В дороге

Я присоединился к Реми в нижних внутренностях. Он дёргал за всё, что мог. «Ничего особенного. Я думал, здесь будет медь, я думал, здесь будет хотя бы пара старых гаечных ключей. Это судно разграблено кучкой воров». Оно стояло в бухте годами. Рука, укравшая медь, уже не была рукой.

Я сказал Реми: «Я хотел бы переночевать на этом старом корабле, когда придёт туман, и он скрипит, и ты слышишь завывание бакенов».

Реми был поражён; его восхищение мною удвоилось. «Сал, я заплачу тебе пять долларов, если ты наберёшься смелости это сделать. Ты ведь понимаешь, что эту штуку могут преследовать призраки старых морских капитанов? Я не только заплачу тебе пять, я отвезу тебя на вёслах туда и обратно, соберу обед и одолжу одеяла и свечи. «По рукам!» – сказал я. Реми побежал сказать об этом Ли Энн. Я хотел приземлиться прямо в неё, спрыгнув с мачты, но я сдержал своё обещание. Я отвёл от неё глаза.

Тем временем я стал чаще ездить во Фриско; я перепробовал всё, как написано в книгах, чтобы провести ночь с девушкой. Я даже просидел с девушкой в парке на скамейке всю ночь до рассвета, но безуспешно. Она была блондинкой из Миннесоты. Здесь было много пидоров. Несколько раз я приезжал в Сан-Франциско со своим пистолетом, и когда пидор подходил ко мне в туалете при баре, я вынимал пистолет и говорил: «А? А? Что ты скажешь?» Он сваливал. Я никогда не понимал, зачем я это делал; у меня были знакомые пидоры по всей стране. Это было всего лишь одиночество Сан-Франциско и тот факт, что у меня был пистолет. Я должен был его кому-то показать. Я прошёл мимо ювелирного магазина, и у меня внезапно возникло желание выстрелить в окно, схватить лучшие кольца и браслеты и бежать, чтобы отдать их Ли Энн. Тогда мы могли бы вместе бежать в Неваду. Для меня настало время покинуть Фриско или сойти с ума.

Я написал длинные письма Дину и Карло, которые теперь были в хижине Старого Быка в Техасской низине. Они сказали, что готовы присоединиться ко мне в Сан-Фране, как только то-и-это будет готово. Тем временем все начало обрушиваться с Реми, Ли Энн и мной. Пришли сентябрьские дожди, а с ними и жаркие речи. Реми полетел с ней в Голливуд, взяв мой грустный глупый сценарий фильма, и из этого ничего не вышло. Знаменитый режиссёр был пьян и не обращал на них внимания; они торчали вблизи его коттеджа на пляже Малибу; они подрались перед другими гостями; и они полетели обратно.

Финальным аккордом стал ипподром. Реми собрал все свои деньги, примерно сотню долларов, нарядил меня в свою одежду, взял Ли Энн под ручку, и мы поехали на ипподром Золотые Ворота около Ричмонда на той стороне залива. Чтобы показать вам, какое сердце было у этого парня, скажу, что он сложил половину наших ворованных продуктов в огромный коричневый бумажный пакет и отвёз их бедной вдове, которую он знал в Ричмонде, в жилищном посёлке, очень похожем на наш собственный, вымытый под калифорнийским солнцем. Мы пошли вместе с ним. Там были грустные оборванные дети. Женщина поблагодарила Реми. Она была сестрой какого-то моряка, с которым он был смутно знаком. «Не стоит благодарности, миссис Картер», – сказал Реми в своих самых элегантных и вежливых тонах. – «Там этого добра было много».

Мы пришли на ипподром. Он делал невероятные двадцатидолларовые ставки, чтобы выиграть, и перед седьмым забегом он полностью разорился. Он сделал ещё одну ставку на наши последние два доллара на еду и опять проиграл. Назад в Сан-Франциско нам пришлось ехать стопом. Я снова был на дороге. Джентльмен подвёз нас на шикарной машине. Я сел впереди рядом с ним. Реми пытался сочинять историю о том, что он потерял свой кошелёк за трибуной на ипподроме. «На самом деле», – сказал я, – «мы потеряли все наши деньги на бегах, и чтобы предотвратить дальнейшие поездки стопом с ипподрома, теперь мы пойдём к букмекеру, а, Реми?» – Реми покраснел. Мужчина наконец признался, что он был управляющим на ипподроме Золотых Ворот. Он высадил нас у элегантного Палас-отеля; мы смотрели, как он исчезает среди люстр, его карманы полны денег, его голова высоко поднята.

«Вау! Вау!» – выл Реми на вечерних улицах Фриско. – «Парадайз едет с человеком, который управляет ипподромом, и клянётся, что он переключается на букмекеров. Ли Энн, Ли Энн!» – Он толкал и пихал её. – «Положительно самый смешной человек в мире! В Саусалито должно быть много итальянцев. Аааах-хи!» – Он обнял столб, чтобы удержаться на ногах от смеха.

В ту ночь начался дождь, и Ли Энн бросала на нас обоих грязные взгляды. В доме не осталось ни цента. Дождь барабанил по крыше. «Он зарядил на целую неделю», – сказал Реми. Он снял свой красивый костюм; он вернулся к своим жалким шортам, армейской кепке и футболке. Его большие карие грустные глаза уставились на доски пола. Пистолет лежал на столе. Мы могли слышать, как мистер Сноу где-то смеётся этой дождливой ночью.

