В объятьях демона
Шрифт:
– Давай, Миха, пенальти!
– подзадоривал его Грибанов.
– Не промахнись!
– поддакивал Ежов.
– А что? Прикольно! Будет у нас свой Брэд Питт, мадэ ин Раша - смеялся Стрельцов.
– Правда, без Анджелины Джоли.
Дубровина зарыдала ещё сильнее.
Мне было жаль её. Несмотря на её страсть строить козни и плести интриги, она была несчастной девушкой, которую оставил парень. И я понимала и искренне жалела её.
Не знаю, чем могла бы закончиться эта перебранка. На счастье Герман Петрович вошёл в аудиторию.
– О! Как я рад,
– Нет, Герман Петрович, - выкрикнул с места Стрельцов.
– Мы обсуждаем значение поговорки «Прошла любовь – завяли помидоры».
Все захихикали.
– Ну, так это вы должны спросить у Бочкина, - исподлобья посмотрел профессор Левин на Бочкина, который сполз со стула так, что из-под парты была видна только его кудрявая шевелюра. – Ну, так как, товарищ Бочкин, вашей же темой была «Пословицы и поговорки разных стран».
– Ну, я это…. – вылез он из-под парты, поняв, что бегство бесполезно, - …я там всё написал.
– Димон, так ты главный свидетель завядших помидор Дубровиной?
– тут же уцепился Стрельцов.
– И ты молчал?
– Как ты мог? Не поделиться с товарищами!
– раздались голоса соратников Стрельцова?
Бочкин покраснел.
– Прошу вас, Дмитрий, - сев на своё место, сказал профессор, - раз столько интересующихся, поделитесь, пожалуйста, с нами информацией о значении поговорки «Прошла любовь – завяли помидоры». Ведь вы упомянули и об этой поговорке в своей курсовой.
Дубровина при этих словах опять зашмыгала носом.
– Тем более, у нас тут не только у Дубровиной помидоры завяли, а ещё кое у кого, - добавил Стрельцов, бросив взгляд на меня. Я поняла, что он имел в виду.
– Ну, я это…. – мямлил Бочкин, - я уже забыл.
– Забыл? – на лице профессора было удивление.
– Вы мне самый последний сдали работу.
– Ну, да, запамятовал немного, - глупая улыбка Бочкина, мягко сказать, раздражала.
Профессор листал курсовую работу студента:
– Я вам напомню. «Во Франции, - вы пишите, - откуда и пришла к нам эта поговорка, помидорами украшали беседки. Они так и назывались «помидорные беседки». Французское «ля поме де лямур» переводится как «яблоко любви». Именно поэтому и была традиция назначать в «помидорных беседках» свидание девушке… - так, вот ещё - …без знаков внимания любовь проходит так же быстро, как без должного ухода увядают помидоры. Вот так томаты и стали символом скоротечности чувств». Какой у вас красивый слог, Дмитрий. Да вам не курсовые, а романы о любви писать.
Аудитория наполнилась смехом. Бочкин же сам в этот момент напоминал помидор.
– Свою курсовую работу вы наглым образом скачали!
– продолжал профессор.
– И я даже могу сообщить вам название сайта, которым вы пользовались. Так, что, Дмитрий, не обессудьте, но «неуд».
Бочкин глубоко вздохнул и вновь сполз под парту.
– Такая же проблема у Стрельцова и Мышкина.
Я не могу допустить вас к зачёту без курсовой работы. Так что, голубчики, придётся переписать.– О, нет! Герман Петрович!
– вытягивал слова Стрельцов.
– Смилуйтесь! Поставьте хоть «троечку». С вашей курсовой работой не остаётся времени на личную жизнь. Вы хотите, чтобы у меня тоже помидоры завяли? – удачно пошутил Стрельцов, вызвав аплодисменты и одобрение одногруппников.
– Чтобы не завяли помидоры, Стрельцов, их нужно подпитывать, - не растерялся профессор.
– Он их каждый вечер в барах подпитывает, - засмеялись Смирнова и Ничипоренко, радуясь своей сообразительности.
– Подпитывать их нужно знаниями по этике, психологии и истории в том числе,- профессор снял очки и оторвал взгляд от своей тетради.
– Тогда никакие помидоры не завянут. От того же, чем вы подпитываете их в барах, они повянут с удвоенной скоростью.
Стрельцов стукнул по парте рукой и сполз, вслед за Бочкиным.
– Замечательные курсовые работы у Никитиной, Калинкина, Ершовой, Васюковой, Баранова, Дмитриченко, - вновь одев очки и вернувшись к курсовым, продолжал Герман Петрович.
– У меня нет никаких претензий. Ребята полностью раскрыли тему, подобрали нужный материал. Правильно сделали выводы и должным образом оформили работы. Поэтому, им заслуженный высший бал.
Я была рада за друзей и видела, как засветились Светины глаза. Я улыбнулась. Но не поняла, почему меня нет в этом списке. Неужели, моя работа не понравилась профессору.
– Хорошо написали работу Ничипоренко, Румянцева, Гладких, Ордынцева… - профессор перечислял студентов, - но есть некоторые недочёты, поэтому только «хорошо».
Я переживала ещё больше.
– «Троечку» смог натянуть Дубровиной, Смирновой, Донских, Мальцевой, Грибанову, Ежову… - не было моей фамилии и в этом списке.
– Почему «тройку»? – возмущалась Дубровина.
– У меня и так несчастье, и вы тут ещё Герман Петрович! – она запрыгала на стуле, как маленький ребёнок, когда что-то его не устраивает.
– Я не списывала, я сама писала!
– Я это понял, Дубровина, но ваша «самописная» работа тянет на доклад семиклассника. Так что «вуаля».
Дубровина надула губы и отвернулась от Германа Петровича. Видимо, обиделась.
– Но мне не сдал курсовую Макарский, - профессор вновь снял очки и глазами искал Брэда Питта.
– Он сегодня опять отсутствует на лекции?
– Он сейчас занимается практической частью своей курсовой, - забыл про обиду Стрельцов.
– Он же пишет о гареме. Вот и решил пойти исследовательским путём, так сказать, на собственном опыте!
– Стрельцов смотрел в сторону Дубровиной.
Та же при этих словах ещё сильнее надула губы и пустила слезу.
– Заткнись ты, идиот! – крикнула она Стрельцову.
– Ну-ну, Дубровина, девушке не подобает так выражаться, - покачал головой профессор Левин.
– Если бы вы, Герман Петрович, слышали, как выражается Дубровина… - продолжал ехидничать Стрельцов.
– А это она так, ласково.