В деснице благодати

там, даже сегодня утром он предпочел подольше поспать, а не посвятить хоть

сколько-то времени Тебе. Я обвиняю его в лени, эгоизме, беспокойстве, неверии...»

Пока он говорит, ваша голова склоняется все ниже. У вас нет оправданий.

Обвинения справедливы.

— Признаю свою вину, ваша честь, — мямлите вы.

— Каков приговор? — спрашивает сатана.

— Кара за грех — смерть, — объясняет Судья. — Но в данном случае смерть уже

свершилась. Ибо он умер со Христом.

Сатана неожиданно умолкает. А вас неожиданно переполняет ликование. Вы

осознали, что сатана не может обвинить вас. Никто не может обвинить вас! Несмотря

на лес осуждающих перстов и хор требующих наказания голосов, все обвинения

отскакивают от вас, как ударившиеся в щит стрелы. Хватит полоскать грязное белье.

Хватит горьких сожалений и каторжных работ на беззастенчиво эксплуатирующую вас

сестру. Вы стоите перед Судьей и слышите Его приговор: «Невиновен».

«...Господь Бог помогает Мне: поэтому Я не стыжусь, поэтому Я держу лицо Мое, как кремень, и знаю, что не останусь в стыде. Близок оправдывающий Меня: кто хочет

состязаться со Мною? — станем вместе. Кто хочет судиться со Мною? — пусть

подойдет ко Мне» (Ис. 50:7-8).

С тех пор как Судья освободил вас, вам не нужно бояться суда.

Вопрос длительности

«Кто отлучит нас от любви Божией?..» (Рим. 8:35).

Вот он. Вот этот вопрос. Вот что мы хотим узнать. Мы хотим узнать, как долго

продлится любовь Бога. Павел мог бы с этого начать. Действительно ли Бог будет

любить нас вечно? Не только пасхальным утром, когда наши ботинки сияют, а волосы

гладко причесаны. Я хочу знать (разве не хочу я действительно знать?), что Бог думает

обо мне, когда я отвратителен. Не в те моменты, когда я чрезвычайно хорош, когда я

подтянут, энергичен и готов бороться с мировым злом. Не тогда. Я знаю, что Он обо

мне думает в такие минуты. В такие минуты я и сам себе нравлюсь.

Я хочу знать, что Он думает обо мне, когда я злюсь на все вокруг, когда мысли мои

не поднимаются выше желудка, а языком можно буравить камни. Что Он думает обо

мне тогда?

Вот в чем вопрос. Вот в чем проблема. Именно по этой причине большинство из вас

читает эту книгу. О, вы так не скажете; может быть, вы и сами этого не знаете. Но я вижу

это по вашим лицам. Я слышу это в ваших словах. Не перешел ли я черту на той неделе?

В прошлый вторник, когда я выпил столько водки, что не мог идти... В прошлый четверг, когда на службе я дошел до такого, что вышло совсем уж не дело... Прошлым летом, когда я проклинал сотворившего меня Бога, стоя у могилы ребенка, которого Он дал

мне...

Не зашел ли я слишком далеко? Не слишком ли долго ждал? Не слишком ли часто

оступался?

Вот что мы хотим знать.

Может ли что-то отлучить нас от любви Божьей?

Бог ответил на наш вопрос, прежде чем мы его задали. Чтобы мы увидели ответ, Он

осветил небо звездами. Чтобы мы его услышали, Он наполнил ночь музыкой. А чтобы

мы поверили в Него, сделал то, о чем ни один человек не мог и мечтать. Он стал плотью

и обитал с нами.

Он кладет руку на плечо человеку и говорит: «Ты совершенно замечательный».

Неподвластный времени, Он видит нас всех. От виргинской глуши до деловых

кварталов Лондона, от викингов до космонавтов, от дикарей до царей, от строителей

хижин до судей и укладчиков камней, Он видит всех. Все мы нищие и бродяги, и Он

видел нас до того, как мы родились.

И Он глядит с любовью. Испытывая прилив чувств. С удовлетворением взирая на

Своих детей, Создатель звезд обращается к каждому из нас и говорит: «Ты — Мой сын

(Моя дочь). Я очень тебя люблю. Я знаю, что однажды ты отвернешься от Меня и

уйдешь прочь. Но Я хочу, чтобы ты знал(а), что Я уже приготовил для тебя путь

обратно».

И чтобы доказать это, Он сделал нечто необычайное.

Сойдя с престола, Он снял Свою сотканную из света мантию и облекся в кожу — в

тонкую человеческую кожу. Свет вселенной вошел в темное и теплое чрево. Тот, Кому

поклонялись ангелы, стал эмбрионом в обычной земной утробе, был рожден холодной

ночью и спал на охапке сена.

Мария не знала, дать ли Ему молока или воздать хвалу, но потом сделала и то, и

другое, ведь Он, насколько она понимала, был и святым, и голодным.

Иосиф не знал, называть ли Его своим сыном или своим Отцом. Но в конце концов

назвал Его Иисусом, ибо так сказал ангел, а сам Иосиф ни малейшего представления не

имел, как называть Бога, Которого он держал на руках.

Ни Иосиф, ни Мария не выразили этого так прямо, как моя Сара, но не кажется ли

вам, что в их озадаченных головах вертелся вопрос: «Боже мой, что Ты здесь

делаешь?», точнее, «что Ты здесь делаешь, мой Боже?»

«Может ли Мне что-то помешать любить вас? — спрашивает Бог. — Видите, Я

говорю на вашем языке, сплю на вашей земле, ощущаю вашу боль. Только посмотрите

на Творца света и звука — как Он чихает, кашляет и сморкается. Сомневаетесь, понимаю ли Я, что вы чувствуете? Взгляните в смеющиеся глаза мальчика из Назарета

— это Бог идет на уроки. Задумайтесь о малыше за столом у Марии — это Бог

расплескал молоко».

«Вы тревожитесь, как долго продлится Моя любовь? Ищите ответ на пробитом

кресте, на каменистом холме. Это Меня вы видите там, вашего Творца, вашего Бога, прибитого гвоздями и истекающего кровью. Оплеванного и пропитанного грехом. Это

ваш грех Я ощущаю. Это вашей смертью Я умираю. Это в вашем воскресении Я живу.

Вот как сильно Я люблю вас».

«Может ли что-то встать между тобой и Мною?» — спрашивает Единородный Сын.

Вверяя Ему свое будущее, выслушаем торжественный ответ Павла: «...я уверен, что

ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни