В огне повенчанные. Рассказы

— Обезоружить! — раздраженно приказал капитан четырем подбежавшим красноармейцам, которые, не теряя ни секунды кинулись на Казаринова.

Оставшись без пистолета, Григорий пожалел, что был так резок с капитаном, наделенным, как оказалось, полномочиями весьма значительными. «Да, с этими тиграми шутки плохи… Разорвут, если по ошибке сочтут за диверсантов», — подумал Казаринов и решил спокойно объясниться с капитаном.

— Зачем пороть горячку, капитан? Можено объясниться и без нервных эксцессов. — Казаринов достал из планшета письменное предписание о подготовке моста к взрыву и протянул его капитану. — Почитайте.

— Предъявите этот мандат там, куда вас отведут мои бойцы. — Повернувшись к красноармейцам, капитан приказал: — Срочно доставить лейтенанта в штаб дивизии!

— А этих… с мешками? — спросил долговязый красноармеец с эмблемой инженерных войск в петлицах, пальцем показывая на бойцов Казаринова.

— Что у вас в ранцах? — не глядя на Казаринова, спросил капитан.

— Тол, бикфордов шнур, кабель и подрывная машинка.

— Ранцы отобрать, всех взять под охрану! — распорядился капитан. — До выяснения, что за артисты к нам пожаловали.

— Зачем же оскорблять, капитан? — с укоризной проговорил Казаринов. — Как и вы, мы выполняем приказание командования.

— С жалобой на меня можете обращаться к вышестоящему командиру. Вас отведут к нему два моих бойца.

— Даже под охраной? Как арестованного?

— Пока как подозрительную личность. — Резко махнув рукой двум красноармейцам, стоявшим ближе к нему, капитан распорядился: — Селезнев и Конкин, отведите лейтенанта в штаб дивизии! К полковнику Реутову. Скажите, что задержаны при попытке подвести под опоры и фермы моста заряды со взрывчаткой. — Капитан повернулся к Казаринову: — Я правильно формулирую рапорт?

— Совершенно верно, товарищ капитан. Только прошу вас с моими бойцами обращаться по-человечески.

До штаба дивизии добирались больше часа. Раза три Казаринов и сопровождавшие его красноармейцы спотыкались о телефонные провода. Один из конвоиров, чернявый, поскользнувшись на мокрой глине бруствера, скатился в глубокий окоп, откуда его пришлось вытаскивать. Не доходя до опушки леса, за которой располагался штаб дивизии, другой конвоир попросил у Казаринова закурить.

— Если, конечно, не последняя. У нас уже второй день перебой.

Казаринов высыпал в огрубелые ладони красноармейцев остатки махорки и закурил сам.

— Давайте, товарищ лейтенант, постоим, перекурим, а то уже скоро штаб. Там у них насчет этого строго, — сказал чернявый красноармеец, которого капитан назвал Селезневым.

Все трое прикуривали от одной спички, зажженной под длинной полой шинели рыженького молчаливого красноармейца. Курили жадно, по-воровски, оглядываясь но сторонам, загородив огонек самокрутки ладонью так, чтобы он не был виден ни с боков, ни сверху.

— Вы, товарищ лейтенант, не обижайтесь на капитана. Золотой души человек, — сказал Селезнев.

— А что же он набросился на меня?

— Это он с горя. Уж очень жалко ему этот мост. Ведь наш капитан по специальности — инженер-мостовик. До войны строил мосты и тоннели, а тут, как нарочно, получилось так, что к этому мосту капитан имел какое-то отношение. Не то диплом в институте по нему защищал, не то диссертацию. Под горячую руку вы ему попались, товарищ лейтенант.

— Так вы что — только охрану моста этого песете или… — спросил Казаринов, который до конца еще не уяснил себе, какие функции выполняет группа капитана.

— Если б только охраняли… — вздохнув, ответил Селезнев. — Мы только и делаем, что мосты взрываем. Уже взорвали пять таких и два еще поболе, чем этот. Мы никому не подчиняемся, окромя штаба фронта. А вы этого не поняли и пошли в амбицию. А капитан у нас — порох.

— И давно здесь стоите? — Теперь Казаринову была понятна нервозность капитана.

— Почитай, больше месяца… Думали, что уж этого мы рвать не будем. А оно вишь как получается, Вы не заметили, что капитан наша весь седой? А когда закладывали тол под первый мост, он был, как и я, чернявый. И взгляд был не такой колючий. Ночами почти не спит. Все курит и курит… Ну ладно, пошли… Я бычок пока заплюю. Еще разочка четыре курну, когда вас сдадим. — Селезнев аккуратно загасил самокрутку и положил бычок за отворот пилотки, которая, как успел заметить Казаринов, когда было еще светло, в нескольких местах желтела подпалинами. — Не обижайтесь, товарищ лейтенант. Разрешили бы нам угостить вас молоденькой кониной — мы бы вас от пуза накормили.

— Где раздобыли-то? — спросил Казаринов, идя следом за Селезневым.

— О, этого добра у дороги — хоть отбавляй.

— Раненых лошадей подбираете или строевых режете? — чтобы не молчать, спросил Казаринов.

— Само собой, раненых. Ездовых не губим. И все срезает распроклятущая «рама». А стрелять по ней не разрешают.

Миновали трех часовых, пока Казаринова довели до штабного блиндажа полковника Реутова.

Слушая сбивчивый рапорт Селезнева, Реутов так сморщился, словно его простреливало в пояснице. Рядом с начальником штаба сидел подполковник Воскобойников — начальник связи дивизии.

Приказав красноармейцам-конвоирам минут десять «подышать свежим воздухом», Реутов подошел к Казаринову.

— Ваше предписание! — резко проговорил полковник, подозрительно оглядывая Григория. Потом кивнул в сторону связного, сидевшего рядом с телефонистом у печурки, и приказал: — Немедленно позови лейтенанта Сальникова!

Григорий положил на стол письменный приказ о подготовке к взрыву моста через Днепр.

— Почему написан от руки?

— Там, где писался этот приказ, нет не только пишущих машинок, но даже чернил, а потому писали химическим карандашом. — Казаринов протянул Реутову удостоверение. Тот долго рассматривал его, несколько раз бросив при этом пристальный взгляд на лейтенанта.

— Кто вас послал с этим заданием? — спросил Реутов.

— Непосредственно мой командир полка. Но сам приказ о подготовке моста к взрыву исходит от командарма генерала Лукина. Так мне было приказано доложить при необходимости.

— От командарма девятнадцать? — На листе бумаги, лежавшем перед ним, Реутов крупно вывел: «К-арм 19 Лукин».

— От командарма девятнадцать, — твердо ответил Григорий, решив, что упоминание командного положения генерала Лукина придаст его словам больше весомости.

— Какое же отношение имеет к нам генерал Лукин, командарм Западного фронта, когда наша дивизия входит в состав Резервного фронта? Это во-первых. Во-вторых: да будет вам известно, лейтенант, мост через Днепр находится в полосе обороны нашей дивизии.

— Я получил приказ, товарищ полковник, и выполняю его так, как предписывает мне воинский долг! — твердо ответил Казаринов. — Если получилась несогласованность на уровне выше, чем взвод — а я командую саперным взводом, — то в этом не моя вина. И прошу вас написать письменно то, о чем вы только что сказали мне устно.