В объятиях Зверя

Тигр махнул рукой.

— Пустяки, малышка. Если пациент хочет жить, врачи бессильны, — улыбнулся он.

— Но, как ты сам? Я боялась, что твое тело погибло.

— Я прочнее, чем кажусь, — пожал плечами эриний. — Мне просто нужно было время, чтобы восстановиться. Правда ты ловко избавила меня от возможности отлежаться пару дней, — усмехнулся он, положив руки за голову и устремив взгляд в небо.

Марисса задержала дыхание, надеясь, что он продолжит. Но Фьералин молчал, совершенно спокойно жуя незрелую зеленую гадость, сорванную с непонятного куста.

— А ты ничего больше не хочешь у меня спросить? — поинтересовалась принцесса, все еще лелея надежду услышать его мнение об их близости. Но, похоже, это была глупая затея.

— Спросить? — удивился тигр. — Да, пожалуй. Давно хотел узнать, что такого хорошего в жизни нимф ты нашла, что до сих пор не хочешь вернуться домой?

Марисса практически топнула ногой от возмущения.

— Нимфам запрещено юлить, — резко ответила она. — Запрещено лгать и обманывать. Мы должны всегда говорить правду, чтобы наши души были чисты.

Она сложила руки на груди, поджав губы. Этой фразой она намекала на самого Фьералина, надеялась, что он заметит аналогию.

Но тигр внезапно усмехнулся.

— Нимфам нельзя лицемерить? — в его голосе звучала неподдельная ирония. — Твой папа, король Пангирии, точно не смог бы стать нимфой. Ему бы должность не позволила.

Мариссе тоже хотелось засмеяться. Правда, хотелось. И она бы, наверно, так и сделала, если бы не было так обидно.

Почему он опять говорит про отца? Почему опять клонит к тому, что хорошо, а что плохо? Неужели и сейчас будет болтать о том, какую ошибку она совершила, и как ее ждут дома?

Но Фьералин неожиданно сменил тему:

— Малышка, не знаю, как тебе об этом сказать, но, кажется, у тебя изменился цвет глаз. Честно говоря, эти нимфские фокусы мне начинают надоедать. Сперва — волосы, теперь…

— А что с моими глазами? — воскликнула принцесса, тут же порастеряв половину своего пыла. Она поднесла ладонь к лицу и вспуганой мышью бросилась к ручью.

— Ну, знаешь, не то, чтобы очень сильно заметно, — пожал плечами мужчина. — Но левый глаз стал ярко…

— Фиолетовым! — закончила Марисса в ужасе. — Раньше-то они были темными, почти черными! И, если не приглядываться, можно было и не заметить, что радужки разного оттенка. А теперь что? Я же как морское чудище!

— Не говори глупости, — фыркнул Фьералин.

Вдруг поднялся со своего места, медленно подошел к ней и встал за спиной, через плечо глядя в отражение в ручье.

Марисса вздрогнула, когда его горячие руки медленно приподняли ее волосы, убирая назад тяжелые пряди. Он слегка коснулся пальцами шеи, вызвав волну мурашек. И на миг замер.

Девушка повернула голову и встретилась глазами с мужчиной. Он смотрел на нее, не отрываясь, словно лаская взглядом. Опустив внимание по щеке вниз, к самым губам…

И вдруг вздрогнул, тихим пронизывающим голосом проговорив:

— Тот, кто не увидит в тебе красоты, не будет способен оценить и красоты солнца…

В конце фразы он неожиданно отвернулся, отходя на приличное расстояние, и деланно-весело добавил:

— К тому же, какая разница? Все равно на Эденрейс тебя только нимфам и разглядывать.

Марисса зашипела, опустившись на колени и попытавшись обрызгать наглеца водой из ручья.

Фьералин увернулся, ловко прячась за кустом, на котором росли зеленые плоды. Его низкий смех прокатился по поляне, невольно отдаваясь в груди приятным теплом.

— Кстати, что там у вас творится в селении после моего чудесного исчезновения? — почти сразу поинтересовался он, словно ничего и не произошло.

Марисса снова насупилась, сложив руки на груди.

Вот же, он только что был рядом! Мог бы обнять, сказать что-нибудь ласковое, поцеловать хотя бы в щеку! А он что? Опять — ноль внимания и ведро иронии!

— Мне, наверно, теперь вход в вашу прекрасную обитель закрыт? — тем временем невозмутимо продолжал он, явно не догадываясь, что все сильнее своими шутками выводит принцессу из хрупкого равновесия.

— А зачем тебе туда?

Фьералин резко повернул голову, и чернота взгляда сделалась опасно серьезной.

— Заберу твою душу, — вдруг жестко закончил он, словно разрезав воздух лезвием слов. — Потом возьму тебя и верну обратно в замок. Хватит этих игр, Марисса.

Девушка не могла поверить, что слышит именно это. Она широко раскрыла глаза, чувствуя, что гнев и обида лишают ее всех мыслей.

— Ты не знаешь, что проклятый обряд сделал тебя женой морского Духа, — продолжал он, уверенно подходя к ней, подавляя и своим голосом, и непреклонностью, сквозящей в каждом движении. — Не знаешь, что Дух выпьет тебя до дна, не дав ничего взамен…

— С чего ты взял? — больно прикусив губу, спросила Марисса. Ей было ужасно обидно, только она никак не могла понять, почему.

— Я думаю, что мне известно, кому ты отдала часть себя, малышка.

Фьералин сделал паузу, подойдя совсем близко, но не делая ни малейшей попытки дотронуться. А ведь именно этого ей так хотелось!

Видя, что она молчит, он продолжил:

— Это малахитовый эриний, Марисса. Еще один. Вероятно, последний. Я давно догадывался об этом, и вчера одна старая нимфа подтвердила мои предположения.

Только на Эреб существует традиция во время свадьбы обмениваться частью души со своей парой. Это дает эриниям возможность чувствовать друг друга еще глубже, еще сильнее, — в этот момент что-то странно дрогнуло в его голосе. Казалось, он хочет поднять руку, коснуться ее. Но мужская фигура так и осталась неподвижной, когда он продолжил: — А в вашем случае нимфы отдают себя, не получая взамен другой частички души. Ее место в сердце занимает морская вода, вместе с которой приходит магия…

— Пусть так, — упрямо сказала девушка, чувствуя, что ее обида только растет. — Должна же я стать чьей-то невестой, правда? Интересно, он вообще симпатичный, этот эриний? Как ты сказал… малахитовый?

Она с наигранным воодушевлением распахнула глаза, мечтательно направив взгляд в небо.

— Да, — хмуро ответил Фьер, внезапно помрачнев.

Что ж, девушка только этого и добивалась. Хотя следующие слова заставили ее слегка напрячься.

— Малахитовые эринии — это чудовища. Даже на Эреб о них ходят лишь легенды, — прозвучал тихий мужской голос. И на этот раз что-то в лице старого знакомого заставило принцессу вздрогнуть. Потому что именно сейчас какой-то размытостью фигуры, резкостью черт и горящими вертикалями зрачков Фьералин давал понять, что он — не человек.