В лесах Урала
Шрифт:
Глава седьмая
И вот вагановские хоромы.
Авдей Макарыч ведет нас в кабинет. Мы садимся. На стене — большая карта Урала. Входит пожилой узкогрудый человек в очках. Ваганов почтительно именует его «господином инженером», знакомит со мной.
— Можешь показать место, где нашел золото? — спрашивает инженер.
Напрягаю память. В кочетовской школе Всеволод Евгеньевич показывал нам глобус и карту, объяснял географию. Но теперь я ничего не могу вспомнить, не знаю, как подступиться: карты такого мелкого масштаба я никогда не видел.
— Не таись,
Я разглядываю карту.
Шатров беспокойно вертится.
— Гляди получше, — советует он, взмахивая руками. — Не ошибись. Дело важное. Может быть, тут?
Его палец прыгает по карте с угла на угол.
Авдей Макарыч берет Шатрова за полы пиджака, сажает в кресло.
— Не верещи, Иван. Без тебя обойдемся. Ты купил самородки Матвея Алексеевича — и помалкивай.
— Что куплено, то куплено, — обижается Шатров. — У нас речь идет о золоте, что в земле осталось. И нечего цыкать. Дело общее. Паренька открыл я…
От множества названий, черточек, линий рябит в глазах. Провожу пальцем сверху вниз, тычу в середине, веду влево и, совсем сконфузившись, сознаюсь:
— Не могу. Я так объясню. Вот ежели из города выехать вверх по реке…
И рассказываю, как ехали с Пестрей в лодке, как пересели на плот, добрались до города.
Инженер записывает мои слова, иногда подбегает к карте для сверки. Иван Яковлевич догоняет инженера, смотрит через плечо. Инженер прикалывает в правом углу красный флажок.
— Здесь! — говорит он.
Авдей Макарыч глядит на зеленое пятно.
— А, вот где. Я давно подумывал тут разведать.
— Это не считается, — обидчиво говорит Шатров. — Я, может быть, подумывал на царской дочери жениться? Думать никому не запрещено.
Инженер нанизывает булавками цветные флажки. Золотая россыпь на Ледяном ручье обложена со всех сторон. Так по белой тропе в таежных просторах обкладывают охотники лису, и уж если обложили — каюк, не уйдет.
Кончив с флажками, инженер объявляет:
— Оформляйте заявку, господа.
И он пожимает всем руки.
— Желаю новому предприятию успеха и процветания.
Авдей Макарыч выпроваживает инженера и Шатрова. У двери он что-то шепчет на ухо инженеру. Тот понимающе кивает.
— Ну, молодой компаньон, рассказывай: кто ты, откуда родом, как попал к Ледяному ручью? — спрашивает Ваганов. — Нам нужно знать друг друга.
Рассказываю половину правды. Живу там-то, был на охоте, наткнулся на золото.
— Тэк, тэк, — задумчиво произносит Ваганов. — Что-то не то! Далеко от Кочетов забрел. Да и лето — какая же охота? Говори правду!
Я молчу.
— Постой-ка, постой! — хмурится Авдей Макарыч. — Матвей Соломин? Да ведь ты старосту сельского убил! Про тебя заметка в «Губернских ведомостях» была… Как сейчас, помню заглавие: «Охотник-убийца», и убийство политическое. И дед твой за бунт осужден… Так?
— Так…
— Вот оно что! Значит, в бегах находишься?
Любезная улыбка исчезает с его лица, глаза становятся жесткие, злые. Он вытряхивает из моей котомки самородки, прячет в стол, достает пачку денег.
— Бери тысячу целковых и сгинь! — голос твердый, властный. — Чтоб духу
твоего в городе не было. Понял?Ошеломленный, я молчу: «Все пропало! Крышка!»
— Ты слышал, что сказано?
— Самородки проданы Шатрову за три тысячи пятьсот двадцать восемь рублей.
— Тебе тысячи за глаза хватит.
— Все-таки — грабеж!
Ваганов стучит кулаком по столу.
— Ты — убивец и бродяга! Не уйдешь, позвоню в полицию… В порошок сотру!
Больше я не могу владеть собою: хватаю чернильницу, чтоб запустить ее в голову этому наглому и грубому человеку. Он быстро вскидывает руку, и вороненый браунинг направлен мне в лоб.
Ваганов смеется ядовитым смешком.
— Потише, любезный! Я не таких обламывал. Не со старостой дело имеешь… Честью прошу: выметывайся, пока цел. Ну!
Молча укладываю деньги в карман, выхожу в переднюю, где осталось мое ружье. Фузеи в углу нет.
«Значит, боятся, спрятали. Не об этом ли шептался Авдей Макарыч с инженером?»
На дворе гавкает Пестря. Отвязываю собаку, шагаю по улице, как в тумане. Ловко же обработали! Куда идти? Что делать?
Прохожу мимо дома присяжного поверенного Валерьяна Семеновича Жукова: здесь я служил дворником, и так нелепо кончилась моя служба.
«Не заглянуть ли к Жукову? Может, что-нибудь посоветует? Может, еще не поздно поправить дело? Золото не нужно мне — бог с ним. Оно необходимо для освобождения деда, друзей моих и учителей…».
Звоню в парадную дверь. Горничной Паньки, видимо, нет дома, открывает молодая женщина с пышной прической на крупной голове. Я догадываюсь: жена, та самая генеральская дочка…
— Что угодно?
— К Валерьяну Семенычу дело есть.
Женщина оглядывает меня с ног до головы. Должно быть, одежда моя не внушает доверия: бедняк!
— Он занят, не принимает.
Я ласково говорю:
— Валентина Георгиевна, пустите…
Она делает большие глаза, ямочки вздрагивают на пухлых щеках.
— Откуда вы знаете мое имя-отчество?
— Я тот, благодаря коему вы очутились в этом доме. Я Ирину Филипповну о тумбу стукнул. Звать— Матвей Соломин. Доложите, пожалуйста.
Лицо женщины вспыхивает румянцем, она молча поворачивается и уходит, захлопнув передо мной дверь. Я стою в раздумье: «Уходить или ждать?»
Дверь бесшумно открывается. Валентина Георгиевна негромко произносит:
— Прошу!
В кабинете Валерьян Семеныч лениво поднимается с кресла, приглашает сесть.
— Каким ветром вас занесло? — смеясь, говорит он. — Действительно по делу? В дворники я вас больше не возьму: чего доброго, вторую мою жену укокошите.
Рассказываю суть «дела».
— Чертовски занятно! — вздыхает он. — История достойна пера Джека Лондона или Брет-Гарта… Но вы представляете, что такое Авдей Макарыч? Это даже не акула, настоящий кашалот! Он вас, говоря коммерческим языком, заглотнул. С точки зрения морали, конечно, безобразие. Да ведь еще Гаврила Державин отметил: «Злодейства землю потрясают, неправда зыблет небеса!» Можно ли начать с Вагановым тяжбу? Это затянется на годы, влетит в копеечку. Вас, положим, охотно авансируют его конкуренты, Фома Лаптев или Ефим Бахарев. Но какой смысл? Они хваты почище Ваганова, тоже оберут.