В чужом обличье
Шрифт:
– Наверх его! — моментально распорядился Реймонд. — Несите и охраняйте, я сам здесь осмотрюсь!
«Вот она — сила репутации», - в тысячный уже наверное раз подумал он, когда Макраниши просто, без возражений, подхватили Парниса и потащили обратно. Не исключено, что свою роль сыграл и страх перед подземельями с грых-шатуном, да только кто ж признается вслух в таком? До самой смерти не отмоешься, брякнувшему такое только уезжать прочь, и то горцы-наемники служили повсюду, так что даже на чужбине можно было остаться с замаранной репутацией.
По всему выходило, что поддерживать образ и репутацию деда выгодно и прибыльно. Сам он, как
– Я те грю, лжа всё! — доносился хриплый, свистящий голос.
– Каму ж ишшо тады бувать? — отозвался другой, басовитый голос.
Слова перемежались ударами о камень, треском и гулом.
– А мальчик-с-кайлом? — возразил хриплый.
– Та тю, он жы ложными жилами манит! А у ентих стражей жавоты хтой-та выгрыз!
– Скальная лисица!
Реймонд остановился, прислушиваясь. Похоже, речь шла как раз о нападении на Парниса.
– С ними мах был! Мах!
– Да старый Парнис себе грыжу вылечить не может!
– На то уважаемая Светла есь! А Парнис хоры изнутрии чуят!
– Чёж он грых-шатуна не учуял, а? А? Вот то-то же! И Хатчет здеся ничего не найдет!
Реймонд, уже собиравшийся выйти из-за угла, замер. Нет, он знал, что слухи в горах разносятся быстрее всякой магии, но чтобы настолько?
– Махистр Хатчет махуч, маю жинку хах-то спас, — прогудел бас.
– Да ятегрю, нету тут грыха! Соседний кынязь воду мутит, зуб даю! А то и сам кароль!
Не то чтобы Реймонд сильно удивился. В Вагранте горожане, подвыпив, тоже смело брались рассуждать о политике, вершить судьбы страны, давать советы чужим королям (своему опасно: могут и оскорбление усмотреть), а также рассуждать о прошлом и как надо было правильно всё сделать тогда. Но так как слова рудокопов пересекались отчасти с мыслями Реймонда, он продолжал стоять и слушать.
– Каро-о-оль? — протянул бас. — Тя камнями по башке не стучало? Кароль он высоко! Сладка ест, вкусна пьёт, трахат кахо хочит, зачем яму мы?
– Да ты как дятё, — хохотнул хриплый. — Король на троне, как мы в забое, то ли затопит, то ли камень сядет, то ли какая-нибудь древняя хренотень из стены вылезет!
– Чо?
– Король, говорю, такой же князь, только денег больше! Хочет прижать всех остальных к ногтю и хрупнуть, как мелких блох! — заорал хриплый сердито.
– И чо?
– Даничо! Подослал пару людишек, изобразили шатуна, а наши же соседи взяли и побежали к нему, к королю!
– Маи саседи никуда не бяхут.
– Да тьфу ты. Горцы из нашей долины взяли и сбежали к королю, понял?
– Ну.
– Руду нагну! Людишки у короля, князь с одним кланом остался, теперь понял?
– Ну.
– Тьфу ты!
Они замолчали, тишину нарушало только хриплое дыхание и удары по камням. Реймонд стоял и обдумывал, пытаясь понять, чего он не знает об административном устройстве Перпетолиса. Король пытается подсидеть князей, те - короля? Дед ни о чём таком не упоминал. Или это дела уже последних лет, пока Реймонд учился и развлекался в Вагранте?
Решившись, он шагнул из-за угла, нарочито громко скрежетнул факелом по выступу.
Он тут же пожалел о таком неосмотрительном поступке, но было уже поздно. Басовитый, в годах
уже, слегка сгорбленный, шагнул навстречу, вскидывая кирку. Хриплый, достаточно ещё молодой, наоборот, взвизгнул и рванул куда-то прочь, в темноту штрека.– Исыди! — рявкнул басовитый.
– Я не нецисть, цтобы исыдить, — ответил Реймонд, зажигая на руке магический светильник.
– М-махистр? — пробормотал басовитый, отступая и закрываясь киркой. — Т-та мы нячехо скушна в сабое…
Зрелище оправдывающегося и мямлящего горца вдвое старше его неожиданно смутило Реймонда.
– Спокойно, — сказал он, чуть выше вскидывая руку со светильником, — я просто проходил мимо.
Рудокоп был практически наг, если не считать набедренной повязки, а тело - покрыто каменной и рудной крошкой, которую прочерчивали дорожки пота. То ещё зрелище, особенно в полутьме шахты. Реймонд воткнул факел в ближайшую щель в стене, сложил руки за спиной и посмотрел на басовитого.
– Простите, вы не могли бы позвать своего товарища? — невозмутимо спросил он. — Я мог бы доставить его магией, но боюсь, это перепугает его, а я хотел бы просто спокойно побеседовать.
– Д-да, канешна. Таронс! — рявкнул басовитый так, что Реймонд чуть не оглох. — Таронс, да не бойся ты! Его магичество поговорить хочет!
Он немного виновато посмотрел на Реймонда, хотел ещё раз закричать, но его опередили. Выкрик Таронса был коротким, оборвавшимся посредине, но при этом исполненным боли и ужаса. Не сговариваясь, басовитый рванул на помощь товарищу, Реймонд задержался на пару секунд, выдергивая факел.
– А-а-а-а-а-а-а! — прокатилось по шахте.
Бас сменился фальцетом, затем крик тоже оборвался. Реймонда спасла случайность: он метнул вперед иллюзию светильника и грых-шатун первой сожрал именно ее. Он был высок, почти до потолка пещеры, с когтей и клыков его капала кровь, в лапище виднелся кусок мяса. Так мог бы выглядеть медведь, состоящий из камня и отъевшийся на человечинке до невероятных размеров.
Реймонд был не робкого десятка, но тут у него кровь застыла в жилах. Грых-шатун чуть пригнулся, рванул вперёд и вбок, обходя Реймонда слева, и он резким выпадом ткнул факелом в морду магического зверя. Высветил каменную морду, кровавые следы и крошку, яростные глаза хищника и факел исчез в пасти грыха. Тем не менее Реймонд отыграл пару секунд, за которые вышел из ступора, а также сообразил, что сейчас ему предстоит сразиться за свою жизнь.
Он развернулся и рванул по забою, метнув за спину ещё пару иллюзий.
В темноте больно ударился раз, другой, и понял, что так не пойдет. Влетит в стену или просто убьется на бегу в темноте, а магическая иллюзия светильника лишь привлечет грыха. «Его манит магия», - проскрипел в голове голос Парниса. Реймонд и раньше сталкивался с тем, что в опасной ситуации получалось многое из того, что не давалось в спокойной обстановке, но сейчас он превзошел себя.
Слова деда о сокрытии ауры, строчки из учебников, замыкание магии на саму себя, за секунду, на бегу, Реймонд сотворил совершенную иллюзию. Во всяком случае, так ему хотелось думать. Он обернул себя иллюзией камня, швырнул горсть светильников во все стороны и тут же сместился в ближайшую нишу, запечатал её ещё одной иллюзией — каменной стены. Глупость, конечно, вряд ли грых-шатун полагался на зрение — в толще-то камня! — но это Реймонд сообразил уже позже, пока стоял в нише, стараясь отдышаться и унять бешено бьющееся сердце.