В доме Шиллинга

Мадемуазель Биркнеръ, какъ впавшая въ немилость разумется и не показывалась въ бель-этаж; другіе въ душ завидовали ей, потому что, какъ шепотомъ передавалось между прислугой, госпожа такъ смотрла, что лучше бы кажется провалиться сквозь землю. Двери всхъ комнатъ наверху и даже большого средняго салона были открыты, и въ то время какъ фрейлейнъ фонъ Ридтъ вышивала покровъ, баронесса безпокойно и безцльно бродила взадъ и впередъ по анфилад комнатъ. Иногда она тихо говорила сама съ собой, часто останавливалась посреди большого салона и съ злобнымъ смхомъ глядла на портреты по стнамъ, какъ бы насмхаясь надъ гордыми господами фонъ Шиллингъ, а портрету стараго барона она нсколько разъ уже грозила кулакомъ и бранила его такъ, какъ нельзя было и ожидать отъ такой благородной дамы, – все это подглядлъ Робертъ… Иногда чрезъ открытыя окна слышался безумный смхъ и вскрикиванія.

– У госпожи баронессы истерика, – спокойно говорила тогда Анхенъ донн Мерседесъ, которая испуганно вздрагивала.

Прислуга же не обращала на это никакого вниманія, вс привыкли къ тому, что госпожа страдаетъ истериками.

Жаровни въ сняхъ все еще дымились, повидимому они должны были угаснуть только по возвращеніи барона, когда онъ убдится, что подвергалъ свою и безъ того болзненную супругу очевидной опасности и поставилъ ее въ очень тяжелое положеніе. Ни въ чемъ, впрочемъ, его любимцевъ не безпокоили, только такъ игнорировали ихъ, точно окна нижняго этажа были заперты внутренними ставнями отъ всего вншняго міра.

Донна Мерседесъ уходила всегда въ глубь комнаты какъ только видла двухъ дамъ, идущими по саду, гд он проходили два раза въ день: утромъ и вечеромъ изъ бенедиктинскаго монастыря. Ея внутреннее состояніе представлялось ей самой загадочнымъ. Конечно, не могла пробудить въ ней ни малйшей симпатіи эта женщина, которая, несмотря на свою вялость и слабость, умла поразительно и оскорбительно проявлять себя неограниченной повелительницей шиллингова дома и всего живущаго въ немъ. Донна Мерседесъ имла причины сердиться на хозяйку дома, которая забывъ вс приличія и самыя простыя правила вжливости, поступила въ отношеніи къ ней по своему собственному высокомрному произволу, и когда она видла между деревьями срый шлейфъ, въ ней всякій разъ вспыхивало чувство ненависти, сердце начинало сильно, мучительно биться, и кровь останавливалась въ жилахъ, это безотчетное внутреннее убжденіе было ей самой непонятно и смущало ее.

Такимъ образомъ прошли два дня, на третій донна Мерседесъ съ ранняго утра находилась въ нетерпливомъ ожиданіи, – сегодня могъ вернуться баронъ Шиллингъ. Привезетъ ли онъ съ собой бглянку и вернетъ ли ее къ ея обязанностямъ? Надежды молодой женщины съ каждымъ часомъ уменьшались; сегодня же она была твердо убждена, что не увидитъ Люсили до тхъ поръ, пока болзнь и нужда не принудятъ ее вернуться подъ ея покровительство. Всетаки она съ невыразимымъ напряженіемъ ожидала возвращенія барона Шиллингъ и, такъ какъ онъ заявилъ ей твердо и ршительно, что увидится съ Іозе только подъ деревьями сада, то не могла разсчитывать, чтобы онъ пришелъ въ комнаты нижняго этажа, хотя бы даже и привезъ важныя извстія.

Поэтому посл обда около того времени, когда онъ могъ возвратиться, она отправилась въ зимній садъ. Анхенъ между тмъ сидла у Іозе и разсказывала ему сказки, а маленькая Паула подъ надзоромъ Деборы играла въ сосновой рощиц позади мастерской.

Зимній садъ былъ отпертъ, и дверь въ мастерскую также была немного пріоткрыта; садовникъ занимался кактусами и папортниками и должно быть только что ушелъ, – видны были еще свжіе слды его пребыванія: на полу стояла лейка и зеленый занавсъ у стеклянной стны былъ совершенно отдернутъ, такъ что видно было всю мастерскую, представлявшую удивительный поражающій видъ!

