В огне рождается сталь

Пан Мин повел секретаря парткома на второй этаж, где размещались спальни. Во всех комнатах царила тишина, только из-за одной или двух дверей доносилось тихое наигрывание губных гармошек. Шедший впереди Пан Мин обернулся к Лян Цзин-чуню и извиняющимся тоном проговорил:

— Много рабочих ушло на занятия в вечернюю школу, в это время не легко найти кого-нибудь! — Он говорил таким тоном, словно на него ляжет вина, если секретарь парткома не переговорит с нужными ему людьми. К счастью, в одной из комнат оказался один из рабочих первой смены девятого мартена, и Пан Мин познакомил его с Лян Цзин-чунем. Рабочего звали Ли Чэн-линь, он сидел около окна и читал книгу.

Лян Цзин-чунь сначала расспросил рабочего, откуда он, женат ли, давно ли поступил на завод. Он всячески старался расположить к себе рабочего и заставить его говорить откровенно. Однако тот чувствовал себя весьма скованно. Узнав, что Ли Чэн-линь только полгода работает на заводе, секретарь парткома спросил:

— Тебе нравится работа?

— Очень нравится!

— А сталь варить уже научился?

— Откуда же было научиться? Рано еще.

— Надо поскорее учиться, дружище.

— Это нелегко.

— Нелегко, но ты должен сам стараться поскорее выучиться. Если ты больше будешь расспрашивать опытных рабочих, то они тебе во многом помогут.

Ли Чэн-линь молчал. Тогда секретарь поинтересовался:

— Может быть, у тебя есть какие-то трудности?

Но рабочий как будто и не решался раскрыть рта. Лян Цзин-чунь начал уговаривать его:

— Теперь руководство завода будет устранять все, что мешает рабочим жить и трудиться. Так что давай говори!

— Да… вот… как-то не очень-то хорошо задавать много вопросов, — помедлив, нерешительно ответил Ли Чэн-линь.

— Что значит, нехорошо задавать вопросы?

— Когда я только поступил на завод, я очень радовался этому. Я очень любил спрашивать обо всем незнакомом, чего не видел раньше, — возбужденно начал рассказывать, наконец, Ли Чэн-линь. — Но несколько раз нарвался и решил больше не лезть со своими вопросами. Теперь только смотрю, что делают другие, и сам стараюсь делать так же. — Чувствовалось, что рабочий рассказывает о наболевшем.

Такое положение в первой смене весьма огорчило секретаря парткома. Теперь он понял, почему многие рабочие просят перевести их в смену Цинь Дэ-гуя.

— Да, видно, у вас работают по старинке! Придется кое-кого подправить! — он помолчал, а затем спросил: — Как относится к тебе бригадир?

Ли Чэн-линь низко опустил голову и ничего не ответил.

— Да ты говори! Не бойся! Если он несправедлив, то мы заставим его исправиться. А не захочет, так можно и понизить в должности, сместить. Партия не допустит, чтобы один человек притеснял другого.

— Наш бригадир с гонором, очень уж он любит ругать рабочих, — с нескрываемой неприязнью сказал Ли Чэн-линь. — Стоит что-нибудь сделать не по его, как он тут же начинает кричать, что ты зря хлеб ешь… ну, и больше этой работы не доверяет.

— Хорошо, что ты сказал об этом, мы непременно займемся его поведением, — успокоил рабочего Лян Цзин-чунь. — А ты не говорил об этом с Хэ Цзы-сюе? Ведь он председатель профкома вашего цеха. Бывает он в цехе?

— Бывает, и часто. Но когда он приходит, мы все заняты. Освободишься — тоже неловко говорить с ним. Ведь он сразу заводит разговор с бригадиром, в крайнем случае с первым и вторым подручными. Разве наш брат простой рабочий посмеет вмешаться в их беседу?

Лян Цзин-чунь глубоко затянулся, поговорил немного о том, о сем, а затем спросил:

— Ты участвовал в собрании, когда вы обсуждали последние обязательства?

— Участвовал.

— Все, наверное, принимали горячее участие в этом обсуждении?

Ли Чэн-линь сидел с таким видом, словно он ничего не понимает.

— Рабочие-то все выступали? — снова спросил Лян Цзин-чунь.

— Бригадир сказал, что обязательства нам подходят, и вовсе не просил никого выступать.

— Вот как?

— Он заранее написал все обязательства, а затем велел первому подручному Ван Юн-мину прочесть их вслух. Когда тот прочел, бригадир спросил: «Вы согласны или нет?» Все ответили: «Согласны!»

— И все действительно были согласны?

— Так ведь не каждый отвечал, а надо было всем вместе громко крикнуть: «Согласны!», а кто кричал недостаточно громко, то бригадир спрашивал его грозным голосом: «Ты что, не ел, что ли?»

«Неужели это действительно так?» — изумленно подумал Лян Цзин-чунь и внимательно посмотрел в лицо рабочему, словно стараясь угадать, не перехватил ли тот через край. Ли Чэн-линь поймал этот взгляд.

— Товарищ секретарь, ты можешь спросить об этом и у других рабочих.

Лян Цзин-чунь, опустив голову, молча курил. Наконец он задал еще один вопрос:

— Вот собираетесь на своем мартене развернуть соревнование. А как вы, новые рабочие, к нему относитесь?

— Мы просто не знаем, что это такое.

— Но ты, наверное, слышал, что говорят другие.

— Они говорят, что если мы выиграем, то бригадиру будет почет. О нем напишут в стенгазете, в «дацзыбао», а то и корреспонденты придут к нему. А если проиграем, то уж не попадайся ему на глаза.

— Рабочие, значит, не хотят выиграть?

— Хотят! Если мы выиграем, то нас же меньше ругать будут! — рассмеялся Ли Чэн-линь.

Секретарь парткома криво усмехнулся. Он взял в руки книжку, которую до его прихода читал Ли Чэн-линь, и посмотрел на обложку. Это оказался старый, неинтересный роман, и Лян Цзин-чунь спросил:

— Книга интересная?

— Нет, в ней нет никакого содержания, — несколько замялся Ли Чэн-линь.

— А почему ты не учишься? Ведь многие рабочие сейчас на занятиях, так ведь? — спросил Лян Цзин-чунь.

— Устанешь за целый день так, что вечером трудно заставить себя идти на занятия, — ответил Ли Чэн-линь.

Лян Цзин-чунь понял, что на этого молодого парня работа нагоняет тоску, к учебе его не тянет, и он старается развеять эту тоску тем, что читает никчемные книги. Лян Цзин-чунь решил подбодрить рабочего. Он сказал, что руководство завода обязательно исправит положение у них в бригаде, и посоветовал ему начать учиться и не вешать голову. Перед уходом он хлопнул его по плечу:

— Ты не бойся своего бригадира, говори то, что думаешь, а мы всегда тебя поддержим.