В кварталах дальних и печальных

Отрывки

1.

Огромный город — церкви, зданья, банки (где я всю жизнь нежданный гость) — похож на полусъеденный лосось, чьи ломти спят на дне консервной банки. Ну а Христа здесь приняли б за панка… И каково лохматому б пришлось: не отберешь же у собаки кость, тем паче если ты противник палки.

2.

Луна, облагородив небосвод, мертвецкий взгляд несуетливо прячет, как незнакомец — в полы мятой шляпы, кусками тучи вытирая лоб, за ту же тучу. Каждый новый год новейший ливень обновляет слякоть, не очищая. И не надо плакать: судьба здесь такова, таков народ.

3.

Воруют все: помногу и помалу. Воруют все: и умный, и дурак. Взойдет скорее сор, чем добрый злак, когда поля ничем не засевают. Но все приходит к своему финалу задолго до финала. И за так лишь бог хранит любителей собак и меХиканских телесериалов.

4.

С букетом алых роз на стеблях вен уйти к нему не глупо, но излишне. Здесь даже смерть, и та живет и дышит, и так же ощущает тяжесть стен, в которых я живу две тыщи лет, за коими, под стать летучей мыши, висит звезда над одинокой крышей, сребря кресты могильные антенн.

5.

Но можно выйти в улицу и встать над допотопной рыжеватой лужей, и прошептать «я никому не нужен», в лицо извне глядящего отца, и ждать ответа, или ждать конца. Вот-вот начнется плесневая стужа. Здесь трудно жить, когда ты безоружен. А день в Свердловске тяжелей свинца. 1993, май

«Утро появляется там, где ночь…

Утро появляется там, где ночь исчезает. В колючем разливе света из глаз исчезают сны и проч. В глазах появляется лист газеты — «…потерялась собака, уши…», «…завтра войска Шеварднадзе…», «…развал науки…» Морщинится тень. Доеден завтрак. А мне некому подать руку… 1993, июнь

Пустота

Да, с пустотою я знаком. Как с ночью — Фрост. Я помню дом. Вернее ряд пустых домов. Как полусгнивших черепов глазницы, окна голубой взгляд останавливали мой. И я, слепец, всю жизнь подряд поймать чужой пытаюсь взгляд. Мне б там стоять, замкнув уста, и слушать ливень, в волосах шуршащий, как в соломе крыши, как в вечеру скребутся мыши, как ветер, выдувая ночь, копается в душе и прочь уносит клочья тихих слов, как выносили из домов добро, что кое-как нажили, оставив пряди белой пыли… …Скорей для памяти своей, а не для сумрачных гостей замки повесив. Помню дом. Да, с пустотою я знаком. 1993, июль

Суждения

* * *

Век на исходе. Скоро календарь сойдет на ноль, как счетчик у таксиста. Забегаешь по комнате так быстро, как будто ты еще не очень стар. Остановить, отпразднуем сей день. Пусть будет лень и грязь, и воздух спертый. Накроем стол. И пригласим всех мертвых. Век много душ унес. Пусть будут просто пустые стулья. Сядь и не грусти. Налей вина, и думай, что они под стол упали, не дождавшись тоста.

1.

Летний вечер в окне, словно в перепроявленном фото. Нависает звезда. Старый город во сне. Дождь исходит на нем вместе с собственным потом, И спешат фонари за закатом вослед. Я полсвета объехал верхом на осле. Созерцал, как несчастны счастливые люди. Завершилось стремленье. Окончилось чудо. Как плохое сукно, Мое сердце распалось на части. Но я счастлив вполне от того, что несчастлив. Я гляжу за окно.

2.

Скоро осень придет. На Урале дожди ядовиты. Выйду в улицу, стану слоняться, сырой пешеход. И дожди расцелуют дома, как могильные плиты отцов — сыновья. Здесь родная земля. Я с дождями уйду в эту землю. Или просто пойду и совсем облысею. И, нелепый старик, не успевший познать ничего, кроме водки и хлеба, буду всем говорить: «То, что сыплется с неба, не всегда, благодать».

3.

Я везде побывал. Я держал горизонт, как перила, в руке. Я имел миллионы. Пришел налегке — Все бродягам раздал. Ничего не имея, ни о чем не жалею. Только смена пейзажей натерла зрачки до зеленого цвета. И если в ночи я устало стою у окошка, при никчемной луне проклиная судьбу, наполняя округу, подходят к окну одичавшие кошки.

4.

Как порой тяжело. Открываешь глаза и вдруг видишь — чужое всё: и небо, и звезды, и червь в перегное, не несущий тепло. Понимаешь, что сам не уйдешь, уведут под конвоем. Слава Богу, стихи — это нечто иное. Мое тело висит, словно плащ — на гвозде, на взгляде, который прикован к звезде. Я ищу в себе силы не сдаваться и ждать. Но в округе до черта камней. Каждый третий — кидать. Или строить могилы.

5.

Я забыл шелест книг. Я листаю оконные стекла. И свеча освещает нетронутый ужасом лик. И, как будто меж строк, я читаю меж улиц промокших то, что не передать, ибо это иная книга, нежели те, что обычно читают. Это книга ветров, судеб, звезд негорящих, несказанных слов. Пусть мне хочется спать, но рука не дрожит. Пусть до боли тревожно, надо еле дышать, и листать осторожно. Можно вены порвать.

6.

Суета городов. Тихий ропот и шепот печальный. Бесполезное время. Над струнами линий трамвайных нотный стан проводов… Ноты спящих ворон не метнулися вон, но расселись для вальса. и ты тянешь к луне онемевшие пальцы, И, как пары, на небе кружатся звезды. Будто раз и навеки забыто ненастье, будто вдруг разглядишь невеликое счастье через линзу слезы.