В краю молчаливого эха

Было ясно, что роль Прутика была лишь в замыливании моих глаз, отвлечении внимания. Очевидно, повытчик таким образом рассчитывал на зарождение у меня ложного чувства абсолютной уверенности в том, будто я держу всё под контролем. Что этот парнишка, периодически строчащий письма в Новоград, ни хрена не понимает. А сие могло привести к тому, что я бы уже и не таился в собственных делах.

Настоящие соглядатаи, так сказать, были в тени. Мне не довелось ещё ни одного из них засечь, хотя Вороны и сообщали о страной тревоге, терзающей их железные «души». И либо эти самые соглядатаи были профессионалами своего дела, либо… либо тут были иные нюансы. Однако действовали те очень осторожно, стараясь не вызвать ни малейшего подозрения.

Думаю, легче всего было таким людям затеряться среди… людей же. Во-первых, можно было беспрепятственно вести наблюдение, притворившись или местным, или заезжим торговцем. Во-вторых…

Стоп! Тут мне сразу вспомнились следы странного лагеря у въезда в тоннель.

Почему «странного»? Наверное, от того, что тот торговый караван (так он «преподносился» обывателю), заночевавший у подножья гор, отчего-то побрезговал остановиться в Деревянцах. А логичнее было бы поступить именно так… если ты… если ты не контрабандист, или… или… Или?

Итак, караван не заночевал в Деревянцах. Значит, люди, ехавшие там, не желали «светиться». Хотели, так сказать, остаться инкогнито. Это во-первых.

А во-вторых, они… Тут я намерено не стал заканчивать свою мысль и огляделся. Среди этой разновозрастной и разношёрстной толпы было легко затеряться. И мой противник это знал, понимал и наверняка применял. А вот мне, в отличие от него, сие было бы трудно сделать. Слишком колоритная фигура.

Н-да! Тут я ничего не поделаю. Надо уезжать из Погостовой Ямы. И поскорее… Дождусь вот только огневолка… Я ведь его отослал разведать обстановку в округе. Ведь все эти недомолвки Дюжева, да и он сам — вызывали тревогу… подозрения…

Итак, каков дальнейший план?

Прежде всего, надо было бы найти некого Рожинова. О нём говорили мне и Фродди Непоседа, и Жуга Исаев. Подразумевалось, что этот человек окажет мне содействие. И мало того: просветит о тёмных делишках сего края.

Ехать в Старую слободку втроём было опасно. И я это понимал, и Первосвет, и, надеюсь, Семён. Дорога длинная (это тебе не по Светолесью шастать), и что скрывать — полная всяких неожиданностей. Полагаться только лишь на свою удачу — дело негожее. Хорошо бы действительно примкнуть к торговому обозу. Толпой оно и батьку бить не страшно! — так, кажется, говаривал Первосвет.

Так что мне вторым шагом следовало договориться о том, чтобы «прилепиться» к каравану.

Народные гулянья разгорались, как и костёр. Шум, гам, смех… Местные жители явно сговорились «разбудить» весну.

В одном месте устроили пляски да хороводы, в другом — мужчины боролись, в третьем — детишки гонялись друг за другом… Из-за всего этого пошла кругом голова и я выпустил из виду Прутика. Оказалось, что он, как говорится, пристроился с краю в какой-то молодёжной игре — сорви платочек. Парни пытались с разбега достать до разноцветных кусочков ткани, прикреплённых на высокой перекладине. Тех кому удавалось их сорвать, толпа приветствовала радостными вскриками, а неудачников — «пристыжали» забавными местными шутками, суть которых я понимал лишь по жестам. Некоторые из парней дарили сорванные платки понравившимся им девицам.

Семён стоял с открытым ртом и глупо улыбался, глядя на эту забаву Пока я пробирался к нему, его вытолкнули в круг и стали подзадоривать. Прутик стеснительно потупил взор, хотя было видно, что он, в общем-то, и не против поучаствовать в праздничной забаве.

Но от меня не утаилось то, что Семён всё-таки отчего-то грустил. Я отнёс это к тому, что он, очевидно, никогда не путешествовал в чужих далёких краях, и от того скучает по родным местам.

Прутик приготовился и быстро рванул с места. Его лицо сосредоточилось, выдавая внутреннее волнение, и через несколько секунд парнишка достиг заветного места и подпрыгнул, что ест мочи.

До платка он не достал. Толпа разразилась добрым смехом и на «сцену» вышел следующий претендент.

Да, высоковато. Думаю, я и сам бы не достал. А местные парни — длинные, как жерди. Им в самый раз.

Прутик, густо краснея, постарался куда-то ретироваться. Потупив взор, он стремительно «сбежал» с места позора, так что я настиг его аж у стены Обштинськой Купы.

— Эй! Ты куда?

Прутик резко остановился.

— А я… а я… думал, что вы уже ушли… что вы в трактире…

— Как тебе тут? Нравится?

— Не плохо, — уклончиво ответил Семён.

— Ясно… Пошли, пройдёмся по рядам торговцев. Отведаем местных блюд.

И мы вернулись назад на площадь. Где-то час бродили среди празднующей толпы, пробуя на вкус всякую диковинку.

Стало ясно, что от Семёна, как от толмача, есть толк. Он довольно сносно (так мне казалось) разговаривает с местными. Парень быстро свыкся с отведённой ему ролью и, очевидно, это ему нравилось.

— Ладно, — улыбаясь, сказал я. — Пора назад, к Первосвету…

— Постойте, — одёрнул меня Семён. — Тут… тут…

Он явно напрягся, подслушивая разговор двух мужчин.

— Что случилось? — озабочено спросил я.

Говорившие заметили наше любопытство и недовольно нахмурились.

— Мы просим прощения, — залепетал Семён. — Просто… просто… просто собираемся отправиться на днях в Старую слободку, а вы, как я случайно услышал, говорите…

— А вы откуда? — густо пробасил один из потревоженных мужчин.

Это был крупный толстый человек с длинной чёрной бородкой, доходящей до пояса.

— Из столицы, — отвечал Семён.

Я не вмешивался в разговор, стоял рядом.

— А что вам нужно в Старой слободке?

— Ну…

— Нас позвали… предложили работёнку, — ответил за Прутика я, демонстративно кладя руку на эфес фальшиона.

— А-а… ясым си то… понятно…

— А вы… говорили друг с другом про каких-то разбойников на Битом тракте, верно? — спросил Семён, кидая взгляд на меня.

— Саморавно… конечно, — отвечал второй собеседник — высокий худой старик с острым длинным носом. Он говорил с характерным для местных акцентом. — В тутошних лясках… лесах и раньше водились разбойники.

— Мы с ними свыклись, — подхватил разговор толстяк. — Честно говоря, большого лиха от них не было… никогда не было. Ну, пограбят. А иной раз и мы им наваляем…

— А что сейчас случилось? — теперь уж спрашивал я.

Мужчины переглянулись, будто испрашивали друг у друга разрешения. Заговорил старик:

— Бялы Витяць.

— Чего?

— Белый Витязь… его люди шайку побили… кого-то повесили… А сейчас на дороге другие разбойники.

— Пришлые, — добавил толстяк. — Никому спуску не дают, обозы торговые грабят… На днях, — тут он перешёл на громкий шёпот, — обнаружили купцов на дереве (толстяк огляделся)… вздёрнутых… У некоторых глаза выколоты и носы отрезаны.