В когтях германских шпионов
Шрифт:
— Но почему же сюда? Он мог бы при желании выбрать более укромное место, а не шумную "Полонию".
— Более укромное место навеяло бы графине подозрение и, кроме того, Флуг не мог бы воспользоваться именем Пенебельского… Надо было ее усыпить, чтоб она поверила, не догадываясь о возможности предательства… Так и вышло. Она поверила и… очутилась в западне.
— Но, милый друг, неужели вы предполагаете, хоть на секунду, что графиня находится именно здесь? Не может же человек исчезнуть в гостинице, как иголка.
— Именно может! Вспомните "Семирамис-отель", вспомните похищение графини из "Бристоля". Комбинация сундука с человеческим грузом, задавшаяся раз, отчего же ей не повториться?..
Опершись грудью на перила, Вовка машинально смотрел вниз, в
— Это все измучило меня… Измучило… Я теряю голову, — сетовал Вовка.
— Не падайте духом! Рано!.. Терять голову разрешается, когда всё исчерпано, все пути-дороги отрезаны. А мы еще не предприняли ни одного шага… Итак, повторяю, наши поиски должны начинаться отсюда… Спрашивать внизу, остановился ли здесь Флуг или даже просто человек с его внешностью, — праздный и глупый вопрос. Если он здесь, то, разумеется, в гриме и под чужим именем. Вот что. Время у нас есть, давайте, произведём маленькое изыскание. Поднимемся вверх…
— К чему это приведёт? Что ж, вы думаете, распахнется дверь в одном из коридоров, и графиня появится нам навстречу.
— Нет, я этого не думаю… А вам советую запастись терпением и понапрасну не нервничать… Идемте! Доверьтесь моей пинкертоновской жилке. Меня редко обманывало чутьё…
Вовка, пожав плечами, следовал за Мирэ. Медленно поднимались они с этажа на этаж, все выше и выше.
Пятым этажом гостиница, с нумерованными дверями комнат, заканчивалась. Дальше, вместо широкой мраморной, вела узкая деревянная лестница. И там, в этой мансарде, которую с натяжкой разве можно было назвать шестым этажом, были еще комнаты. Правда, низенькие, невзрачные с первого взгляда!
Сообщники остановились у деревянной лестницы с площадкой наверху. И не успели они обменяться двумя-тремя словами, как на площадке выросла фигура сильного, высокого мужчины, с плоским, широким лицом и с кепкою на голове. Одет он был в дешевый серо-зелёный костюм, за двадцать пять марок продающийся в берлинских магазинах готового платья. Субъект в кепке, засунув руки в карманы, вызывающе уставился на приятелей.
Мирэ начал умышленно громко:
— Нет, мы ошиблись… Надо спуститься этажом ниже… И в конце коридора…
Они спустились. Борис Сергеевич прошептал:
— А знаете, дорогой мой, эта мансарда и этот фрукт, одаривший нас таким неласковым взглядом, все это мне весьма и весьма не нравится… Я убеждён, что искать графиню надо там!
— Какой вздор! Почему?..
— Совсем не вздор… Совсем не вздор. А инстинкт, в который я верю… Да и по логике вещей графиня должна быть там, и нигде больше… Если… если Флуг не успел ее переправить в более укромное место…
37. Опасное поручение
Князь Солнцев-Насакин после того, как спас Ирму, — всего несколько дней прошло, — успел многого хлебнуть: и оцарапало его шальной пулею, и сам в плен чуть не угодил, и нескольких людей потерял, и лошадь под ним убили.
Вскоре Василий очутился в глухом городке, вероятно, за все свое существование такого оживления не видевшем. Еще бы. И осенью, и весною городок утопал в невылазной грязи. И эту грязь месила горсточка обывателей — евреев и поляков, надоевших друг другу до тошноты. Тихо, монотонно шли день за днём, убийственно друг на друга похожие.
А теперь, с войною, сменяя друг друга, квартируют здесь блестящие гвардейские полки, помещаются штабы дивизии и даже корпуса, и на весь городок от края и до края слышны протяжные угрозы и стоны автомобильных рожков и сирен.
И вот сюда экстренно вызван был Василий Наса-кин. Уланский поручик приехал в штаб в своей косматой бурке, служившей ему на разведках постелью и одеялом, и с отпущенной бородкой, не успев ее даже сбрить. Да и зачем брить? Через день-другой он опять очутится в боевой обстановке, где не до ухаживания за самим собою.
