В кольце

Маятник

…И маятник ещё качается На уцелевшей той стене. Нет, наше время не кончается — Ведь маятник ещё качается: В цехах, в редакциях, во мне Стучит наперекор войне… И даже здесь — он всё качается На неразрушенной стене!

Три новеллы

1. Воздушная волна

Волной воздушной сброшен с крыши, Он ухватился за карниз. Бывает у судьбы каприз! Волной воздушной сброшен с крыши, Он думал — дом гораздо выше, Не долететь живому вниз. И парень, вихрем сброшен с крыши, Вцепился пальцами в карниз. Висел на этаже четвёртом Парнишка в дымно-чёрной мгле. Не всё разумно на земле, Когда на этаже четвёртом Висишь бессильным, полумёртвым… Как лист на сломанном стебле, Повис на этаже четвёртом Парнишка в непроглядной мгле. Зажмурясь, вдруг разжал он руки. Упал. Но есть же чудеса, Вознаграждение за муки! Зажмурясь, вдруг разжал он руки — Там снега мягкая коса. Он встал, как взятый на порук, Раскрыл глаза. Расправил руки. Опять — дежурить. Чудеса!

2. Скрипка

Ту скрипку делал Страдивари, И в ней живёт крылатый бог. Но даже мышь в углу не шарит, Не пискнет. Видишь, Страдивари, — На студень клей столярный варят, Затянут туже поясок. Прости, великий Страдивари И в скрипке заключённый бог! На рынке топчется толпа. «Возьмите скрипку за буханку!» Тулуп и жалкая осанка. На скрипку не глядит толка. «Старуха-то, поди, глупа, Водой надулась спозаранку!» И ухмыляется толпа: «За скрипку — целую буханку?» Домой вернулась к ночи скрипка И там в буржуйке сожжена. Трещала дека. Тишина Наполнилась рыданьем скидки. Старуха в кресле точно в зыбке. Она играет. Да, она! …И умерла. Сгорела скрипка, Самой скрипачкой сожжена.

3. Воришка

Поймали мальчика с поличным — Он карточку на хлеб украл. Кричала баба криком зычным. Поймали мальчика с поличным. Он под ударами упал, А был он, как зайчонок, мал, Мальчишка, пойманный с поличным, Что карточку на хлеб украл. Но кто-то в латаной шинели Мальчишке подал хлеб: «Возьми!» А может быть — на самом деле Высокий, в латаной шинели, Был, как мальчишка, без семьи?.. И с завистью на них смотрели: Подумать только — тот, в шинели, Мальчишке подал хлеб: «Возьми!» Так был усыновлён воришка, Рукою доброй уведён. Всё это жизнь, не только книжка, Что был усыновлён воришка И дважды, стало быть, рождён Блокадный, худенький мальчишка. …Теперь в ремесленном воришка, В ранг человека возведён.

Ёлки нет

…И ёлки нет. Под Новый год В бомбоубежищах сидели. А что страшнее — свист метели Иль бомбы свист под Новый год, Иль шорох мрака? Мы запели, Мы гнали ужас от ворот… Да, пели мы под Новый год, Когда в убежище сидели.

В поисках тепла

Пришли на кладбище живые В безумных поисках тепла. И деревянные, косые Кресты срубили мы, живые. В печурке — космы огневые, А после — снова тлен, зола… Куда пойдём теперь, живые, В безумных поисках тепла?

Чёрные кошки

Мы не боимся чёрных кошек, И впрочем — кошек больше нет. В ладонь собрали горстку крошек. Мы не боимся чёрных кошек И никаких дурных примет. Мы ждём удач, мы ждём побед… А в городе — ни чёрных кошек, Ни полосатых больше нет!

Не хочу прикрас

Твердят мне: «Сглаживай углы. Побольше оптимизма, света!» А я кричу, как с минарета, Про эти самые углы. Прикрасы мне страшнее мглы. Дневник — потомкам эстафета. Мы, ушибаясь об углы, Везде находим проблеск света.

Зеркало

Хоть от беды зайдётся сердце, Нам надо выжить до конца И в наше зеркало глядеться, Хотя как птица бьётся сердце, И копоть вытирать с лица. А в праздник даже приодеться. Хотя на части рвётся сердце, Должны мы выжить до конца.

Гром

Молчи и слушай. Это — гром. А не обстрел. Молчи и слушай. Как потемнело всё кругом! Молчи и слушай. Это гром. Как музыка, он рвётся в уши И разрешается дождём. И мы ликуем — это гром, А не обстрел. Молчи и слушай!

Игра в классы

Играли дети на панели, Мелком квадраты начертив. Но снова свист. Опять разрыв. Лежали дети на панели, И лужи грозные краснели. Один из них остался жив, Из тех, кто прыгал на панели, Мелком квадраты начертив.

Кариатида

Попал снаряд в кариатиду. Она поддерживала дом В долготерпении своём. Разбил снаряд кариатиду. Мы затаили не обиду, А гнев. Мы только им живём. …Но встанет вновь кариатида, И восстановят этот дом.

Мы уезжаем

Закрыта крышка у рояля. На кресле — полосатый тюк. (А бомба там ещё, в подвале). Закрыта крышка у рояля. Но мы с собою ноты взяли, Забыв и скатерть, и утюг… Закрыта крышка у рояля. Верёвками обмотан тюк.

Портрет

Памяти В.А. Дранишникова

А твой портрет — он на груди, Зашит, приколот и привязан. Тебя уже нет. Но впереди Всё ты же, если на груди Кольцо фамильное с алмазом Не прячут, судя по рассказам, Так бережно… Ты на груди, Пришит, приколот, с жизнью связан.

II

Наш путь

Шоссе на льду (путь небывалый!) Озерной гладью разлилось, И нам увидеть не пришлось Шоссе на льду, путь небывалый! А смерть, как рядовой матрос, Все катера сопровождала. Шоссе на льду (путь небывалый!) Тревожной гладью разлилось.

На палубе

На палубе, как сельди в бочке, Смешались люди и тюки. («Где метрика? Ты помнишь, дочка?») На палубе — как сельди в бочке, А в небе крохотные точки: Нас охраняют «ястребки». Смешалось всё — как сельди в бочки — Мы, чемоданы и тюки.

Здесь только женщины и дети

Здесь только женщины и дети Да, кажется, глухой старик… Но мы у немцев на примете, Седые женщины и дети. От крови или от зари Вода багровым всплеском светит? Молчат и женщины, и дети, Но зарыдал глухой старик.

Забыть нельзя

Забыть нельзя. Простить нельзя. О страх, почти нечеловеческий! Мгновенье — не короче вечности. Жить надо, но забыть нельзя. Опять пропеллер. Катер мечется. Чревата смертью бирюза. Забыть нельзя. Простить нельзя. Тот страх, почти нечеловеческий!