В футбольном зазеркалье
Шрифт:
– Вот и прекрасно! – проговорил Иван Степанович и слегка хлопнул его по рукам, чтобы он перестал терзать свои пальцы. – А всякие мысли выбрось. Это самое легкое – уйти сейчас из команды. «Дескать, зачем я вам такой?» В такой момент, Геш, не уходят, в такой момент только бегут. А я не хочу, чтобы ты убегал. Как только мы чуть-чуть направимся, мы тебя сами проводим. И еще как! А пока… пока сам понимаешь. Продержись хоть до конца сезона. Я знаю: трудно. Но!.. – и он красноречиво всплеснул руками.
Как назло, из головы Скачкова не проходило вчерашнее посещение Комова и он мучительно краснел, не смел поднять лицо. Видимо, Иван Степанович еще не знал о затее бунтовщиков. А что скажет, когда узнает?
– Подводить я стал, – забормотал Скачков. – Второй раз подряд.
– Это
– Я… что ж? Если надо…
– Вот и прекрасно!
Он вылез из машины и потянулся, как после удачно проделанной работы. Выбрасывая ноги с путающейся простыней, поднялся и Скачков.
– Я тут… – сказал Каретников обычным суховатым тоном, – из третьего домика Соломина перевожу к вам.
«Ага, – сообразил Скачков, – на место Комова».
– Что ж… – Он не был готов к новости. – Парень вроде ничего.
– Попробуем. Парнишка перспективный. Должен потянуть.
Из всего дубля Соломин был, пожалуй, самым перспективным, по крайней мере так считал Скачков. Парень сразу обратил на себя внимание тем, что обрабатывал мяч внешней стороной стопы, уже первым касанием к нему готовя его для второго хода, – а иного футболиста этому не могут обучить за всю жизнь. Мяч Соломин держал, как правило, не под собой, а в стороне, сам находясь между мячом и соперником, – попробуй у такого отобрать! Задатки у парня действительно отличные.
Из третьего домика гурьбой вывалились несколько ребят, каждый что-нибудь тащил: чемодан, книги или тетрадки. Только один шел с пустыми руками, как именинник: Соломин. Заметив, что за ними наблюдают, ребята сконфуженно притихли.
В третьем домике помещалось общежитие дублеров, – в комнате по три, по четыре человека. Игроки основного состава жили только вдвоем. Когда-то и Скачков принес свои пожитки в третий домик и занял койку игрока, переведенного в основной состав. Тогда они жили вчетвером, молоденькие, полные надежд парнишки, считали годы и ушибы старших игроков и не замечали никакой скученности. Это теперь становится в тягость даже привычный, многолетний партнер по комнате.
Попасть в основной состав, в «основу», постоянная надежда каждого дублера. Горячей нетерпеливой стаей подпирают они группу одиннадцати избранных – игроков основного состава. Наконец наступает день, когда в матче дублеров парнишку вдруг заменяют в начале второго тайма, чтобы он не израсходовался до конца, после игры не отпускают домой, а велят остаться в автобусе и ехать на базу, и это уже праздник, миг признания, ступень наверх, – завтра, в главном матче, его будут пробовать в «основе». Скачков, когда ему сказали, что он выйдет на место правого полузащитника, солидно кашлянул в ладошку и с достоинством ответил: «Можно».
Случилось это на финише сезона, глубокой осенью, почти зимой. Безалаберный выдался в тот год сезон и неудачный для команды. Все лето «Локомотив» тащился во второй десятке и к концу скатился на предпоследнюю ступеньку. Доигрывая безрадостный сезон, команда уже не сама ковала свою удачу, а лишь надеялась на подарок судьбы.
Заключительные матчи пришлось играть на стылом поле, обрамленном свежими сугробами, в серые ноябрьские дни, при падающем снежке. Для большинства команд оставшиеся игры не имели решающего значения, и ребята, натянув теплые шерстяные трико, отводили унылые полтора часа перед пустыми трибунами, как неприятную обязанность. Другое дело аутсайдеры. «Локомотиву», чтобы удержаться в высшей лиге, необходимо было в оставшихся двух матчах набрать недостающие два очка, – хоть «кровь из носу», заявил на «чистилище» начальник дороги Рытвин. Вот она чем оборачивалась осенью весенняя щедрость команд на отданные соперникам очки!