Донна Мерседесъ вынула изъ кармана книгу и сла на чугунный садовый диванчикъ, поставленный среди цлаго лса растеній, образовавшихъ надъ нимъ какъ бы бесдку. Здсь въ этой поэтической тишин, въ благоухающемъ освженномъ фонтанами воздух могла она ожидать тихо и спокойно, – спокойно? Сердце ея такъ билось, точно хотло разорваться; она пробовала читать, но не находила смысла въ стихахъ Лонгфелло [34] ; взглядъ ея то и дло отрывался отъ книги и устремлялся въ мастерскую, въ этотъ міръ чудесъ, который самъ былъ поэзіей, поэзіей изъ древнйшихъ временъ, изъ широкой дали, вдохновлявшей того, кто здсь думалъ и творилъ.

[34] Генри Уодсворт Лонгфелло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807, Портленд (Мэн) – 24 марта 1882, Кембридж (Массачусетс)) – американский поэт. Автор «Песни о Гайавате» и других поэм и стихотворений.

Вдругъ Пиратъ громко залаялъ въ своей конур. Донна Мерседесъ испугалась, – къ мастерской приближались чужіе люди, что она поняла по громкому сердитому лаю собаки, но шаговъ не было слышно. Собака скоро замолчала, и молодая женщина успокоившись снова услась поудобне въ своемъ защищенномъ уголк.

Вдругъ вверху на галлере зашевелилась гобеленовая портьера, жутко какъ-то стало, когда яркая пестрая ткань отдлилась отъ стны, отодвинулась въ сторону, и въ рамк двери появилась, какъ привидніе, срая фигура женщины. Вяло и согнувшись, какъ всегда, а теперь еще крадучись, какъ воръ, вышла баронесса на галлерею. Фрейлейнъ фонъ Ридтъ слдовала за ней.

Высокая, одтая въ черное шелковое платье съ серьезнымъ повелительнымъ взглядомъ канонисса казалась королевой подл noxoжей на тнь баронессы.

– Мн противно идти туда, – ршительно сказала канонисса своимъ звонкимъ немного чопорнымъ голосомъ и протянула руку по направленію къ лстниц. – Если ужъ здсь наверху все такъ старательно убрано, въ чемъ ты убдилась вчера, то въ мастерской на общественной, такъ сказать, почв, ты еще меньше найдешь объясненій.

Баронесса совсмъ не обращала вниманія на то, что говорила ея спутница. Она спускалась съ галлереи по витой лстниц.

И вотъ донна Мерседесъ увидла жену художника, идущей тамъ, гд еще недавно вечеромъ ея фантазія представляла ей стройную молодую женщину съ подносомъ въ рукахъ – какъ непохожа была на нее баронесса! Донна Мерседесъ первый разъ видла ее безъ шляпы. Какіе великолпные густые волосы свободно подобранные обрамляли ея длинное узкое лицо. Но эти тяжелыя пряди имли тотъ сро-блокурый цвтъ, которому свтъ напрасно старается придать золотистый оттнокъ и мягкій блескъ. Рзко откинутые назадъ они слишкомъ открывали и безъ того большой лобъ и придавали лицу вялое и тупое выраженіе; неужели художникъ, такъ понимавшій красоту, никогда не пытался совтомъ или просьбой измнить эту некрасивую прическу.

Донна Мерседесъ чуть дышала въ своемъ убжищ. Она не могла подняться теперь съ своего мста, не столкнувшись лицомъ къ лицу съ этими дамами, съ которыми она ни за что не хотла встрчаться до возвращенія барона. Но она надялась ускользнуть въ то время, когда баронесса, по выраженію фрейлейнъ фонъ Ридтъ, будетъ „искать объясненій“, и потому она глубже прижалась въ свой уголокъ и сквозь миртовую ршетку, бывшую у нея съ правой стороны, слдила, когда настанетъ удобный моментъ.

Баронесса остановилась на нижней ступеньк витой лстницы.

– Я еще никогда не была здсь – никогда! – сказала она тономъ глубокаго удовлетворенія и, описывая рукой большой кругъ, обвела взглядомъ мастерскую. – Я исполнила то, что общала тогда, когда онъ положилъ первый камень для этого дома, и до этой минуты я держала свое слово! И что я теперь его нарушаю, онъ никогда этого не узнаетъ!

Она вошла въ мастерскую и насмшливо засмялась.

– Посмотри кругомъ, Адельгейда, – сказала она канонисс, которая медленно и видимо неохотно слдовала за ней. – Разв не чистйшее тупоуміе подобное безумное устройство?… Конечно въ этомъ случа онъ былъ вполн правъ, – на такую дрянь я бы ни за что не дала своихъ денегъ! На это онъ долженъ былъ самъ заработать! Онъ безумный расточитель! – съ горечью прервала она себя, и кровь бросилась ей въ лицо. – Онъ тратитъ огромныя суммы на эти старыя дрянныя книжки и на этотъ хламъ такъ же, какъ и на дорогія вина и кушанья для всей этой прізжей компаніи въ нижнемъ этаж!