В лабиринтах памяти

Элайдже не нужно повторять дважды. Ему хватает секунды, чтобы обойти увлеченную разговором с Себом Давину, и оказаться на пороге спальни маленькой птички. Вампир замирает, прислушиваясь к судорожным вздохам Евы, прежде чем его рука опускается на дверную ручку.

Девушка стоит у окна, ее тонкие плечи дрожат, и Элайджа почти физически ощущает исходящие от нее волны боли.

— Птичка, — очень тихо зовет он, но Ева мгновенно оборачивается в его сторону, и ее бездонные глаза сужаются от злости, когда она хрипло цедит:

— Зачем ты пришел? Уходи!

— Ева…

— Я не хочу тебя видеть!

Девичий голос дрожит, почти срываясь на крик, и Элайджа видит, как бездонные глаза наполняются слезами.

— Я так виноват перед тобой, моя птичка…

— Не смей! Не смей называть меня так!

Ева уже не сдерживается, жгучие слезы текут по бледным щекам, и вампир, не контролируя свой порыв, вихрем оказывается рядом с любимой, притягивая к себе хрупкое тело.

— Отпусти! — мгновенно начинает вырываться девушка, — не хочу, чтобы ты больше прикасался ко мне… Ты не поверил…обвинил в измене… Как ты мог? Как ты мог, Элайджа?

Ева поднимает на мужчину мутный взгляд, и Майклсон чувствует, как боль, сжигающая его любимую передается ему, чувствует страдания, которые мучают маленькую птичку. По его вине.

— Прости меня, умоляю, — шепчет он, собирая пальцами горячие слезы, когда Ева безвольно застывает в его руках, уже не сопротивляясь, — я сделаю все, что угодно, любовь моя. Все, что ты хочешь…

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Ее тихие слова оглушают, словно пощечина, заставляют Элайджу вздрогнуть, но он не выпускает из объятий дрожащую девушку, лишь смотрит в бездонные глаза, пытаясь отыскать в них хоть искорку, хоть отблеск былой любви, но видит лишь боль.

В тесной спальне воцаряется мертвая тишина, нарушаемая лишь судорожными вздохами Евы, прежде чем комнату наполняет тихий голос вампира.

— Я не могу, птичка, — хриплым голосом выговаривает он, силясь поймать девичий взгляд, — не могу отпустить тебя. Ты ведь знаешь. Я так люблю тебя, Ева. И его.

Мужская ладонь накрывает плоский живот, и девушка будто приходит в себя. Маленькие руки, упираются в грудь Элайджи, заставляя его отступить на шаг.

— Он ведь не твой, — выдыхает она, кривя пухлые губы, — он не твой, Элайджа. Ты бросил нас.

— Прошу, Ева, — срывающимся голосом выговаривает Майклсон, — я тысячу лет жил с верой в то, что это невозможно. Я не мог и мечтать о таком…

— Ты мог хотя бы попытаться понять меня, — вздыхает девушка, — выслушать. Я ни с кем… никогда… кроме тебя…

— Я знаю, птичка, — отзывается Элайджа, сжимая кулаки, — умоляю, прости… Я не смогу без тебя. Без вас.

Ева молчит, будто раздумывая, и робкая надежда наполняет мужское сердце. Она сможет простить его. Его маленькая птичка сделает это. Ведь она так добра, чиста, так невинна. Но в следующий момент холодный голос Евы не оставляет от его иллюзий камня на камне.

— Мне все равно, — говорит она, до крови прикусывая нижнюю губу, — я больше не люблю тебя.

— Не верю, — почти против воли срывается с мужских губ.

— Думаешь, я опять вру? — сужает бездонные глаза Ева, — может и вру. Но я разлюблю тебя, Элайджа Майклсон. Потому что…

Только девушка не успевает договорить, потому что в комнату врывается Давина, которую совершенно безрезультатно пытается удержать Кол.

— Какого черта ты здесь делаешь? — шипит она, глядя на серое лицо Элайджи, — пришел добить ее?

И изящная ладонь, делает быстрое движение, сжимаясь в кулак, отчего старший Майклсон, прикрыв глаза, медленно оседает на пол.

— Что с ним? Зачем ты это сделала! — расширяет испуганные глаза Ева, мгновенно оказываясь с любимым, опускаясь перед ним на колени.

Она касается тонкими ладонями безжизненного лица, не сводит с него испуганного взгляда. В ее глазах паника, беспокойство и… любовь.

— Ты был прав, — очень тихо говорит Давина, так, что ее слышит только довольно улыбающийся муж.

— Как всегда, ведьмочка.

========== Часть 46 ==========

— А ты не хочешь мне ничего объяснить, Ева?

Себастьян смотрел на сестру пытливым взглядом, пока та, расчесывала темные волосы, опустив виноватый взгляд.

Кол и Давина занимались обустройством гостевой спальни, а Элайджа, которому ведьма свернула шею, приходил в себя на ее кровати, куда его любезно перенес брат. И все это происходило на глазах у ничего не понимающего Себа.

— Может, все же займемся завтраком? — прикусив губу, нерешительно проговорила Ева, поднимая на брата черные глаза, — и я… я постараюсь тебе все объяснить.

— Ладно, — кивнул мальчик, глядя на девушку серьезным взглядом, и они с сестрой направились на кухню.

Чтобы хоть как-то успокоиться, перед неминуемым разговором, Ева достала яблоки, и сложив их в мойку, начала искать мед. Ее торопливые действия не скрылись от Себастьяна, который буравил бледное лицо пристальным взглядом.

— Ева…

— Я… — выдавила из себя девушка, — я не знаю с чего начать…

— Может с начала? — вскинул бровь Себ.

— Это не так… не так просто, — выдохнула Ева, наконец, поднимая взгляд на брата, — семья Элайджи, она… особенная.

— Я уже догадался, — улыбнулся мальчик.

— Боюсь, что ты даже близко не догадываешься насколько, Себ…

— Они — какие-то аристократические снобы?

— Пожалуй…

— И поэтому не принимают тебя? Хотя Кол и его жена вполне… милые. И даже приехали помочь тебе. Правда, не совсем понятно чем именно…

— Дело не в их происхождении, — перебила брата Ева, — они… не совсем обычные люди…

— Вроде супер-героев? — со смехом подхватил Себ.

— Скорее злодеев, — раздался с порога тихий голос Элайджи, и брат с сестрой повернулись в его сторону.

— Что ты имеешь в виду? — прищурил глаза мальчик.

— Мы — древние вампиры.

На мгновение в комнате воцарилась полная тишина, и Ева, бросив быстрый взгляд на невозмутимого Майклсона, перевела глаза на ошеломленного брата.

— Что-то я не заметил, чтобы ты боялся чеснока, — наконец проговорил мальчик, поднимая любопытный взгляд на вампира, и рассматривая его словно диковинку, — и ты пьешь кровь?

— Ты не боишься? — округлила глаза Ева.

— Ну, Элайджа ведь хороший вампир, — пожал плечами мальчик.