В империи все спокойно

— В данном вопросе наши позиции полностью совпадают, но дробление Империи.

Бейл Органа присел за стол, наливая себе из кувшина немного воды. Он внимательно посмотрел на парня.

— А Вы много были во Внешних регионах, без защиты имени собственного отца, или даже положения помощника Сенатора? Много видели тех бесчинств, что творят чиновники на местах? — Бейл покачал головой. Он сам видел, что первое впечатление может быть обманчивым. Узнав, что Люк воспитывался отцом и Императором, его воображение уже рисовало безжалостного ситха, а увидел умелого политика, которому не чужды сострадание и сочувствие. Но видел ли парень то, что не показывают приезжим чиновникам с Корусканта?

Люк опустил глаза, понимая, что отец даже в случае путешествия сына инкогнито, позаботится предупредить о том, что конкретного парня надо холить и лелеять, и за каждый волосок с его головы, полетят головы. Но он бы не был воспитанником Императора, если бы не смог использовать ситуацию в свою пользу.

— Поделитесь, а я направлю того, кому доверяю проверить информацию. Поверьте, Вице-Король, у меня нет желания укрывать подобных личностей, таких как Ларкин, — Люк откинулся на стуле и сложил руки домиком, в жесте, что очень часто наблюдаемом у Палпатина в бытность того Верховным Канцлером. От чего по коже Бейла прошел холодок.

Но мужчина кивнул и протянул руку:

— Буду рад сотрудничать, господин помощник.

— Вы не подскажите, куда точно на Мон Каламари направился охранник Вашей дочери? И с кем мне можно будет переговорить, кто не будет по мне стрелять, только увидев?

Бейл поднял почти больной взгляд на парня:

— Что именно вы хотите узнать от него?

Задавая следующий вопрос, Люк внимательно посмотрел на мужчину:

— Вы знаете, кто моя мать?

Бывший Сенатор Алдераана чуть склонил голову:

— Да, и всегда считал ее своим добрым другом. И здесь начинаются несостыковки с выступлением Императора.

Люк чуть вздернул бровь. Лея заинтересованно посмотрела на отца. Он знал женщину, которую Император назвал приемной дочерью и ученицей, которая вышла замуж за страх и ужас Галактики, и назвал добрым другом? У нее все в порядке с восприятием?

— В чем же? Она — приемная дочь Императора, этот факт неоспоримый, правда бабушка развелась с ним, но он учил ее.

— Да, и это для меня стало несколько шокирующим фактом, учитывая, что именно она возглавляла оппозицию Палпатину в Сенате, и именно она подала «Петицию 2000», о упразднении ранее выданных чрезвычайных полномочий Палпатину, без которых он бы не смог провести акт о создании Империи. Эти факты можно найти, конечно, не в открытом доступе, но для Республиканской Службы Безопасности и для Арманда Иссарда, это тайной не было. Мы не делали из наших встреч глобальной тайны. Мы вообще считали, что не делаем ничего, противоречащего Конституции Республики.

Люк внимательно посмотрел на мужчину, понимая, что о деятельности матери в последний год Республики тот знает даже больше отца, который больше был на фронте, но можно ли ему доверять? Он все-таки политик. И не такой идеалистичный, как Лея, а юркий, умный, скрытный, хотя за ним закрепилась репутация порядочного человека, который по мере сил помогает другим, но Люк много знал о методах создания ЛЮБОЙ репутации, чтобы доверять чьим-то кроме своих суждений.

— Вы знаете, как она погибла?

Спустя мгновение, показавшееся Люку вечностью, Бейл кивнул. Но говорить не начинал, словно подбирал слова, которыми можно было бы обрисовать ситуацию.

— О дуэли на Мустафаре я знаю, — внезапно произнес Люк. — Мне интересно, что случилось потом? Император сказал, что мама умерла там же, а он спас меня. Но некоторые расчеты не подтверждают этих слов, я считал Кеноби погибшим там же, но его появление несколько разрушило эту картину, — сейчас Люк действительно напоминал больше подростка, который хотел разузнать истину, чем матерого политика. Он не стал давить, использовать только что полученные данные (хотя не факт, что потом не будет), его больше интересовала мать. Имел ли право разрушать ту идеальную картину и образ матери, что создал в голове мальчика отец (судя по тому теплу, с которым Люк говорил о ней).