«Я так устала от этого сукина сына», – огрызнулась Ли Энн. Она была готова к скандалу. Она начала подзуживать Реми. Он был занят, просматривая свой маленький чёрный блокнот, в которой были записаны имена людей, в основном моряков, которые были должны ему деньги. Рядом с их именами он писал проклятия красными чернилами. Я боялся угодить в этот блокнот. В последнее время я отправлял своей тёте столько денег, что покупал продукты всего на четыре или пять долларов в неделю. В соответствии с тем, что сказал президент Трумэн, я добавлял ещё несколько долларов на провизию. Но Реми чувствовал, что это не моя доля; поэтому он стал развешивать на стене в ванной чеки из бакалейной лавки, длинные чековые ленты с подробными ценами, чтобы я увидел и понял. Ли Энн была убеждена, что Реми скрывает от неё деньги, и я тоже, если уж на то пошло. Она угрожала его оставить.

Реми скривил свою губу. «И куда ты пойдёшь?»

«К Джимми».

«К Джимми? К кассиру на ипподроме? Ты слышишь, Сал: Ли Энн собирается взнуздать кассира на ипподроме. Обязательно возьми с собой метёлку, дорогая, лошади на этой неделе съедят много овса на мою стодолларовую купюру».

Дела обострялись; дождь лил как из ведра. Ли Энн изначально жила в этом месте, поэтому она велела Реми собираться и уходить. Он начал собирать вещи. Я увидел себя совсем одиноким в этой дождливой лачуге с этой дикой строптивицей. Я попытался вмешаться. Реми толкнул Ли Энн. Она прыгнула за пистолетом. Реми передал мне пистолет и велел спрятать его; в нём была обойма с восьмью патронами. Ли Энн стала кричать, и наконец она надела плащ и вышла в грязь, чтобы найти полицейского, да ещё какого полицейского – если это будет наш старый друг Алькатрас. К счастью, его не было дома. Она вернулась совершенно вымокшей. Я сидел в своём углу, спрятав голову между колен. Боже, что я делал в трёх тысячах миль от дома? Зачем я приехал сюда? Где была моя тихая лодка в Китай?

«И ещё, мудак», – кричала Ли Энн. – «Этим вечером я в последний раз приготовила тебе твои грязные мозги и яйца, и твое грязное карри с барашком, чтобы ты набил свой грязный живот и стал жирным и наглым прямо перед моими глазами».

«Всё в порядке», – тихо сказал Реми. – «Всё в полном порядке. Когда я связался с тобой, я не ожидал роз и лунного света, и сегодня я не удивлён. Я старался для тебя – я старался изо всех сил для вас обоих; вы оба меня подвели. Я ужасно, ужасно разочарован в вас обоих», – продолжал он с абсолютной искренностью. – «Я думал, из нас вместе выйдет что-то хорошее и продолжительное, я старался, я слетал в Голливуд, я устроил Сала на работу, я покупал тебе красивые платья, я пытался познакомить вас с лучшими людьми в Сан-Франциско. Вы отказались, вы оба отказались выполнить самое малое из моих желаний. Я ничего не просил взамен. Теперь я прошу об одной последней услуге, а потом никогда больше не попрошу вас об одолжении. Мой отчим приезжает в Сан-Франциско в следующую субботу вечером. Всё, о чём я прошу, это чтобы вы пошли со мной и постарались сделать вид, что всё обстоит так, как я ему написал. Другими словами, ты, Ли Энн – ты моя девушка, а ты, Сал – ты мой друг. Я договорился занять сотню долларов на субботний вечер. Я хочу увидеть, что мой отец хорошо проводит время и может уезжать, не имея причин обо мне беспокоиться».

Это удивило меня. Отчим Реми был выдающимся врачом, имевшим практику в Вене, Париже и Лондоне. Я спросил: «Ты хочешь сказать, что потратишь сто долларов на отчима? У него больше денег, чем у тебя было когда-либо! Ты будешь весь в долгах, чувак!»

«Всё в порядке», – тихо сказал Реми с отчаянием в голосе. – «Я прошу вас в последний раз только об одном – чтобы вы старались представить всё в наилучшем свете и пытались произвести на него хорошее впечатление. Я люблю своего отчима и уважаю его. Он приедет со своей молодой женой. Мы должны оказать ему всяческую любезность». – Бывали времена, когда Реми в самом деле был самым изысканным джентльменом в мире. Ли Энн была впечатлена и с нетерпением ждала встречи с отчимом; она думала, что он мог бы стать добычей, если его сын не стал.

Пришёл субботний вечер. Я уже завязал работать в полиции, не дожидаясь, пока меня выгонят за недостаточное число арестов, и это была моя последняя субботняя ночь. Реми и Ли Энн сперва встретились с отчимом в гостиничном номере; у меня были дорожные деньги, и я заглянул в бар внизу. Затем я поднялся к ним, чертовски опоздав. Его отец открыл дверь, видный высокий мужчина в пенсне. «Ах», – сказал я, увидев его, – «месье Бонкёр, как дела? Jesuishaut!» – закричал я, что по-французски должно было означать «Я уже малость навеселе», но на самом деле абсолютно ничего не означало. Доктор был озадачен. Я опять подставил Реми. Он покраснел из-за меня.