В городе Ю. (Повести и рассказы)

— Ладно.

Вывел свой драндулет, поехали на базу. На площадке у стадиона работяги демонтируют какой-то ангар: много чего пришло в ветхость в связи с конверсией. Сдирают тонкие, светлые, словно поющие листы меркурина и швыряют в канаву, в грязь! Не выдержал, подошел.

— Мужики! Отличная кровля на мою избу!

— Договоримся! — говорит бригадир.— А лестница не нужна тебе?

— Какая лестница?

— Винтовая. Из того же материала. На второй этаж.

— Покажите!

Геныч, махнув рукой, убыл.

А я с помощью товарищей начал грузить.

Стали с Колей-Толей крыть дом. После работы — и до темноты. Какая-то кулацкая жилка у меня все же оказалась! И лестницу установили: точно из прихожей на второй этаж, в будуар!

Но этим наша дружба с Колей-Толей не ограничилась.

В субботу — только вздремнул после обеда — радостный голос:

— Принимай, хозяин, гостей!

Выхожу на крыльцо. Коля-Толя в строгом костюме. За ним торжественно одетые люди стягивают с кузова грузовика гроб!

Странно как-то вышло: словно я, поселившись тут, сам священником сделался и кладбище заработало. Но я-то чем виноват? Открыл, конечно, окно, поставил им Бетховена.

Все родственники покойного оказались, естественно, у меня — и постепенно нажрался я с ними так, что ничего не помню!

Проснулся среди ночи от ужаса. Выхожу в сени и вижу, как ступени винтовой лестницы проседают по очереди: Он поднимается!

Просыпаюсь — снова солнце. Тишина. В избе — никого. Выползаю на крыльцо, и вдруг — с пыльной дороги сворачивает черная «волга». Алехин вылезает. Сам пожаловал!

Загорелый, в белом костюме. Смеется:

— Вы что — и отпевать уже начали?

Оборачиваюсь — и цепенею: гроб с покойником стоит на козлах! Так отметили — похоронить забыли.

— Извините,— говорю,— мелкие погрешности. Заходите, если есть время.

Стоит, щурится. Любуется моей крышей.

— Должен вас порадовать: ваша крыша во всех сводках иностранных разведок уже числится как военный объект!

Развел я ручонками: а что делать? Объясняю ему: разбирали на базе огромный ангар из меркурина, мужики прямо бросают листы в полынь — и тут подхожу я, весь в белом!..

— Ясно,— улыбается.

Заходим внутрь.

— О! Винтовая лестница оттуда же!

— Может быть, вы скажете…— С похмелья злоба колотит.— Где в наших краях можно добыть что-нибудь не стратегическое?

— Полностью с вами согласен,— смеется.— Но не беспокойтесь: я не из ОБХСС.

«А откуда же ты? — думаю.— ГРУ? КГБ? Да нет, как-то они мелкими сошками перед тобою выглядят! С чем приехал?»

Ого! С коньяком!

— У меня к вам серьезный разговор…

Ну что ж, самое время! И обстановка подходящая…

— Надеюсь, вы понимаете, что все, что было прежде,— лишь подход к настоящему вашему предназначению? Даже не увертюра?

— Да знаете ли… мне как-то и предыдущего вполне хватило!

Шутливо махнул рукой.

— Да нет, то все было несерьезно.

— Да?

Вдруг вспомнил свое недавнее «состояние клинической смерти», когда чуть не гробанулся с обрыва. Не они ли начали «настоящую работу»?

Пронзительная догадка! И чувствую — верная!

Алехин только усмехается.

— Вас не проведешь!

— Так чем… мы занимаемся?

— Пока еще рано об этом говорить… вдруг не получится.

Ну! Мастер замечательных фраз этот Алехин! Чем-то мы уже занимаемся на грани смерти моей, но говорить об этом еще рано! После смерти, что ли, будет пора?

— Кстати, вы знаете, что это кладбище самоубийц?

Так! Удар обухом по голове! И в то же время, как бы тонкий намек — мол, не случайно я на кладбище оказался, часть их сложного плана, о котором рано еще пока говорить!

— Самоубийц?

Тонкий намек? Действительно — вспомнил я, что особой любви и сожаления родственники недохороненного не выражали. Говорили, более того: явился с отсидки, тут же, нажравшись, стал гоняться за родичами с ружьем, потом, видимо, обиделся и…

— Значит — все это — конспирация? — оглядываю окружающий меня деревенский храм.

— Вроде да,— улыбаясь, Алехин говорит.— Теперь уж, глядя на вас, никто не скажет, что вы гений!

Подошел я к осколку зеркала на бревне, увидел свою физиономию, дико захохотал.

— А я — гений?

— Безусловно. Кто же еще т р и р а з а может вернуться с того света?

Тишина. В углу двора, где он спускается к умывальнику, уже стало темнеть, комары полетели…

— Надеюсь, вы понимаете,— Алехин говорит,— что м ы с в а м и с л у ж и м н е в о й н е, а В ы с ш и м З а г а д к а м?

Тишина. Он повернулся и вышел.

А я остался.

И в тот же день еще я встретил Ее!

Поехал в Плодовое за продуктами… Идет народ с железнодорожной станции. И она! Сколько лет уже ее не видал! И не помнит меня.

— Подвезти?

Молча села, не глянув даже. Мыслями далеко.

— Звероферма.

Ах, звероферма! Понятно! Тогда еще, в общежитии когда жила, на портниху училась, училась и — выучилась! Говорили, она в Африке пропадает, а она уже здесь цветет! Звероферма! Там командует Хорь, известный своим гаремом из зверовщиц — без личной проверки никого не принимает! Ясно! Жены начальства — и тут, и в городе — ходили, ходят и будут ходить в шубах из его куниц! Хорь вечен! Значит — и она? Да, неплохо причалила!

Молча едем. От нее — никакой реакции: не узнает. И мыслями далеко. Словно издалека мой голос доносится:

— С л ы ш а л а, лето дождливое будет сей год.

От волнения даже перепутал свой пол!

Нет ответа. Что же еще сказать? Очередную глупость: «Мы были с вами в предыдущей жизни?»

Она молчит и задумчиво гладит свои дивные ноги.

— А можно, я вам ноги поглажу? — вдруг говорю.

Тут она вроде вырвалась из сна.

— С какой стати? — удивилась.

— Но вам же приятно?