В чужом доме

Он остановился, взглянул на Эдуара, потом опять посмотрел на Жюльена и спросил:

— Ну, а у тебя много было девочек?.. Что отмалчиваешься? Говори!

Жюльен пожал плечами и пробормотал:

— Ну, чего пристал?..

Эдуар ухмыльнулся.

— Никаких у него девочек не было, — процедил он. — По носу видать.

Жюльен ничего не сказал и снова занялся печью. Эдуар взял маленькую кастрюльку, спустился во двор и наполнил ее водой из-под крана.

— Держи, — сказал он Жюльену, вернувшись. — Согрей воду.

— Где? Печь еще холодная.

— А газа у вас нет?

— В цехе нет.

— Современное заведение, ничего не скажешь. Ну, тогда согрей ее на раскаленных углях. Мне нужна теплая вода.

— А что вы собираетесь делать? Бриться?

Корню расхохотался.

— Нет, — ответил он, — причинное место мыть.

Морис и Жюльен переглянулись.

— Пусти, я все сам сделаю, — заявил Корню.

Он открыл топку и выгреб груду горящих углей.

— Вы нам все дело испортите, — вмешался Морис. — Тут не до шуток, печь еще не разогрелась, и если ее снова придется разжигать, хлопот не оберешься!

— Не беспокойся, я знаю, как растапливать печь.

Эдуар поставил кастрюльку на угли, и она почти тотчас же запела. Когда вода согрелась, он снял кастрюльку, собрал угли, вновь бросил их в топку и направился к выходу.

— Кто интересуется, может пойти со мной, — со смехом предложил он. — Вход бесплатный.

Мальчики с минуту поколебались, потом двинулись следом. В комнате Эдуар достал из чемодана коробочку, где лежал небольшой шприц из стекла и эбонита. Он высыпал в кастрюлю из пакетика темно-фиолетовый порошок, размешал его пальцем и набрал воду в шприц. Окончив процедуру, он помочился в кастрюльку.

— Черт побери! — вырвалось у Мориса. — Какая мерзость! Кастрюлю-то употребляют.

Эдуар расхохотался.

— Ну и что ж, — сказал он, — ведь кастрюли моются! А потом это марганцовка, можешь не тревожиться, она все разъедает. Недаром ею лечат.

— А что у вас такое? — спросил Морис.

— Что у меня? Да трипперок, черт возьми! Надеюсь, ты сам догадался, что не ангина?

Он застегнул брюки и надел куртку.

— Не хотите погулять? — спросил он.

— Мне надо следить за печью, — ответил Жюльен.

— А мне — месить тесто для рогаликов и бриошей, — сказал Морис. — Вот только дождусь хозяина, он скажет, сколько теста понадобится.

— Давай немного пройдемся, ты как раз успеешь показать мне, где у вас можно подцепить девочку.

Морис пожал плечами.

— Ну, в вашем состоянии это, пожалуй, ни к чему, — усмехнулся он.

— Уж не думаешь ли ты, что это мешает мне развлекаться?

— Разве ваша болезнь не заразна? — удивился Морис.

— Заразна. Но вряд ли девчонка, наградившая меня, была столь щепетильна.

— И все же так поступать подло, ведь после вас с ней могут иметь дело другие мужчины.

— Подумаешь! Они, как и я, станут потом лечиться. К тому же это научит их уму-разуму, пусть не имеют дела с моими девушками!

Эдуар снова ухмыльнулся и закурил сигарету; уже возле порога он спросил:

— А когда здесь ужинают?

— Между половиной восьмого и восемью.

— Стало быть, никто со мной не идет?

— Нет.

— Нет.

Он вышел, хлопнув дверью. Морис и Жюльен прислушивались к его шагам на лестнице, затем с минуту молча глядели друг на друга.

Жюльен указал на кастрюльку.

— Он ее даже не вымыл.

— Негодяй! Надо бы вышвырнуть эту кастрюлю ко всем чертям.

— Хозяин разорется.

— Но нельзя же, что ни говори, варить крем в посуде, в которую он напустил своих микробов!

Морис был в бешенстве. Он возмущенно помотал головой, потом вдруг рассмеялся.

— Что это ты развеселился? — спросил Жюльен.

— Если этот боров будет употреблять каждый день по кастрюле, к концу недели придется прикрыть лавочку.

Жюльен отбросил ногой кастрюлю под кровать Эдуара.

— Пусть выпутывается как знает. Только не нравятся мне его манеры.

С этими словами Жюльен направился к двери. Морис последовал за ним, но возле порога остановился, взявшись за щеколду.

— А что, если завтра утром он явится в цех с кастрюлькой и поставит ее на место? Как мы тогда поступим?

Жюльен колебался.

— Право, не знаю. Можно опустить ее в кипяток или хорошенько смазать изнутри жиром и прокалить на огне.

— С какой стати мы будем убирать за ним дерьмо!

— Это верно! Но только ты ведь сам спрашиваешь, что нам делать, а я не знаю, что тебе сказать.

С минуту они постояли в замешательстве, потом Морис снова спросил:

— А что, если мастер или хозяин возьмут кастрюлю раньше, чем мы успеем ее вымыть? Как тогда поступить?

Жюльен вздохнул. Передернул плечами и пробормотал:

— До чего мерзкий тип!

— Не спорю, но сколько бы ты ни повторял это, ничего не изменится.

— В таком случае сам что-нибудь придумай.

Лицо у Мориса напряглось. Под бронзовой кожей перекатывались желваки, на лбу появились морщины гнева, взгляд черных глаз стал жестче. Прошло несколько мгновений. Потом лицо его медленно разгладилось, он пожал плечами, отворил дверь и сказал:

— В конце концов, плевать я на все хотел. Поживем — увидим. К чему ломать голову над тем, что нас вовсе не касается. Но одно я тебе скажу: работай этот молодчик у моего отца, он бы там недолго продержался. И если у меня когда-нибудь будут рабочие, не сомневайся — они так себя вести не станут!

49

Первый день работы не походил на обычные дни. Нужно было опять войти в ритм, приготовить за сутки то, на что в другое время уходила добрая неделя. К тому же следовало ввести в курс дела нового помощника мастера.

Развозить рогалики по гостиницам надо было лишь начиная со следующего дня, но в два часа пополудни Жюльену было велено объехать все отели и узнать, не будет ли каких изменений в заказах.