— Я мало что знаю о дуэли, но я перехватил сообщение Генерала Кеноби, который летел на корабле твоей матери вместе с ней. Я знаю о том, что произошло только со слов Оби-Вана, — выкрутился из неловкой ситуации Бейл. — Но у Падме начались схватки и они добрались до ближайшего медицинского центра в астероидном поле Полис-Масса. Когда я прибыл, медики готовили ее к родам. Все последствия нехватки кислорода и переизбытка токсичных испарений были ликвидированы, — пояснил Бейл.

— Но она умерла, — констатировал Люк. Умерла, если бы она была жива, то не оставила бы ребенка никому!

— Да, к сожалению.

— Почему? — Внезапно Бейлу открылась душа мальчика, который любил своего отца, мать, для которого Империя была не монстром, сожравшим Республику, а цветком, распустившимся на трупе последней. Может быть и для них не все кончено? Если Империя, какой видит ее этот мальчик, будет существовать, если цветку, сотканному из надежд и стремлений вот таких вот молодых и талантливых, позволить жить, то они получат новое дерево, что взяло лучшее от своего родителя и преумножило. А учитывая, что именно его Император фактически назвал своим преемником, то не Органа станет тем, кто убьет это стремление.

— Медики поставили диагноз — послеродовая депрессия.

— Депрессия? Какая-то депрессия? Из-за которой женщина может умереть?

— Она считала, что твой отец мертв, и что это — ее вина, — Бейл опустил глаза, снова возвращаясь в тот день. Последние слова, последний вздох друга, небезразличной ему лично женщины. — И. — Бейл покачал головой. Сказать мальчику, что его мать просто не хотела жить?

— И? — Люк был захвачен повествованием, он чувствовал, что Органа не врал, он даже видел картинки воспоминаний, обрывки в памяти бывшего Сенатора. Обрывки фраз, действий, картинок, чувств. Внезапно ему самому захотелось разреветься. Рука коснулась глаз и ожесточенно стерла накипающие слезы, внезапно он почувствовал рядом тепло сочувствия — это Лея коснулась его руки своей и сжала в ладони. Ее сила, сострадание словно бальзам лились на его душу, нежно касаясь, стирали, унося за собой боль, сомнения и одиночество.

— Люк, я не медик, объяснить мало что могу, только рассказать, что там было. Я не думаю, что она тебя не любила, очень любила и ждала, но тогда свалилось многое на нее: распад Республики, которой она служила и верила, предательство, известия о смерти твоего отца. Не знаю, может быть это важно, но ее последние слова были о твоем отце. Она просила у него прощения и сказала, что в нем есть добро.

Люк кивнул, кому как не ему самому знать правдивость этих слов. Внезапно он вздрогнул и шмыгнул носом, совсем как ребенок. Органа чувствовал — нельзя так играть! Нельзя! Так не играют, за играющих так не болит душа. Он сам того от себя не ожидая подошел к Люку, кладя руку на его плечо, успокаивая. И внезапно мальчик уткнулся в его камзол и затих. Бейл присел рядом с парнем, смотря ему в глаза. В болезненные, покрасневшие, из которых то и дело скатывались слезинки.

— Прости, — мужчина чуть потрепал его по волосам, стараясь скрыть собственное волнение. — Тебе сейчас надо выспаться. Я приказал подготовить для тебя комнату. Отдохни.

— Нет, мне надо на Мон Каламари!

— Кеноби там не один, все будет в порядке.

Лея посмотрела на отца:

— Ты доверяешь этой женщине? После разговора с ней, мама была сама не своя, да и Бен.

— У нас нет другого выхода, Лея. Леди Варла обещала помочь.

— Варла, — внезапно очнувшись переспросил Люк. — Леди Варла? Вы говорите.