В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
ИСКУШЕНИЕ
Наступил сырой, промозглый, ветреный ноябрь. Северняк дул с Амурского залива, не затихая, как в трубу.
В такие дни выходить из дома без дела не хочется.
«И что за место выбрал прапорщик Комаров в 1860 году! Полуостров. Сквозит со всех сторон. Не знаю, как там в Сочи или в Марселе, находящихся с нами на одной широте, но во Владике ходить по конторам в ноябре — явно не климатит...» — думал Сергей, зябко поёживаясь в очереди на приём к кадровику в подворотне «Дальморепродукта».
Всё чаще он отлеживался в каюте у «безлошадного» Толяна и всё с меньшей надеждой
Сергей был неробкого десятка, силушкой тоже Бог не обидел, но в их кабинетах он... нет, не робел, он терялся. Терялся от высокомерия, от подчёркнутого неудовольствия его визитом. Оттого, что отнимает у Мефистофеля кадровых дел, согбенного под бременем таинственного и засекреченного труда — попутно отсеивать потенциальных перебеж¬чиков, валютчиков, контрабандистов, — драгоценное время, смея захо¬дить в кабинет со своей клеймёной трудовой книжкой!
На «Горах» тем временем, перед выходом в рейс, прошла вторая волна кадровой чехарды: возвращались постоянные, списывали временных. Почти всегда это были либо больные, либо наказанные, либо хитрованы, но почти всегда к судовым делам безразличные, им на этом судне не плавать. А вот вернутся свои, тем лучше на глаза не по¬падаться. От долгого бездействия их распирают командирский зуд и желание всё переиначить, хоть с ног на голову, лишь бы по-своему. На нынешних судах, где начальства всех мастей и рангов чуть не вдвое больше, чем подчиненных, перечить не моги. Потому что все твои поиски правды и справедливости ограничены простором палубы.
Сергей точно уловил момент, когда отсиживаться дальше у гостеприимного Толяна стало опасно для обоих. По совету Толяна он решил ещё разок испытать своей тридцать третьей статьёй очередного кад¬ровика. На этот раз — там, где совершенно задыхаются без народа, в находкинской конторе. Там, говорят, ловят рыбу даже «химики». По этому поводу Толян снял с книжки деньги для Сергея. Для пропитания на период оформления, ну и... на проводы. Встретиться, по их подсчетам и теории вероятности, они могли бы, в самом благо¬приятном случае, в чужом порту или в океане. Именно так зачастую бывает у моряков, если даже они живут в одном подъезде.
И Сергей отбыл.
Сердце у него забилось радостно, когда в Находке, у входа в Управление морского рыболовства он увидел громадный щит с надписью «Требуются», выполненный чуть ли не в бронзе и мраморе. А на первом плане шли его профессии — матрос во всех своих ипостасях: лебёдчик, рыбообработчик, добытчик. И всё-то у Сережи есть за пазухой, и всё-то он умеет!
«Ну, братцы, вы тут без Колесова, смотрю, совсем зашились», — настроился Сергей не продешевить и ни за что не подписаться на ста¬рую посудину. И вдруг...
– Не требуется! — оборвал его объяснения о причинах опоздания к отходу — брачную ситуацию—кадровик, едва открыв трудовую книж¬ку на злосчастной странице. Между прочим, Сергей остался уверен, что не опоздай он к отходу, брак у них с Ленкой обязательно бы со¬стоялся, так же, как и то, что опоздал он из-за неё, что соответствова¬ло действительности.
– Как так не требуется? На щите
у вас написано: «требуются!» —возразил Сергей, вываливая на стол документы. — Вот посмотрите, это свидетельства и удостоверения!– Убери. Прогульщики не требуются, — без интонации, спокойно ответил кадровик и блеснул очками, напомнив того, самого первого, поставившего дьявольское клеймо в этот идиотский документ!
Это был конец! Больше идти некуда. «Одна шайка!» — заколо¬тило Сергея.
– У вас когда день рождения? Я вам томик Маяковского пода¬рю! — зашипел Сергей, еле сдерживаясь, и перегнулся через стол так, что оказался глаза в глаза с этими неестественно увеличенными, старческими, бледно-водянистыми органами зрения.
– Не требуется, — отпрянул кадровик, привычно потянув носом: трезв? — Поэтов не читаем. — Кадровик уже крутил диск телефона, вызывая на подмогу своих инспекторов: он уже бывал битым...
– А что ты читаешь? Одни трудовые книжки? Книголюб-ориги¬нал! Вот если бы Владимира Владимировича почитал, как он ваше чёрное племя бюрократов и перестраховщиков разделывал! Окопался, паук! — Сергей перешёл на крик, терять уже больше было нечего.
– А вот я тебе сейчас сделаю за «бюрократа», я тебя сейчас сдам в спецприёмник, бродяга! — Кадровика трясло. Он уже привык к тому, что люди в его кабинете ведут себя, как во храме! А этот...
– Это тебя, гада, сажать нужно за то, что бичей плодишь и всё тебе до фени! Что там — курорт в океане, на рыбе год сидеть, что ты не пускаешь меня туда? Я куда прошусь? Гулять? Да ты мне руку дол¬жен пожать и до трапа проводить за то, что я добровольно лишаю се¬бя земных радостей, иду в вашу сучью систему, где всё нельзя, где импотентом и придурком стать можно из-за таких вот ублюдков, как ты! Понял? — Сергей вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что очередь, трусовато расступившись, сочувственно посмотрела ему вслед.
В привокзальном буфете перекусил, жидкий чай выплес¬нул вон, стакан сунул в карман. За пазухой, прижатая полой куртки, ждала своего часа большая бутылка портвейна. Ему хотелось успоко¬иться и уйти от назойливой и мрачной картины будущего, накарканной кадровиком. «Козёл! Сам катись на стройку! Я — матрос первого клас¬са...» — продолжал он мысленно спор с ним.
Сергей сел в ночной поезд на Владивосток. Найдя полупустой ва¬гон, забился в угол, ожидая отправления, чтобы начать «успоко¬ительное». Выглянул в окно. На перроне, кутаясь от пронизывающего ветра с моря, прощались редкие пассажиры. Его внимание привлекли трое парней, они были явно навеселе. По всему, двое провожают тре¬тьего, своего приятеля, усатого, бородатого, с хорошим русским лицом Добрыни
Никитича.Через минуту после отправления Добрыня закачался напротив его купе и «обнюхал» Сергея взглядом: «Свой?» Он ещё не остыл от проводов и нуждался в обществе.
– Пар-роходский? — спросил он, с трудом выговаривая букву«р». Не дожидая ответа, сделал вывод и бросил на сиденье дипло¬мат. Затем стянул с себя кожаное пальто, повесил на крючок и тя¬жело плюхнулся к столику.
– Пах-хородский? — не унимался он, путая буквы в столь труд¬ном слове.
– Свои... — буркнул Сергей без особой радости: ни врать, ни тем более говорить правду человеку, витающему сейчас вдали от грешной земли, ему не хотелось. — Не желаешь? — Сергей вытащил из-за спины уже раскупоренную бутылку и стакан.