Вот зима наступила.И снежинки ссыпаются, как шестеренки,из разобранной тучи.О, великий, могучий,помоги прокормить мне жену и ребенка.Чтоб отца не забыли.Снег хрустит под ногою.Снег бинтует кровавую морду планеты.Но она проступаетпод ногою. Не знаю,доживем ли до нового летамы, родная, с тобою.Я встаю на колени.Умываю лицо снегом, смешанным с кровью.Горизонт — как веревка,чтоб развешать пеленкиснов ненужных совсем. И с какою любовью…И с любовью, и с леньюприпадаю к земле ислышу шум в населенных, прокуренных недрах.Это мертвые мчатсяна гробах.
И несчастней,и страшней самураев в торпедах.И печальней, и злее.1994, февраль
Воспоминание
Над детским лагерем пылает красный флаг,Затмив собой огонь рассвета.О, барабаны бьют, и — если что не так —Марат Казей* сойдёт с портретаВсем хулиганам, всем злодеям на беду.А я влюблён и, вероятно,До слёз — увы — она стоит в другом ряду —Мила, причёсана, опрятна……Не память дней былых меня пугает, друг, —Был день тот летний и прекрасный.Ведь если время вспять пустить ты сможешь вдруг,То это будет труд напрасный —Мне к ней не подойти, ряды не проломить.Своим же детским сожаленьемКажусь себе, мой друг — о, научи любить,Любовь мешая с омерзеньем.1994
Колыбельная зимнего сада
Вот и зима, мой ангел, наступила —порог наш черный снегом завалило.И в рощу обнаженную ресницлетят снежинки, покружив над нами,и наших слез касаются крылами,подобными крылам небесных птиц.И сад наш пуст. И он стоит уныло.Все то, что летом было сердцу мило, —как будто бы резиночкой творецневерный стих убрал с листа бумаги —Бог стер с земли. И простыни, как флаги,вдали белеют — кончен бой, конец.1994
1995
«— Пойдемте, друг, вдоль улицы пустой…»
Ни денег, ни вина…
Г. Адамович
— Пойдемте, друг, вдоль улицы пустой,где фонари висят, как мандарины,и снег лежит, январский снег простой,и навсегда закрыты магазины.Рекламный блеск, витрины, трубы, рвы.— Так грустно, друг, так жутко, так буквально.— А вы? Чего от жизни ждёте вы?— Печаль, мой друг, прекрасное — печально.Всё так, и мы идём вдоль чёрных стен.— Скажите мне, что будет завтра с нами?И безобразный вечный манекенглядит нам вслед красивыми глазами.— Что знает он? Что этот мир жесток?— Что страшен? Что мертвы в витринах розы?— Что счастье есть, но вам его, мой Бог, —холодные — увы — затмили слёзы.1995, январь
«Черный ангел на белом снегу…»
Черный ангел на белом снегу —мрачным магом уменьшенный в сто.Смерть — печальна, а жить — не могу.В бледном парке не ходит никто.В бледном парке всегда тишина,да сосна — как чужая — стоит.Прислонись к ней, отведай вина,что в кармане — у сердца — лежит.Я припомнил бы — было бы что,то — унизит, а это — убьет.Слишком холодно в легком пальто.Ангел черными крыльями бьет.— Полети ж в свое небо, родной,и поведай, коль жив еще Бог —как всегда, мол, зима и покой,лишь какой-то дурак одинок.1995, январь
Как некий — скажем — гойевский уродкрасавице в любви признаться, ротзакрыв рукой, не может, только потлоб леденит, до дрожи рук и ногя это чувство выразить не мог, —ведь был тогда с тобою рядом Бог.Теперь, припав к мертвеющей траве,ладонь прижав к лохматой голове,о
страшном нашем думаю родстве.И говорю: люблю тебя, да-да,до самых слез, и нет уже стыда,что некрасив, ведь ты идешь туда,где боль и мрак, где илистое дно,где взор с осадком, словно то вино…Иль я иду, а впрочем — все одно.1995, март
18
Роман Тягунов — екатеринбургский поэт, трагически погибший в 2000 г., друг Б. Рыжего.
«В черной арке под музыку инвалида…»
В черной арке под муз ыку инвалида —приблизительно сравнимого с кентавром —танцевала босоногая обида.Кинем грошик да оставим стеклотару.Сколько песен написал нам Исаковский,сколько жизней эти песни поломали.Но играет, задыхаясь папироской,так влюбленно — поднимали, врачевали.Отойдем же, ведь негоже в судьи лезть нам, —верно, мы с тобой о жизни знаем мало.Дай, Господь, нам не создать стихов и песен,чтоб под песни эти ноги отрывало.Допивай скорей, мой ангел, кока-колу,в арке холодно, и запах — что в трактире.Слишком жалобно — а я как будто голый,как во сне кошмарном, нет — как в страшном мире.1995, март
«Скрипач — с руками белоснежными…»
Скрипач — с руками белоснежными,когда расселись птицы страшныена проводах, сыграл нам нежнуюмуз ыку — только нас не спрашивал.В каком-то сквере, в шляпе фетровой —широкополой, с черной ниточкой.Все что-то капало — от ветра ли —с его ресницы, по привычке ли?Пытались хлопать, но — туманные —от сердца рук не оторвали мы.Разбитые — мы стали — странные,а листья в сквере стали алыми.Ах, если б звуки нас не тронули,мы б — скрипачу — бумажки сунули.— Едино — ноты ли, вороны ли, —он повторял, — когда вы умерли.1995, апрель
Первое мая
Детство золотое, праздник Первомай —только это помни и не забывай…Потому что в школу нынче не идем.Потому что пахнет счастьем и дождем.Потому что шарик у тебя в руке.Потому что Ленин — в мятом пиджаке.И цветы гвоздики — странные цветы,и никто не слышит, как плачешь ты…1995, май
Трамвайный романс
В стране гуманных контролеровя жил — печальный безбилетник.И, никого не покидая,стихи Ив анова любил.Любил пустоты коридоров,зимой ходил в ботинках летних.В аду искал приметы раяи, веря, крестик не носил.Я ездил на втором и пятом [19] ,скажи — на первом и последнем,глядел на траурных красоток,выдумывая имена.Когда меня ругали матом —каким-нибудь нахалом вредным,я был до омерзенья кроток,и думал — благо, не война.И, стоя над большой рекоюв прожилках дегтя и мазута,я видел только небо в звездахи, вероятно, умирал.Со лба стирая пот рукою,я век укладывал в минуту.Родной страны вдыхая воздух,стыдясь, я чувствовал — украл.1995, июль
19
Второй и пятый — трамвайные маршруты в Екатеринбурге, связывающие рабочие окраины города с центром.
Соцреализм
1.
Важно украшен мой школьный альбом —молотом тяжким и острым серпом.Спрячь его, друг, не показывай мне,снова я вижу как будто во сне:восьмидесятый, весь в лозунгах, годс грозным лицом олимпийца встает.Маленький, сонный, по черному льдув школу вот-вот упаду, но иду.