В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития

Но ведь отдельный эпизод ничего не решает. Ну, получил он один раз по заслугам. Ну и что? Лучше он от этого не стал. Наказание оказалось не только бессмысленным, но и несправедливым: ребенок с синдромом Дауна не в состоянии сам себя воспитывать, он не умеет управлять своими эмоциями, настроениями, желанием. Самостоятельно он не научится приспосабливаться к окружающей обстановке, делать сознательный выбор в пользу того, что необходимо на данный момент. Сначала с ним мучаются дома, потом с ним будут мучиться в школе. Он непредсказуем, выработать с ним конкретный план работы невозможно. Учится он плохо. Мы тысячу раз пишем с ним одно и то же слово, и все равно он будет делать ошибку. Но не потому, что не способен учиться. О нет! Это совсем не так. Научиться читать и довольно прилично писать ребенок с синдромом Дауна может еще в дошкольном возрасте – уверяю вас. Дело исключительно в поведении. Разумеется, его психика, все его «выверты», все неправильности поведения находятся в прямой зависимости от его диагноза, но они вполне подлежат коррекции, разумному и целенаправленному воздействию.

Конечно, это получается не сразу. Если расторможенного, недисциплинированного ребенка мы начнем, что называется, ломать, с первого же урока добиваясь неукоснительного исполнения наших требований, то ничего хорошего из этого не выйдет. Иной раз приходится довольно долго идти на уступки. Гоняя с Алешей Г. машинки по квартире, я неуклонно и последовательно, очень постепенно, всеми способами, приучаю его подольше сидеть на одном месте, пореже менять игрушки, поменьше бегать то в коридор, то в кухню. Все это делается как будто бы незаметно, без особого насилия, а на самом деле железной рукой. Я твердо знаю, чего хочу, знаю, что если я не справлюсь с его неорганизованностью (Алеша совершенно исключительный случай в моей практике, ибо сочетает в себе совершенно как будто бы несовместимые качества: с одной стороны, самостоятельность, самодостаточность, четкую и разумную целенаправленность действий, а с другой – неугомонность и хаотичность поведения), то ни о каком системном обучении не может быть и речи ни сейчас, ни в будущем.

Если учитель, стараясь расположить к себе ребенка, чересчур в этом усердствует, то ребенок моментально обращает этот факт в свою пользу, чувствуя себя на давно и хорошо освоенной территории, где все вертится вокруг него, как земной шар вокруг Солнца. Ребенок должен твердо усвоить: игра идет по правилам, которые устанавливает педагог.

На необходимость этого указывала в свое время не кто иной, как М. Монтессори. Отстаивая свободу личности ученика, она ее правильно понимала. «Важно, – писала она, – чтобы ученик с самого начала почувствовал эту [педагога. – Р. А.] господствующую волю, которой невозможно сопротивляться. Если учитель дает какое-то распоряжение, он непременно добивается послушания. Обязательно, во что бы то ни стало».

От всей души аплодирую этим словам.

И что касается моего собственного педагогического авторитета, то мой ученик Ваня А., который регулярно смотрит по телевизору документальный сериал «Наедине с природой» (за точность названия не ручаюсь), высказался следующим образом: «Ромена, ты у нас главный вожак, а мы твои лесные детеныши. И если мы не будем тебя слушаться, то мы пропали».

Там, где нет дисциплины, невозможно работать по плану.

Приспосабливаясь к ежесекундно и ежеминутно меняющимся желаниям, настроениям и капризам ребенка, хватаемся то за одно, то за другое, меняем карточки, книжку, тему урока. Понятно, что толку от таких зигзагов в работе быть не может.

Конечно, наш маленький ученик – не солдат на плацу. Не перестарайтесь. Педагог может быть и строгим, и требовательным, однако не переходите ли вы границу в своих требованиях? Не раздражаетесь ли по пустякам? Ведь в конечном счете мы стремимся к взаимному доверию, уважению друг друга, к радости общения и сотворчества, к именно паритету, когда личность ребенка не ущемлена в своих правах, когда эту личность уважают по-настоящему. Ибо вседозволенность, заискивание перед ребенком, умильное сюсюканье наряду с раздраженными окриками потерявших терпение воспитателей ничего общего с уважением к нему не имеют. А ребенка надо не только любить, но и уважать, иначе вы никогда не вырастите из него личность. Его нужно научить понимать ваши слова, а не окрики и – не дай бог! – подзатыльники. От умения сочетать строгость с уступчивостью, позволяющими сбалансировать слова и интересы двух сторон, зависит очень многое. Требовательность не должна быть террором, а на компромисс следует идти не потому, что вы сдались и не в силах сопротивляться капризам и упрямству своего ребенка.

