В ночи

Этим вечером Хаим был не в своей тарелке. Рамон все-таки решил нанести первый удар. Не без помощи цветочника, своего главного информатора, он узнал, что итальянцы готовят доставку в город партии спиртного. Не самой большой партии, всего-то один грузовик из каких-то отдаленных ферм иллинойсского захолустья. Бойцы Лернера должны были перехватить машину и забрать ее себе, перебив охрану. Сделать все быстро и осторожно, но по возможности оставить как можно больше следов итальяшкам, чтобы Фануччи точно знал, чьих это рук дело. Так должна была начаться очередная чикагская война, которая окончательно определит хозяев города. Макаронники ответят быстро и, как надеялся Рамон, необдуманно. Евреи же были готовы ко всему. Заранее были подготовлены конспиративные квартиры и схроны с оружием, наиболее надежные солдаты были вооружены до зубов. Последние несколько недель в город съезжались лучшие и самые отчаянные наемники, подкрепления от Сигела, Шульца и Лански. Составлены списки целей для атак и тех, кого предстоит убить в первую очередь. По большей части это были солдаты и капо семьи Фануччи, поддерживающие их политики, адвокаты, стукачи и продажные копы.

Операция с грузовиком была назначена на прошлую ночь и, насколько знал Хаим, прошла успешно. Теперь он должен был получить сведения и дать отмашку для следующего удара – подрыва нескольких подпольных клубов, которые контролировали Капоне с Фануччи. Но вестей и команд не было. Прошло уже больше суток, а все как сквозь землю провалились. А что самое главное, итальянцы пока тоже молчали. Казалось, весь город замер в предвкушении чего-то. Судя по всему, очень и очень плохого.

Из-за этого Хаим нервничал. Ничего страшного, успокаивал он себя, прошло еще слишком мало времени. Но нутром чувствовал, что что-то здесь не так. Он остался в лавке до поздней ночи, машинально и исступленно переставлял цветы из вазы в вазу, сортировал оберточную бумагу и до блеска натирал прилавок, на котором стояла громоздкая счетная машина.

Сумерки позднего августа за витринами магазина окончательно погасли, превратившись в теплую летнюю ночь, которая уже дышала сыростью и наступающими холодами. Скоро осень, ночи станут длинными.

Пространство перед цветочной лавкой освещалось тусклым светом уличных фонарей и голубоватым сиянием неоновой вывески над входом. В последнее время эти штуки стали чертовским популярными, весь город сверкал разноцветными огнями. Хаим тоже не остался в стороне, выложив приличную сумму за новомодную рекламу. «Михельсон и сын. Цветы» – светилось над витриной. Не слишком оригинально и правдиво (папа уже давно умер, а у Хаима детей не было), зато просто и понятно.

С улицы послышался шум мотора, коротко взвизгнули тормоза. Поначалу Хаим обрадовался – наконец-то, вести от Рамона! – но разглядев машину, насторожился. Черный «Форд А», новенький, даже блестел в голубом неоне. Незнакомый. Лернер и его приближенные ездили на «Роллс-ройсах», любили шиковать. Стукачи и информаторы Хаима, по большей части молокососы, вообще чаще ходили пешком. Хлопнули дверцы машины, показались двое. С секунду постояли на тротуаре, оглядываясь по сторонам. Оба в шляпах и темных костюмах-тройках. Перекинулись парой слов и шагнули к магазину.

Зазвенел колокольчик над дверью. Когда Хаим получше разглядел нежданных гостей, сердце его тяжело ухнуло в груди и затрепетало под ребрами, как перепуганная ласточка. Итальянцы, сомнений быть не могло. Первым в дверях появился ходячий стереотип – круглый смуглолицый коротышка с усами-перышками на лоснящейся физиономии. Он молча улыбнулся и приветственно приподнял шляпу, показывая черные и напомаженные, зачесанные назад волосы. Второй был выше него на добрых две головы, горбоносый, с лицом, словно высеченным из камня. Настоящий римский легионер, вылитый головорез и наверняка преданный солдат Фануччи. Хаим научился разбираться в людях, видеть их насквозь с первого взгляда. Он понимал, что эти двое пришли к нему отнюдь не за цветами.

