В Дикой земле

Он покинул узилище, как покидал не раз до того и взлетел во мрак над головой, в верхний город. Оттуда, из переплетения ветвей и улиц ему незримо светил атам, зачарованный ритуальный нож, навсегда являвшийся частью своего создателя. Внутри рукояти атама была укреплена первая фаланга мизинца правой руки Тобиуса, которую он самолично отсёк, разварил, извлёк кость, покрыл её соответствующими магическими письменами, зачаровал множеством сложных заклинаний и слил воедино с обычным прежде клинком. Этому инструменту не нужно было нести в себе каких-то особых чар дабы служить маяком, серый маг и так всегда знал, где находилась его частичка.

Недолгий путь привёл в одно из белых подворий с черепичными крышами, имевшее огороженный забором сад, аккуратный и ухоженный. Не будучи защищённым, это жилище легко пустило незримого и незваного гостя под крышу. Он тихо парил в темноте, разглядывая скромное, но приятное убранство дома, белые стены, деревянные полы, утварь на кухне, шёлковые одежды в стенном гардеробе, боевые шесты, выточенные из разных пород, покоившиеся на подставках; миниатюрную, но тонко сработанную мебель. Человек обошёл все комнаты первого этажа, пересчитал прислугу, пересчитал спавших детей различных возрастов и поднялся на второй этаж по узкой лесенке с перилами.

Спальня хозяйской четы отделялась от остального дома плотной плетёной занавесью. Тенсей спал в своего рода гнезде из шёлковых подушек и простыней, что лежало на полу, огороженное деревянной конструкцией, напоминавшей раму от ширмы. Рядом с ним спала женщина, а над ними на паре крючков, торчавших из рамы, покоился белый боевой шест, прошлым днём принёсший человеку кару. Там же висели ножны с атамом, которые немедленно перелетели в руки к истинному владельцу. Зачарованное бронзовое лезвие неслышно освободилось.

Тобиус стоял над спавшим обидчиком и слушал его дыхание, его сердцебиение, слушал свою боль, что возвращалась в право владения лицом. Мысли человека были холодны и упорядочены, он не испытывал смятения, чувства не захлёстывали разум. В памяти всплывали накрепко затверженные максимы, приобретённые во время обучения магии, подаренные строгими наставниками, а также те, которые юный ученик вынес сам, из книг, не рекомендовавшихся к прочтению, хотя и не запрещённых. Наставники всегда твердили следующее: посягнувшему на его благочувствие и благосостояние волшебник имеет право воздавать сторицей. Но Слово Кузнеца учило, что есть время для гнева, но есть время для прощения. Смирение духа убивает демонов, посягающих на душу человека; потворство страстям губительно. А что если не страсть отомстить, ощущал Тобиус, лавовым озером разливавшуюся в груди ныне?

Лезвие вернулось в ножны, его хозяин медленно и глубоко вздохнул. Сегодня он решил, что короткая, но приятная месть недостойна того, чтобы нападать на спящих. Оставалось надеяться, что серый волшебник никогда не изменит себе в этом убеждении.

Чужое жилище было покинуто, и одинокий бродяга отправился в северо-восточную часть кроны. Чем ближе к краю он подбирался, тем светлее становилось, ведь именно с этой части города много дней назад начался сбор листвы. Симианы выгнали на ветви баньяна десятки артелей работяг, которые без продыху лазали по ветвям и срубали огромные жёлтые листья, не успевшие ещё опасть. Если бы они этого не делали, весь нижний город был бы в скором времени завален опадом. К той ночи уж половина дерева избавилась от красно-жёлтого одеяния, отчего внизу становилось светлее.

Оказавшись на задворках верхнего города, там, где не ходили стражи и почти не было жилищ, маг уселся на тонкой ветви и постарался не думать о бескрайней пропасти внизу. Он создал и подвесил в воздухе водяную плоскость, зачаровал, сделав из неё зеркало, скинул личину. Из зазеркалья смотрел порядком изуродованный человек с перепачканным засохшим лекарством и кровью лицом. Рот перекосило, и теперь верхняя губа с левой стороны навеки застыла в небольшом оскале. Достаточно оказалось одного хорошего удара и нескольких часов тщательной работы, чтобы прежде чистый лик вот так исказился…

Бронзовое лезвие вновь освободилось, твёрдой рукой Тобиус поднёс атам к лицу и стал под одному срезать швы. Жаль было портить чужую работу, но всё же он избавился от всего лишнего и с помощью заклинания полностью себя исцелил, так что даже шрама не осталось. Выбитым зубам, правда, ещё предстояло вырасти, но да ничего, несколько недель потерпеть можно.

Остаток ночи волшебник просидел на высоте, разглядывая чистое ночное небо, слушая вой ветров, метавшихся над холмами и в ущелье речного русла. Очень далеко по тёмному бархату ползла красная комета.

* * *

Вскоре выяснилось, что воспитатели в яме не сыпали пустыми угрозами, обещая избавиться от самых неспособных, малоумных и непокорных. Некоторые ученики стали покидать свои группы под угрозой схлопотать чеканом. Они исчезали в воротах форта и никогда больше не возвращались. Вместе с тем, проявившие способности к обучению симианы получали некоторые привилегии. Тобиуса и других, достигших определённого уровня постижения умений, переселили из продуваемой со всех сторон клетки в пещеру.

За время своего проживания в яме Тобиус уяснил, что постоянного и неизменного населения у пещер не было, извне прибывали и вовне убывали группы работяг. Время от времени сару-хэм перераспределяли их по Ронтау и, если низшие симианы проживали не в яме, то удерживали их в одном из многих деревянных фортов города под постоянным присмотром.

Ко времени переселения из клетки как раз освободилось несколько пещер, распределение проводилось воспитателями, которые не жалели разбивать группки сородичей. Прежде это могло бы привести к драматичным сценам, но уже наученные повиноваться ученики старались не провоцировать сару-хэм и просто радовались улучшению своих жизней, ведь в пещерах ночами было гораздо теплее.

Новое жилище мага оказалось одним большим помещением, вырубленным в глинистой почве и укреплённым каменной кладкой. Для обогрева был построен промазанный глиной камелёк с дымоходом, выходившим наверх, на более высокий ярус карьера. Спальные места оказались устроены в виде вырубленных в стенах ниш и полок, куда жителям пещеры отныне приходилось набиваться и дополнительно греть друг друга. По правилу, установленному воспитателями, ночь делилась на три смены, в каждую из которых возле камелька нёс дозор один из жителей, поддерживавший огонь и следивший за тем, чтобы тепло не утекало вовне. Устанавливать очерёдность обитатели пещер должны были сами, на своё усмотрение, однако было дано предостережение, что если кто-то из недоумков начнёт валиться с ног от недосыпа, оттого, что остальные постоянно спихивают на него эту работу, если в пещере потухнет пламя и все обитатели заболеют, то последует битьё долгое и суровое.

Тобиус, видевший в таком подходе обучение справедливому распределению обязанностей, лишь усмехнулся.

В своей пещере, где помимо человека обитало ещё семнадцать разномастных симианов, он довольно быстро стал каким-то суррогатом вожака. Тобиус следил за расписанием ночных дежурств, решал все споры, пока о них не прослышали воспитатели, с молчаливого согласия большинства обзавёлся правом карать, и, самое главное, — от него шло лекарство и лекарская помощь.