В городе древнем

Побродив еще по городу, Латохин вернулся в сарайчик тети Ани Ситниковой. Теперь он знал, где ему жить, и мог подробно написать обо всем на фронт Леночке Цветаевой и сестре в Челябинск. Вместо конвертов сложит, как обычно, треугольником, но для письма сестре придется позаботиться о марочке… Хватит, не в армии. Теперь надо думать обо всем самому: об одежде, еде, жилье, деньгах!

Латохин присел к столу и легко, быстро стал писать.

3

Жизнь на отвоеванной земле возрождалась не сразу — по кирпичику, по дому, по заводу, по одной человеческой душе…

Турин, с трудом выкраивая время, теперь уже на каждом заседании бюро, как бы ни была загружена повестка дня большими вопросами, вместе с товарищами разбирал два-три заявления о личных делах комсомольцев. Пухлая стопка этих заявлений на столе секретаря, к которой настолько привыкли, что научились не замечать ее, потихоньку начала уменьшаться. Работа эта, отнимавшая много времени и сил, была кропотливой, но оправдывала себя: в общее дело включалось все больше и больше людей — правда, не все они были энергичными и знающими… И тут пронесся слух, что в Дебрянск прибыл фронтовик комсомольского возраста. Вот то, что надо! Такому можно все поручить.

Турин справился о фронтовике у двух-трех знакомых, но те ничего вразумительного сказать не могли.

И вот на одном из заседаний уже порядком уставший Турин протянул руку к очередному заявлению. Написано оно на вырванном из какой-то книги листке, на чистой стороне. На обратной — иллюстрация с очень плохого клише: «Село Михайловское, где жил А. С. Пушкин в ссылке».

— Вот на чем пишут, — недовольно заметил Турин. — Это же для школы может пригодиться!

И хотя он прекрасно понимал, что бумаги нет и писать приходится черт знает на чем, у него сразу родилось предубеждение к автору этого заявления. «Будет мямлить, что билет потерял случайно… Говорить о болезнях…»

— Так что тут нам пишут? — Турин поднес бумагу поближе к лампе. — Ну и почерк! «В райкоме всё разберут»! Как курица лапой…

— В райкоме всё должны разбирать, давно известно, — словно не замечая досадливой иронии в словах Турина, подтвердил Игнат Гашкин. — Ну так что там?

— Пожалуйста… — И Турин стал читать: — «В Дебрянский райком комсомола от Латохина Сергея. Прошу выдать мне комсомольский билет. С. Латохин».

Турин оглядел собравшихся и сказал с недовольством:

— Вот как пишут заявления! Видели? Выдать — и все тут!.. Ну, Латохин, рассказывай, где твой комсомольский билет?

Все посмотрели на Латохина. На краешке стула сидел щупловатый паренек, лицо в веснушках, волосы светлые, нос прямой. Латохин выглядел намного моложе своих лет. Почти вот такие же парнишки в наших и зеленых фрицевских шинелях не по росту суетятся на станциях, кишат на базарах, шныряют возле очередей за хлебом…

Услышав свою фамилию, Латохин встал.

— Что же рассказывать… Нет у меня билета.

— Это мы знаем, — заметил Турин.

— Потерял? — спросил Гашкин. — Или в землю зарыл?

— Зачем терять? — спокойно сказал Латохин. — Комсомольский билет — важная в жизни вещь.

— Так что же, — продолжал Гашкин, — уничтожил, что ль? — И сурово посмотрел на Латохина.

На этот раз сурово ответил и Латохин:

— Еще чего не хватало! Отобрали его у меня.

— Кто? — спросил Турин.

— Командир.

Все с удивлением переглянулись.

— Так ты в армии, что ль, был? — спросил Турин.

— Был, — проговорил Латохин. — Под Сталинградом ранило меня. Билет пробило осколком. Командир и отобрал его…

— Погоди!.. — Турин даже встал. — Так ты тот самый фронтовик, которого мы ищем?..

— А зачем меня искать? Я принес заявление… Его сунули в стопку… Потом заходил еще раз, но никого не было. В стопке оно и лежало, мое заявление…

Но никто уже не интересовался собственно заявлением.

— Говоришь, билет пробило осколком? Значит, в грудь ранило? — поинтересовался Гашкин.

— Да, но я все же отлежался в госпитале… Потом выписался и снова попал в свою часть. Там мне и сказали, что билет мой пробит и кровью залит… Короче, уже не годится… Должны, говорят, новый выдать, а тот отправят в Москву, чуть ли не на выставку «Комсомол в войне». Будто командир так сказал. Билет мне новый уже вроде выписали, но тут нас послали в разведку. Сказали, вручат, когда вернусь. А в разведке той руку-то мне и перебило, снова очутился в госпитале…

— У тебя и рука ранена? — спросил Гашкин.

— Да… Иначе почему же я не в армии… Ну вот, нового билета я не получил, старый отобрали. Прошу выдать.

— Как же ты сюда-то попал? — спросила Козырева. — Кто-нибудь из родных, знакомых есть?

— Из госпиталя выписали вчистую. А мы перед самой войной в Дебрянск переехали. Думаю, поеду туда, может, кто из своих вернется. Если живы, собираться будут здесь… Вот и приехал…

— Пока никто не вернулся? — участливо спросила Козырева.

— Пока нет.

Козырева сочувствующе покачала головой: вот так-то…

Турин что-то вспомнил и неожиданно спросил:

— Это не ты ли у меня доски унес?

— Я…

— Топчан сделал?

— Сделал…

Игнат Гашкин, которому теперь очень нравился этот белобрысый паренек, с оживлением смотрел на Турина, ожидая смешного рассказа.

И Турин поддался. Весело, небрежно он рассказал, как несколько дней назад к нему пришел Латохин и спросил о своем заявлении. А потом оглядел комнату и, заметив доски, которые клали на стулья для увеличения «посадочных» мест на совещаниях, спросил, нельзя ли ему взять их для топчана. Сначала Турин подумал, что парень не в себе или шутит, но тот деловито заявил: «Спать не на чем». Занятый Турин махнул рукой. Латохин, недолго раздумывая, выбрал подходящие и ушел.

— Направить на строительство клуба с поручением организовать фронтовую бригаду! — перешел к делу Игнат Гашкин.

Турин покосился на него: опять этот прыткий Гашкин опередил его.

Все согласились. Латохина расспросили, как устроился с жильем, где живет, чем райком может ему помочь…

Заявление Латохина разбирали последним, и бюро исчерпало повестку дня. Когда Сергей ушел, Ваня Турин опустил голову на ладони и так сидел несколько секунд, глубоко задумавшись и как будто немного печальный.

Все поднялись, но расходиться не спешили, ожидая от секретаря чрезвычайных сообщений. Вот именно так, когда текущая работа была закончена и суета будничных забот не могла наложить свой непременный отпечаток на его информацию, секретарь райкома и сообщал своим работникам и членам бюро важные новости. Допустим, о том, что взят такой-то город и завтра об этом будет передано по радио, или о том, что сказал секретарь обкома комсомола но поводу работы Дебрянского райкома, или о том, что сегодня на станцию прибыл эшелон со стройматериалами, в котором — гвозди, стекло, тес, доски, бревна…