В капкане совершенства

— Подсудимый, Вы готовы давать показания? — голос судьи не сразу привел его в себя. Артёму пришлось занять место для допроса и принести присягу перед Богом и людьми.

И тут он понял, что мозг его здоров и светел. Он увидел пронзительный взгляд своего адвоката и выпрямился.

— В их глазах ты — полный лузер, — защитник готовил Артёма к допросу. — Тебе за тридцать, ты не женат, у тебя нет детей, тебя выгнали из исследовательской группы, ты не смог получить научную степень… И вот тебе дали грант, на котором ты провалился…

— А петлю ты мне не принес? — поинтересовался Артём.

— Какую петлю?..

— На шею, — мрачно улыбнулся он. — Раз все так плохо.

— Я уже говорил: твое преступление содержит признак циничности, который необходимо доказать, личность твою будут разбирать под лупой. Знаешь, кого берут в присяжные?

— Не меньше двух высших, работа на научной или управленческой должности, возрастной ценз — от 25 до 65.

— Я пытаюсь донести до тебя, что эти тенденциозные гады не будут на стороне мечтателя из маленькой лаборатории, который твердит, что бедная девушка умерла бы без него. Ты должен показать им, что ты умен и нацелен на успех. Ты знал, что делал, и послужил ее спасением всему обществу!

— Знаешь что? Не буду я притворяться ни кем!.. — внезапно вспылил Артём. — Речь шла о Ханне и только о ней! Меня достали сентенции об общественном благе!

Тон, тренирующий его перед судом, стал для него осуждающими тисками. Адвокат попытался что-то ответить, но Артём немедленно обратился к охране и велел нести документы об отказе от защитника.

В ближайшее время на свидание к нему ворвался Бьорн, который не церемонился даже в присутствии надзирающих.

— Лейла говорит, что это твое право — выбрать другого адвоката, а я скажу тебе так: лучше Алекса ты никого не найдешь! И он, фрустрировать мне эти стены, прав! Будь мужиком! Соберись и покажи им, что твоя жизнь стоит того, чтобы жить на свободе!..

— Ой, извините, господин начальник всея системы IT, что в Ваших глазах я рохля и социальный аутсайдер!

— В моих глазах ты не такой! И никогда таким не был!.. — прокричал Бьорн. — Товарищ король науки!.. — он сбавил обороты, покосившись на нахмурившихся возле стены вооруженных людей. — Речь только о присяжных.

— Хорошо рассуждать, когда спишь в своей постели с беременной женой, а не сидишь в четырех стенах с кучей отщепенцев!..

— Так выйди отсюда и спи с… кем-нибудь! Простите, — привставший Бьорн по жесту охраны сел обратно. — Ты сам знаешь, кто ты есть, и неоднократно доказывал это. Так дай же адвокату делать свою работу. Не спорю, все очень плохо, — он перешел на увещевания. — Но попытаться стоит. Если не ради себя, то ради Ляльки… Ради других, что тебя ждут.

Подсудимый оставался непреклонен. Бьорн ушел ни с чем. Но на следующее утро Артём запросил своего защитника обратно.

— Про спасение всего общества сам скажешь, — заявил он.

Они почти что с самого начала общались на «ты», так как быстро почувствовали взаимную приязнь. Но теперь Артём, казалось, ненавидел адвоката, как ненавидел бы любого, кто лез бы к нему в этот момент его жизни.

— Чем Вы руководствовались, отвергнув помощь доктора медицины и начав выпускать из потерпевшей кровь ножиком для резки бумаги? — спросил прокурор.

«Придушить бы тебя, старый урод. Ты там был, что ли?..» — подумал Артём, а вслух ответил:

— Я знал, что, если ввести ей средства для реанимации, это остановит ее сердце. Если не сразу, то в течение нескольких часов точно. Я — химик с исследовательским стажем, и я понял, что только быстрое выведение токсина из организма спасет ее. Этот яд связывается клетками человеческого организма. Как повернуть данный процесс вспять, современной медицине пока неизвестно. У Ханны врожденная гиперчувствительность к отравляющим веществам: маленький укол был воспринят ей как несколько смертельных доз. Что бы случилось, если бы они прочно засели в ее тканях, сами догадаетесь?..

— Я прошу суд обратить внимание на неуважение к государственному обвинителю! — воскликнул прокурор. — Цинизм подсудимого проявляется и в этом!

— Я попрошу подсудимого не отвечать вопросом на поставленные вопросы, — сказал судья.

Артём заметил, что Лялька в зале подавляет улыбку, и этого ему было достаточно.

— Вам было известно, что в испытании участвует девушка с такой особенностью организма, как гиперчувствительность к исследуемым ядовитым веществам? — произнес прокурор.

— Нет. Это компетенция врача — осмотреть испытуемого и проверить реакцию на микродозы всех применяемых веществ. После этого врач делает запись в карте. Исследователь не работает с результатами осмотров.

— И Вы их не смотрели?

— Нет. Таковы правила всех испытаний. Вдобавок ко всему, нет никаких запретов на участие в эксперименте людей, обладающих повышенной чувствительностью к вводимым препаратам. Будь я законодателем, я бы немедленно переписал существующие нормативные акты, обязав исследователя самого проверять все врачебные записи и исключив из числа испытуемых лиц с гиперчувствительностью.

Артём двигался вперед в том направлении, какое ему указывали, стараясь черпать силы везде, где только мог: в друзьях, в Боге, в неведомой точке равновесия, которую иногда удавалось найти внутри себя. А иногда нет. И тогда он метался по камере, как лосось на нересте. Сокамерники относились к этому довольно терпеливо. Они полюбили Артёма сразу же, как у него появилась вкусная еда, которой он со всеми делился.

— Значит, Вы считаете, что поступили правильно? — задал вопрос адвокат.

— Абсолютно, — коротко ответил Артём.

Он снова вспомнил, как давал свидетельские показания Александр. Никогда он не видел знакомого врача таким потерянным. В зале вместе с многочисленной публикой, присутствовавшей на открытом процессе, сидела его супруга.

— Я понятия не имею, как мог не увидеть той записи в карте… Я всегда перепроверяю анамнез пациента… то есть испытуемого… по несколько раз. Я только хочу сказать… Ханна, мне очень жаль… Мне очень, очень жаль… В самом деле… если бы я мог вернуть тот день…

Голос его дрожал, а к концу показаний по щекам покатились две слезы. Артём не сдержался и бросил взгляд на Ханну, затем на своего защитника. Девушка сидела вся белая, глаза ее сверкали небывалым гневом. На лице адвоката отображалось отвращение.

Тёма увидел, как Александра отпустили со свидетельского места в зал, где его принялась утешать жена. Странно, но сам он не испытывал к врачу даже неприязни.

Защитник же был более прагматичен:

— Получил свою сделку на два года ограничения свободы и радовался бы, а не давил на мозг нашим присяжным. Слизняк, о тебе бы подумал лучше, чем реки разводить.

Алекс всерьез опасался, что врач в конце концов не выдержит и расколется о дальнейших событиях. Но сколько раз его ни вызывали, Александр продолжал повторять, что видел лишь, как Артём колет потерпевшей глюкозу. Затем он сам почти сутки провел в алкогольном забытьи в баре и совершенно не гордится своей слабостью.