В доме Шиллинга

– Я буду ходить за ней по пятамъ, я пойду за ней всюду…

– Даже за кулисы?

Донна Мерседесъ невольно сдлала шагъ назадъ.

– Этого вы не можете – я знаю. Вы, несмотря на все свое мужество и энергію, будете, какъ потерянная на чуждой вамъ почв, не вынесете любопытныхъ дерзкихъ взглядовъ и не достигнете цли… Позвольте отправиться мн! Я уже ршился на эту поздку, какъ только прочиталъ письмо госпожи Люціанъ, и уже совсмъ готовъ. – Онъ указалъ на стоявшій на полу чемоданъ. – Я прекрасно знаю, что и я вернусь ни съ чмъ, – Люсиль Фурніе скоре умретъ на сцен передъ публикой, чмъ вернется къ вамъ, она высказала это мн въ письм. Іозе она оставляетъ вамъ, а маленькую Паулу настоятельно требуетъ себ въ силу своихъ материнскихъ правъ.

– Никогда! никогда!

– Такъ позвольте мн хать! Здсь нужны не одни убжденія докторовъ, но также и юридическія доказательства, чтобы сдлать маленькую барыню уступчиве.

– Съ этимъ я согласна и благодарю васъ.

Какъ мягко и задушевно прозвучали эти послднія два слова, совсмъ иначе, чмъ т, которыми она недавно въ страшномъ возбужденіи отвергла предложенные ей цвты.

Онъ, казалось, не почувствовалъ этого контраста; онъ совсмъ не слыхалъ словъ благодарности и не замтилъ протянутой ему нжной ручки. Взглянувъ на часы, онъ сильно позвонилъ.

Онъ веллъ вошедшему слуг отправиться съ вещами впередъ на желзную дорогу; потомъ надлъ черезъ плечо маленькую кожаную сумку и взялъ шляпу. Онъ дйствительно уже былъ готовъ къ отъзду, но хотлъ ухать, не сказавъ ничего донн Мерседесъ, не сговорившись съ ней – дло касалось единственно исполненія его обязанностей по отношенію къ его умершему другу. Она была убждена въ этомъ, и потому то на ея благодарность не было обращено никакого вниманія.

Съ омрачившимся лицомъ вышла она въ зимній садъ, между тмъ какъ онъ запиралъ ведущую въ мастерскую дверь. Онъ кинулъ туда послдній взглядъ черезъ отверстіе въ занавск, потомъ на ходу надвинулъ на лобъ шляпу и вынулъ изъ кармана перчатки.

Донна Мерседесъ шла впереди него и нечаянно задла группу глоксиній, – одинъ розовый цвтокъ сломался и упалъ на асфальтовый полъ. Она покраснла, какъ цвтокъ, лежавшій у ногъ ея и съ восклицаніемъ сожалнія нагнулась, чтобы поднять его, но баронъ Шиллингъ предупредилъ ее.

– Оставьте, – сказалъ онъ холодно, – такой маленькій цвтокъ не такъ чувствителенъ, какъ душа человка, онъ будетъ продолжать весело жить, если

его даже перемстятъ вдругъ въ холодный элементъ. – Съ этими словами онъ положилъ цвтокъ на край бассейна такъ, что его стебелекъ касался воды.

– Когда мы можемъ ожидать вашего возвращенія? – спросила донна Мерседесъ дрогнувшимъ голосомъ у дверей зимняго сада.

– Дня черезъ три, можетъ быть; это конечно будетъ зависть отъ госпожи Люціанъ.

Онъ надлъ перчатку на правую руку.

Она опустила глаза и смотрла на кончикъ своего башмака, выглядывавшаго изъ-подъ платья.

– Это время покажется Іозе необыкновенно долгимъ, – сказала она, запинаясь; – онъ безпрестанно спрашиваетъ и требуетъ васъ.

Она медленно подняла рсницы, но не взглянула на него, – было ясно, что она боролась съ собой.

– А вы не повидаете Іозе?

– Нтъ, нтъ!

Теперь она въ смущеньи взглянула ему въ лицо, выдававшее внутреннюю силу его ощущеній, и встртила горвшій гнвомъ взоръ.

– Я уже преодоллъ мучительное желаніе его увидать и снова увижу своего любимца только здсь подъ деревьями.

Онъ приподнялъ шляпу и поклонился; она выпрямилась, крпко сжавъ губы, откинула со лба спустившіеся волосы, подобрала шлейфъ и, гордо кивнувъ головой, прошла мимо него въ платановую аллею, а онъ направился къ выходу черезъ сосновую рощицу позади мастерской; тамъ въ стне была дверь, выходившая на пустынную улицу, отдлявшую помстье Шиллинга отъ той части города, гд былъ вокзалъ.