Для Арефьича, тренировавшего тогда «Локомотив», конец сезона оказался роковым. На «чистилище» ему не дали и рта раскрыть. Перебирая приготовленные записи, он начал что-то говорить об усилении нападения, о расширении задач полузащитников, – его немедленно прервали, и Рытвин, гневно раздувая
шею, ударил по столу:– Да ты думай не о том, как забивать! Ты постарайся не пропустить. Понятно? А то… Тоже мне, забивальщик нашелся!
Он отвернул лицо и переждал коротенький смешок за столом. Арефьич опустил голову и дрожащей рукой неуклюже засовывал в карман ненужные листки.
– Вот не пропусти ни одного мяча, – немного смягчился начальник дороги, – вот тебе и два очка. Трудно сосчитать, что ли? Любой школьник сосчитает. А на будущий год – не твоя забота. На будущий год мы как-нибудь сами позаботимся… Иди-ка давай и делай, что тебе сказали. Забивалыцик! Нашел время забивать!
Ничего этого Скачков тогда не знал и с лихорадочным нетерпением готовился к своему первому матчу в основном составе.
О, этот долгожданный, сумасшедший, нелепый первый матч! Все началось еще с раздевалки, вернее с прихожей, где на стульях вдоль стены была к приезду футболистов выложена свежая отглаженная форма номерами наверх. Каждый, не задерживаясь, сразу находил свой номер и забирал футболку и трусы. Скачков намеренно замешкался и подождал, пока не остался один-единственный комплект, – «пятый». Тут он осознал, что скоро выйдет на игру, под взглядом грозных переполненных трибун, слабость от волнения ударила ему в колени – ноги словно опустели и не держали. Это было мгновение, когда он позавидовал своим сожителям по комнате, которым еще не пришла пора играть в «основе»: Сухову, Гущину. Они, счастливые, не догадывались, что он сейчас испытывает.
В раздевалке Скачкова ждало кресло, застланное чистой простыней, такое же, как всем, и он стал переодеваться, машинально проделывая все движения, – снимал, устраивал на «плечики» и вешал, а тем временем Арефьич поднимал и укреплял тяжелую доску макета с намагниченными фишками. Вон та, сразу нашел Скачков, сегодня будет он, и для него заранее был приготовлен план игры, он весь, с учетом его скорости, рывка, удара и отбора у соперника мяча, весь он, словно необходимая деталь машины, плотно был «завязан» в действиях команды.
В тот день «Локомотив» играл с ростовскими армейцами и Скачкову поручалась персональная опека нападающего, игравшего чуть-чуть в оттяжке. «Геш, – наказал ему Арефьич, – смотри, не отпусти. Атакуй в момент принятия мяча. Отпустишь – убежит». Подвязывая гетры, Скачков понятливо кивал, а сам поглядывал на Шевелева, центрального полузащитника, кумира, капитана. Ему казалось, что Шевелев, уже одетый и готовый выбежать на поле, своим избалованным глазом не то чтобы косится на него, а как-то так, не очень дружелюбно… Может быть, он был сердит, что новенький так молод, ненадежен, а может недоволен за товарища, партнера, игравшего на этом месте столько лет. И Скачков снова с сожалением подумал о привычном дубле, – насколько там ему было уютнее и проще. Но надо было настраиваться на игру, причем играть не только за себя, а и как бы еще за тренера, доверившего ему место в избранном составе! Назло им всем, кто сомневается, что он потянет!
«Потяну. Еще как потяну!» – с ожесточением твердил Скачков и даже начинал жалеть того ростовского парня, которого ему сегодня выпало держать. Бедняга, видимо, сейчас тоже готовится и не догадывается, что его ждет на поле!
Матч с ростовчанами был памятен Скачкову и не забудется во веки. Как он тогда старался, – жилы рвал! И чем старательнее были все его потуги, тем гаже выходило. Приводил его в отчаяние мяч, которым он был вынужден играть: какой-то жесткий, непослушный, грозный, как ядро. Он был не в состоянии распорядиться им, и мяч, вместо того, чтобы прилипнуть, успокоиться в его ногах, отскакивал как от столба. Еще вчера, вот здесь, на этом самом поле, он видел всех своих партнеров, – игра смотрелась им, как на ладони. Сегодня он словно ослеп, и от волнения, от слабости, его поташнивало. Словно из банного тумана возникали фигуры игроков. Куда они бегут? От длительного напряжения Скачков не мог вздохнуть, грудь завалило короткое дыхание. Одно он видел: кривоватые колени ростовчанина, его длинную настырную спину с мыском раннего пота на пояснице, постоянно перед ним маячила крепкая свежеподбритая шея. Как он ненавидел эту шею – кулаком бы по ней, кулаком…