Ребенок прекрасно знает, кто прав и кто виноват в случае конфликта между вами, справедливы или несправедливы предъявляемые ему претензии. Он будет подчиняться самым строгим требованиям педагога, если, компенсируя свою строгость любовью, которую ребенок безошибочно определяет, педагог сумеет сделать занятия настолько содержательными и увлекательными, что тратить время на баловство его ученик и сам не захочет. И если в самом начале ребенок должен усвоить, кто на уроке является хозяином положения, то в дальнейшем никакой особой строгости не потребуется. И ученик, и учитель очень скоро станут друзьями – конечно, если педагог сохранил в себе непосредственность, некую детскость, если вместе с ребенком он искренно увлечен игрой. Есть ли у вас эти драгоценные качества? Дети оценивают их очень высоко. Быть в каком-то смысле на равных со взрослыми для ребенка очень важно, вместе с тем ему, конечно, очень нравится, что его друг – лидер, защитник, уверенный в себе, надежный человек. Такой дружбой дети очень дорожат и ради нее готовы принять условия обучения. Друг вы ему или не друг и насколько друг – ребенок чувствует безошибочно, обмануть его, как известно, невозможно. Вы, родители, – самые близкие ребенку люди, вы его любите, ради него готовы на все. Но я говорю о совершенно особом таланте, от которого во многом – в очень и очень многом – зависит успех дела.

В книге «Говори! Ты это можешь» я писала о том, что мне гораздо легче бывает иной раз наладить дисциплину на уроке с ребенком с синдромом Дауна, чем добиться того же самого от обычного ученика. Что я имела в виду? Во-первых, приверженность дауненка к ритуалу: чем больше он привык к определенному порядку, тем комфортнее себя чувствует – это относится в том числе и к урокам. Есть еще один момент. Когда на урок приходит обычный ребенок, то его мысли могут быть заняты как тем, что происходило с ним до урока, так и тем, чем ему предстоит заняться после урока. У него много больших и малых детских проблем, которые заполняют его жизнь, он составляет собственные планы: надо выполнить школьные задания, папа обещал съездить с ним на птичий рынок – поедут они или нет? Вчера он подрался с каким-нибудь Вовкой или Сережкой, сегодня собирается обменяться с приятелями дисками и т. д. и т. п. Мысль его может бродить где угодно, мешая ему сосредоточиться на занятиях.

Жизнь ребенка с синдромом Дауна гораздо менее разнообразна и содержательна даже в том случае, если он посещает детский сад либо ходит в школу. Прочных, по-настоящему дружеских, взаимосвязей с другими детьми у него нет, ему не очень-то свойственно предвкушать детские праздники в этих заведениях, представлять свое в них участие. Совсем другое дело для него индивидуальные занятия, когда все внимание педагога посвящено ему и никому другому, и если педагог хороший, любимый, то эти занятия представляют для ребенка особую ценность. Они включают в себя то, чем он обделен, удовлетворяют потребность в общении пусть не с родным, но все равно очень близким человеком. И что особенно важно – утоляют интеллектуальный голод, который ребенок с синдромом Дауна не может не испытывать: жажда познания окружающего мира вложена в него природой так же, как в любого другого ребенка.

Не спеша и по частям

Давно известно: тише едешь – дальше будешь. Это не означает, что вы будете плестись еле-еле, авось куда-нибудь и доплететесь. Однако ни о каком насилии над возможностями ребенка не может быть и речи. Насилие не только не ускоряет процесс, оно его замедляет. Для того чтобы перейти на новый уровень, ученик должен созреть. Я никогда не представляла себе процесс обучения как некое обязательное «преодоление трудностей» и карабканье со ступеньки на ступеньку. Что может «преодолевать» маленький ребенок? В моем представлении он должен легко, сам того не замечая, «соскальзывать» на новый уровень. А сделать это он может только с нашей хорошо обдуманной, досконально выверенной помощью – в особенности если дело касается такого важного аспекта, как обучение речи.

Ребенок с синдромом Дауна медленно усваивает информацию, и родителям кажется, что он топчется на месте. Мало того: что-то как будто усвоив, он вдруг отступает назад, и приходится все начинать сначала. Момент, когда он делает рывок, происходит внезапно. И вот здесь «качество переходит в количество» – именно так: в достаточно большое количество качественно усвоенного материала. Если вы методично, добросовестно, не торопясь прорабатывали материал, добиваясь от ребенка его основательного усвоения, то в один прекрасный день обнаружите, что ни одно из ваших усилий не пропало даром. Все, чему вы неспешно, небольшими частями обучали своего ученика, накопилось, объединилось и суммировалось. И он уже не просто говорит – он мыслит.

Если надо объяснять, то не надо объяснять

Конечно, пытаясь высказать свою мысль, ребенок еще путается. Важно, однако, чтобы мысль – самостоятельная, не шаблонная – у него возникла. И если он уже многое говорит, мы поправляем его гораздо чаще, чем раньше, но поправлять не означает без конца разъяснять ему его ошибки. Пока вы закончите свои разъяснения, он забудет, с чего все начиналось.

Не слишком ли много вы говорите? Объясняете, объясняете, объясняете… Голоса ребенка не слышно, мама перекрывает его собственными настойчивыми, эмоциональными, призывными интонациями. Многословные пояснения затемняют смысл того, что вы хотели бы сказать, но, как правило, родителям кажется, что чем подробнее будут эти пояснения, тем лучше ребенок их поймет. Как раз наоборот!