были засняты наши места, все - с воздуха, и по большей части - участок Малтифорда. Мне они нравились, но я бы никогда не признался в этом другим. Я полагал, что НЛО тут ни при чем, инопланетяне нашли бы места получше, куда слетать. А круги и другие знаки просто здорово смотрелись на фоне ярко-зеленых стеблей. Я даже втайне восхищался Малтифордом и завидовал его мастерству работать при свете луны или звезд, в одиночку, и, превращая таким образом Пеликан в столицу кукурузных кругов этого полушария.

“Ученые-расследователи” приезжали сюда каждую весну и лето из Калифорнии. В большинстве своем они выглядели очень странно. Казалось, над ними нависают тени Стоунхенджа. Мы относились к ним с подозрением - но это слабо сказано. К чести Малтифорда, он с ними совсем не связывался. Я знал одно: если бы он делал круги, да еще бы подрабатывал гидом при них, ему бы давно уже не поздоровилось. Если вы понимаете, что я имею в виду. Все прекрасно до тех пор, пока вы не выставляете напоказ ваши странности перед чужакам. Но только попробуйте обратить на себя всеобщее внимание, и окружающие уже не будут так терпимы.

Эта библиотечная книжка содержала очень скудные сведения о Малтифорде. Только в маленьком абзаце говорилось, что на одной из ферм кругов побольше, чем на других, и у ее владельца - неназванного - самые богатые урожаи из всех фермеров округи. За исключением одного-двух лет.

Каюсь, я прочел этот абзац раз двадцать, но клянусь Богом, так до конца и не понял, что же все это на самом деле значит.

Мы свернули с главной дороги и направились к дому Малтифорда. Издалека он казался самым обыкновенным, высоким и нескладным, и, как водится в здешних местах, был окружен тенистыми деревьями. Но судя по ходившим в округе легендам, можно было ожидать большего, и, действительно, вскоре я увидел статуи.

Старый фермер соорудил их из деталей машин, всякого хлама и мусора с местной свалки. Никто толком не знал, зачем. Среди них не было двух одинаковых, но все напоминали кукурузу-переростка с невиданными листьями, непропорционально большими початками и причудливо изогнутыми стеблями. Точь-в-точь как я и слышал, от них веяло чем-то потусторонним. Мне показалось, что статуи смотрят на меня, когда мы проезжали мимо: того и гляди, оживут и погонятся вслед.

Малтифорд дал задний ход и остановился между двумя железными сараями. Мы вышли. Я увидел перед собой кучу железобетонных плиток и обломков, местами торчала арматура.

Задний бортик пикапа с грохотом откинулся. Малтифорд изрек:

–  Я хочу, чтобы ты мне нагрузил все сюда. Согласен?

Подняв маленький обломок, я бросил его в кузов. Он ударился о пластиковое дно, и эхо разнеслось громоподобным раскатом.

–  Вот, - сказал он, - возьми.

К моим ногам упали рабочие кожаные перчатки. Одевая их, я ощутил запах их владельца. Я приступил к работе и забросил уже полдюжины плиток, как вдруг до меня донесся голос, говоривший спокойно и рассудительно. Вот только сами слова трудно было назвать разумными.

–  А ведь, собственно, это не люди приручили кукурузу, - рассуждал Малтифорд.
– Если хорошенько подумать.

Лучше не надо, спасибо.

–  Это кукуруза и другие злаки нас в свое время приручали. Из охотников-кочевников они сделали фермеров. Из убогой обезьяны - цивилизованного человека.
– Он помолчал и добавил: - Зачем, Джон? Зачем кукурузе, пшенице и остальным так делать?

Я не особенно вслушивался, но тут невольно остановился и посмотрел на него, пытаясь подыскать хоть какой-то ответ.

Фермер стоял на безопасном расстоянии от машины, сбоку, и покачивал головой.

–  Взгляни на мир глазами кукурузы. Она находит обезьяну, которую надо поработить. Затем мы начинаем служить кукурузе, вспахивая землю, на которой она растет, заботимся о ней. Мы приносим ей воду, навоз и распространяем ее потомство. А она вознаграждает нас едой и благополучием.
– Он приостановился и набрал побольше воздуха в легкие.
– Земледелие дает жизнь городам. Города питают армию. А армии бодро идут завоевывать новые земли, чтобы вспахать их и засеять.
– Он помолчал немного, а потом добавил: - Не думаешь ли ты, что для сорной травы с туманной родословной это чересчур шикарно?

Если бы кто-нибудь мне сказал, что сегодня ночью мне придется бросать в грузовик бетонные плитки под аккомпанемент заумного урока истории, я бы в жизни не поверил.

–  С древних времен империи процветали до тех пор, пока заботились о приумножении собственных урожаев. Ты должен знать это из школьной программы, Джон. Греция. Рим. Советский Союз. Все они не справились с земледелием. Вот как наказует нас хлеб наш насущный за небрежение.

Я остановился передохнуть, отметив, что груда стала немного меньше.

–  Ты не веришь мне, - сказал Малтифорд. Он громко рассмеялся и спросил: - Так как, я забочусь о кукурузе или она заботится о старике Малтифорде?

Я посмотрел на блестящий новенький пикап, а потом перевел взгляд на ровные зеленые ряды. Чувствуя подвох, осторожно проговорил:

–  Не знаю.

–  Древние поклонялись злакам, - заметил он.
– А мы что, глупее? Может, нас уже так поработили, что мы и не замечаем этого.

С половиной бетонной плитки в руках я застыл, а потом глупо взвизгнул:

–  Ничей я не раб!

–  А что, кушать тебе не надо?
– он снова засмеялся.
– Допускаю, что нет. Я не могу утверждать, что видел тебя за обеденным столом.

Бросив плитку назад в кучу, я проследил, как она покатилась вниз и остановилась, зацепившись за что-то.

–  Часто ли ты задумываешься о будущем, Джон?

Хотел бы я, чтобы он не так часто поминал мое имя.

Я ответил:

–  Иногда, - и тут же пожалел об этом. После чего стал бросать плитки как одержимый, кряхтя и охая, пока руки и плечи не начали гореть.