Генерал, невысокий, моложавый
и стройный, с седыми усами, сзади производивший впечатление молодого офицера, типичный кавалерийский генерал прежней складки, остался с Василием с глазу на глаз в убогом номере лучшей местной гостиницы.— Вот что, князь, речь идёт о весьма опасном и ответственном поручении. Я остановился на вас, его исполнить может, по крайней мере, заняться исполнением — вы, и никто другой. Я вам сейчас объясню почему: представляется случай использовать ваше необыкновенное сходство, внешнее, — поторопился добавить генерал, — с германским кронпринцем.
Василий так и вспыхнул весь взиманием, предвкушая что-то чрезвычайно интересное, бьющее по нервам.
Генерал медленными, отчетливыми жестами закуривая папиросу, развил пришедший ему в голову план:
— Я того мнения, что, если необходимо добыть важные сведения и девяносто шансов против десяти в смысле неуспеха, — это не должно останавливать. Раз игра стоит свеч! И наконец смелым Бог владеет. Я взвесил все: и за, и против. План исключительный по своей дерзости, что и говорить! По слухам, кронпринц на западном фронте грабит древние французские замки. Но и он, и достойный папаша его тем и занимаются, что как бы скорее перебросить свою гениальную особу с фронта на фронт. Они видят в этом… в данном случае неважно, что они видят, а важно то, что мы могли бы извлечь из этих неожиданных появлений то там, то сям и из вашего разительного сходства с кронпринцем… Короче, следующее, мой дорогой. Вам надо проникнуть в штаб третьего баварского корпуса, находящийся в… — генерал назвал небольшое местечко верстах в семидесяти. — Вы явитесь как снег на голову, и получасовая беседа с корпусным командиром, беседа в том направлении, каком мне надо, может принести нам огромную пользу. А потом, потом, как говорится, спасайся, кто может. В вашем распоряжении будет превосходный немецкий автомобиль. В шофёры я вам дам Герасимова. Это офицер железнодорожного батальона, удалец, сорвиголова, отважный человек и владеет машиной, как бог. С пруссаками эта комбинация была бы значительно труднее, у баварцев же вам гораздо легче сойти за германского кронпринца. Меньше соприкосновения… Теперь взвесим шансы. В случае удачи и вашего возвращения — плюс громадный. В случае же неуспеха, вам грозит… вас могут расстрелять. Имейте в виду. Я не приказываю, а предлагаю. Вы можете отказаться.
— Ваше превосходительство! — воскликнул Насакин. — Одним предположением, что я могу отказаться, вы меня оскорбляете. Рисковать жизнью на каждом шагу — это мой долг. А во имя такого ответственного поручения — долг сугубый!
— Дайте мне вашу руку, мой милый… Солнцев-Насакин — сын покойного друга моего князя Николая, не мог иначе ответить… Перейдём к деталям. Вы хорошо владеете немецким языком? То есть я не сомневаюсь вообще в знании вами этого языка. Но здесь необходимо говорить великолепно.
— Ваше превосходительство, у меня в детстве была гувернантка из Потсдама. И я прежде усвоил немецкий язык, чем свой родной.
— Прекрасно! Что касается формы, постараемся пригнать к вам форму прусского гвардейца-драгуна. Кстати, у нас имеется изрядный выбор. А чтобы не было заметной разницы в фигуре, — вы значительно плотнее и лучше сложены, чем кронпринц, — вы наденете поверх длинный серый кавалерский плащ, скрадывающий фигуру. Запаситесь апломбом. Германский кронпринц должен свысока относиться к баварскому, именно баварскому, генералу. И совершенно естественным будет, если вы не дадите себе труда логически объяснять ему свое неожиданное появление. Ну, вот. Надо быть готовым. Побрейтесь! Что касается причёски, это неважно. Все время беседы с ним, вы останетесь в каске. Итак, я вас отпускаю на полчаса. Потом вы приготовьтесь к маскараду под моим наблюдением и получите от меня инструкции. Но помните — никому ни слова! Все это должно быть совершено в глубочайшей тайне. Отсюда я сам провожу вас несколько вёрст на другом автомобиле. Отсюда выедете в русской шинели и фуражке. И только за городом я возьму у вас и то, и другое, а вы двинетесь дальше в сером плаще и каске…