В одном лице

— Исчезают, — осторожно повторил я.

— Возьмем твоего одноклассника, Билли. Кто бы подумал, что Киттредж может исчезнуть? — спросил дядя Боб.

— Ты же не думаешь, что он умер, правда? — спросил я Ракетку.

— Скорее не желает выходить на связь, — сказал дядя Боб, растягивая слова. Слово «выходить» у него прозвучало так, будто в нем было семь или восемь слогов; я понял, что Боб тихо, но очень сильно пьян, хотя поминки только начались.

У ног Боба валялось несколько пустых пивных бутылок; допив (и частично пролив) содержимое очередной бутылки, он уронил ее на пол и ногой ловко задвинул все бутылки, кроме одной, под диван — даже не глядя на них.

Когда-то я задавался вопросом, не отправился ли Киттредж во Вьетнам; было в нем эдакое показное бесстрашие. Я знал, что два других борца из Фейворит-Ривер погибли на этой войне. (Помните Уилока? Я сам его едва помню — удалого Антонио, друга Себастьяна в «Двенадцатой ночи». А Мэддена, тяжеловеса, переполненного жалостью к себе, исполнителя роли Мальволио? Мэдден считал себя «вечной жертвой»; и это все, что я о нем помню.)

Но, по-видимому, дядя Боб, как бы он ни был пьян, прочитал мои мысли, потому что внезапно произнес:

— Зная Киттреджа, готов поспорить, что каким-нибудь образом он отвертелся от призыва.

— Наверняка, — только и ответил я.

— Без обид, Билли, — прибавил Ракетка, принимая следующее пиво от одной из проходящих официанток — на вид ровесницы моей мамы или Мюриэл, с крашенными в рыжий волосами. Она выглядела смутно знакомой; может, она работала с дядей Бобом в отделе по делам выпускников или же (много лет назад) вместе с ним занималась приемом учеников.

— Папа набрался еще до того, как приехал сюда, — сказала Джерри нам с Элейн, когда мы вместе стояли в очереди к буфету. Я знал нынешнюю подружку Джерри; она иногда выступала в стендап-шоу в одном клубе в Гринвич-Виллидж. Она отпускала остроты с каменным лицом и неизменно была одета в черный мужской костюм или в смокинг и свободную белую рубашку.

— Никакого лифчика, — высказала свое наблюдение Элейн — Но рубашка ей велика, и материал непрозрачный. Она просто не хочет, чтобы кто-нибудь знал, что у нее есть грудь — и как она выглядит.

— А-а.

— Соболезную насчет твоей мамы, Билли, — сказала Джерри. — Конечно, с головой у нее было не все в порядке, но она все-таки была твоей мамой.

— А я соболезную насчет твоей, — сказал я Джерри. Стендап-комик издала лошадиное фыркание. «Что-то морда кирпичом ей в этот раз не очень удалась», — сказала потом Элейн.

— Надо бы кому-нибудь забрать ключи от машины у моего долбаного отца, — сказала Джерри.

Я то и дело поглядывал в сторону дедушки Гарри. Я боялся, что он ускользнет с вечеринки и вернется уже под видом реинкарнации бабушки Виктории. Нильс Боркман тоже посматривал на своего старого партнера. (Если миссис Боркман и была здесь, я либо не видел, либо не узнал ее.)

— Я приглядываю за спиной твоего дедушки, Билл, — сказал мне Нильс. — Если его чудачества выйдут из-под контроля, я сделаю тебе срочный вызов!

— Какие чудачества? — спросил я его.

Но как раз в этот момент дедушка Гарри неожиданно заговорил.

— Ох уж эти девчонки, вечно они опаздывают. Не знаю, где их носит, но они придут. Давайте, ешьте, не стесняйтесь. Еды полно. Девчонки найдут что поесть, когда доберутся сюда.

Гости притихли.

— Я уже сказал ему, что его девочки не придут на вечеринку, Билл. Понимаешь, он знает, что они мертвы — но он просто сплющенная забывчивость, — сказал мне Нильс.

— Воплощенная забывчивость, — сказал я старому норвежцу; он был на два года старше дедушки Гарри, но, похоже, Нильс заслуживал больше доверия по части запоминания — и не только.

Я спросил Марту Хедли, не заговорил ли еще Ричард. Нет, молчит с тех пор, как узнал о катастрофе, сообщила мне Марта Хедли. Ричард часто обнимал меня, и я отвечал на его объятия, но мы не сказали друг другу ни слова.

Мистер Хедли — как обычно — ушел глубоко в свои мысли. Я не мог припомнить, когда в последний раз он говорил о чем-нибудь другом, кроме войны во Вьетнаме. Мистер Хедли прилежно вел список всех новобранцев из Фейворит-Ривер, погибших во Вьетнаме. Я видел, что он поджидает меня в конце шведского стола.

— Приготовься, — шепотом предупредила меня Элейн. — Вот еще одна смерть, о которой ты не знал.

Никакого вступления не последовало — мистер Хедли в них не нуждался. Он был учителем истории; он просто констатировал факты.

— Помнишь Мерривезера? — спросил меня мистер Хедли.

«Только не Мерривезер!» — подумал я. Да, я его помнил; когда я оканчивал академию, он еще не перешел в выпускной класс. Он был менеджером борцовской команды — раздавал борцам апельсины, подбирал разбросанные окровавленные полотенца.

— Только не Мерривезер — только не во Вьетнаме! — вырвалось у меня.

— Да, Билли, боюсь что так, — мрачно сказал мистер Хедли. — И Тробридж, ты был знаком с Тробриджем, Билли?

— Только не Тробридж! — воскликнул я; я не мог в это поверить! Последний раз я видел Тробриджа в пижаме! Киттредж пристал к нему, когда маленький круглолицый мальчик шел чистить зубы. Новость о том, что Тробридж погиб во Вьетнаме, ужасно расстроила меня.

— Да, Билли, боюсь, что так — и Тробридж тоже, — важно произнес мистер Хедли. — Да, увы, и юный Тробридж тоже.

Я заметил, что дедушка Гарри исчез — хоть и не в том смысле, в котором употребил это слово дядя Боб.

— Будем надеяться, Билл, что он не переодеваться пошел, — прошептал мне на ухо Нильс Боркман.

Только теперь я заметил мистера Поджо, бакалейщика — того самого, которому так нравились женские роли дедушки Гарри. Оказалось, что мистер и миссис Поджо тоже пришли отдать дань уважения. Миссис Поджо, вспомнил я, не была в восторге от вида дедушки Гарри в женских ролях. Это открытие заставило меня оглядеться в поисках неодобрительных Риптонов — лесопильщика Ральфа Риптона и его ничуть не менее суровой жены. Но если Риптоны и приходили, они уже ушли, не дожидаясь конца «вечеринки» — как уходили с представлений «Актеров Ферст-Систер».

Я отправился проведать дядю Боба; у его ног скопилось еще несколько пустых бутылок, но теперь ему уже не удавалось нащупать их и закатить под диван.

Я решил помочь ему и пинками загнал под диван несколько бутылок.

— Ты ведь не собираешься садиться за руль, правда, дядя Боб? — спросил я его.

— Именно поэтому я уже положил ключи от машины тебе в карман пиджака, Билли, — сказал мне дядя.

Но, обшарив карманы, я нашел только мячик для сквоша.

— Дядя Боб, это не ключи от машины, — сказал я, показывая ему мячик.