24.

Блдная торопливо вернулась донна Мерседесъ въ домъ съ колоннами. Она собственноручно разобрала вс вещи, приготовленныя въ дорогу, посидла немного подл Іозе, который слабыми рученками возилъ по одялу маленькую деревянную лошадку и, наконецъ, сосредоточившись въ себ, сла у письменнаго стола въ оконной ниш. Въ ея душ бушевала буря, между тмъ какъ руки спокойно лежали на колняхъ и глаза были закрыты, какъ будто бы она дремала.

Изъ дтской пришла маленькая Паула съ куклой въ рукахъ; она прижалась къ колнямъ тетки и смотрла на нее большими вопросительными глазами… Это были такія же блестящія звзды какъ т, что совратили Феликса Люціана съ его пути и привели къ преждевременной могил, т страстные глаза, которые теперь сіяютъ съ подмостковъ.

И это дитя, мило и невинно смотрвшее, какъ серафимъ, съ чудными золотистыми кудрями, должно вырости подъ надзоромъ тхъ глазъ? Никогда, никогда! Она обняла малютку и съ страстной нжностью прижала ее къ себ… Какъ часто приказывалъ Феликсъ приносить къ своей постели „свое утшеніе“, „свою принцессу“ и прижимался своимъ блднымъ изможденнымъ отъ страданій лицомъ къ блокурой головк!

– Береги дтей, Мерседесъ, береги ихъ, повторялъ онъ постоянно съ тревогой. Я, кажется, не буду спокойно лежать въ земл, если они собьются съ пути! – И, напрягая послднія силы, онъ сдлалъ собственноручно вс распоряженія и написалъ матери послднее письмо, исполненное горячей мольбы… Вс эти бумаги были въ рукахъ его сестры – она была преградой, которую тщетно старалась преодолть легкомысленная, непомнившая своихъ обязанностей женщина.

Для своего успокоенія донна Мерседесъ хотла взглянуть на эти бумаги, стоявшія въ углу на нижней полк письменнаго стола въ маленькомъ серебряномъ ящичк рококо. Она знала, что одинъ взглядъ на эти бумаги успокоитъ ее, но шкатулки тамъ не оказалось…

Какъ пораженная громомъ вскочила она. Первой ужасной мыслью, отъ которой у нея кровь застыла въ жилахъ, была мысль, что Люсиль похитила ихъ. Вдь она знала, что въ шкатулк находились письменныя уполномочія ея золовки, – безъ этихъ бумагъ она была безсильна, и мать возвращала себ свои неограниченныя права надъ дтьми…

Дрожащими руками перерыла донна Мерседесъ вс вещи и книги, наполнявшія письменный столъ и его открытые ящики – но все было напрасно! Она позвала Дебору, когорая обыкновенно стирала пыль со стола и длала это съ педантичной аккуратностью, – никогда нигд не было видно пылинки и притомъ каждый предметъ, даже самое маленькое стальное перышко, оставался на своемъ мст… Она съ ужасомъ отступила, увидавъ блдное лицо своей госпожи, и съ полной увренностью заявила, что шкатулки нтъ здсь съ того самаго дня какъ заболлъ Іозе. Она замтила это съ первой же минуты, такъ какъ на полк больше ничего не стояло; но госпожа часто убирала вещи подолгу стоявшія на стол; къ тому же она была тогда такъ разстроена смертельной болзнью ненагляднаго дитятки, что у нея голова шла кругомъ, и она до настоящей минуты не вспомнила о шкатулк.

И такъ у Люсили документовъ не могло быть… Теперь принялась искать Дебора; пришла Анхенъ изъ комнаты больного, и мадемуазель Биркнеръ, принесшая дтямъ тарелку плодовъ, заглянула, вытянувъ шею, въ салонъ и потомъ вошла туда, чтобы помогать искать. Осмотрли вс шкафы и ящики, отодвигали тихонько всю мебель отъ стнъ, a донна Мерседесъ сама обыскала маленькій кожаный чемоданъ, всегда находившійся у нея по близости и стоявшій подъ письменнымъ столомъ, – все было напрасно! Мадемуазель Биркнеръ робко спросила, что это была за шкатулка, и Дебора увряла ее, что она была серебряная „въ палецъ толщиной“ и что можно поздравить негодяя, похитившаго ее.