Несмотря на первоначальный мимолетный испуг, цветочник быстро взял себя в руки. Под прилавком у него лежал верный обрез, который он без раздумий пустит в дело при первой необходимости, как уже бывало не раз. Пусть сам он уже не тот, что в молодости, но сумеет дать отпор двум расфуфыренным макаронникам. Сначала, однако, Хаим решил попробовать свое главное оружие – слова.

– Добрый вечер, молодые люди, – сказал он с улыбкой, как ни в чем не бывало, – мы вообще-то уже закрываемся.

– Ничего, – ответил коротышка, растягивая слова в сильном итальянском акценте, – мы ненадолго.

Гости подошли вплотную.

– Какой-то срочный заказ? – Хаим улыбнулся еще шире и примирительно опустил ладони на прилавок. – У вас, видимо, праздник. Такие красавцы не являются в цветочные лавки поздним вечером просто так.

Итальянец задумчиво рассматривал цветы. Громила рядом с ним не проронил ни слова, стоял, как статуя. Только улыбался нехорошей улыбкой, от которой у Хаима по коже пошли неприятные мурашки.

– Да, – согласился коротышка. – Пожалуй, что и праздник. Нежданный. Знаете, как бывает в наше время – сегодня свадьба, завтра похороны…

Хаим напрягся. В любую секунду он готов был нырнуть вниз, за обрезом.

– Но перед тем, как перейти к делу, – продолжал «покупатель», – мы с моим другом хотим передать привет.

Привет от итальянцев. Ничего хорошего это не предвещало. Хаим всегда отличался хорошей реакцией и не растерял ее с годами, но здоровяк оказался быстрее. Откуда-то из-за пазухи его пиджака со скоростью молнии появился длинный армейский нож и за долю секунды пробил правую ладонь Хаима, пригвоздив ее к прилавку.

– Привет от Джуза Фануччи! – прошипел головорез низким хриплым голосом.

Хаим закричал от боли и неожиданности. Машинально он потянулся левой рукой к оружию.

– Держи руки перед собой, Михельсон, и без фокусов, – коротышка взялся за рукоять ножа и легонько пошевелил ее, Хаим взвыл. – Мы знаем кто ты. И знаем, что ты много знаешь. Перейдем к делу, грузовик со спиртным вчера ночью. Налетчиками были парни Лернера. Где грузовик сейчас?

Вместо ответа Хаим разразился проклятиями.

– Грязные итальянские гомики! Макаронники вонючие! Вы за это ответите. Рамон отрежет вам яйца за нарушение перемирия.

– О каком перемирии речь? Все жиды в Чикаго вооружены не хуже экспедиционного корпуса во Франции. Повторяю вопрос, где вчерашний грузовик?

Коротышка начал вращать рукоять ножа еще сильнее. Здоровяк молча достал пистолет и приставил холодное дуло Хаиму ко лбу. По прилавку уже расползлась приличная темно-красная лужица, тонкие струйки стекали на пол. Несчастный цветочник перешел на идиш. На древнем языке он проклинал своих мучителей на вечные страдания.

– Говори по-английски, жид! Мы в Америке. Даже такой тупоголовый макаронник, как я, это понимает. Ну!

Хаим больше не мог терпеть.

– Долина! – выдохнул он. – Заброшенные склады в ирландском квартале! Один из них. Это все, что я знаю. Грузовик со спиртным не сама цель. Это отвлекающий маневр. Сигнал к началу войны.

– Отлично! – коротышка хищно улыбнулся и с усилием выдернул нож.

Цветочник попытался опять дотянутся до заветного дробовика, но итальянцы снова оказались проворнее. На него смотрели уже два пистолетных дула.