В оковах его власти
Шрифт:
Все это время я не моргая смотрела на накаченные ноги и медленно скользила вверх, к выступающим мускулистым ягодицам, к узкой талии и уходящей вверх широкой спине. Только на шраме задержалась особенно, ощутив при этом прилив фантомной боли у себя в груди. Словно выстрел получила я.
Саша медленно развернулся, и мой взгляд опустился на эрегированный член, подрагивающий от каждого движения. Дыхание перехватило.
В свете ночника все казалось слишком нереальным, но одно оставалось неизменным. Он держал меня за руку, когда опустился на колени, чтобы снять с меня белье одной рукой. Когда накрыл меня своим телом, поцеловал при этом целомудренно
Вторая рука тоже попала в плен.
Членом он сначала елозил вверх, затем вниз, но непременно сжимал мои руки.
Поцелуи участились. Стали более жесткими, отчаянными, а трение между тел достигло такого пика, что я больше не могла терпеть эту тяжесть внизу живота. Выкручивающую мои внутренности и требующую то, что я не понимала.
Он целовал меня так, словно я его жизненно необходимый ресурс. Словно я есть единственная ценность в мире. Губы сминались, грудь сжималась, язык вел от пупка к шее.
Наслаждение поглощало меня целиком, с головой окуная все глубже и глубже, где я уже задыхалась от отчаянного ощущения получить еще больше.
Момент, когда все изменилось, наступал так же медленно. Принося тот самый пик, которого я так ждала.
Саша осторожно толкнулся в меня и вышел, а потом начал входить. Растягивая и причиняя боль сначала, но освобождая и даря немыслимое наслаждение впоследствии, прорвав наконец-то преграду. В этот момент я так сильно впивалась пальцами в плечо Саши, будто могла бы умереть отпусти я его. Еще и еще. И вот он полностью во мне. Это самое прекрасное, что случалось со мной. Слезы покатились по щекам, и Саша собирал каждую губами. Множественные импульсы пронеслись по телу, концентрируясь внизу. Пощипывающие ощущения быстро сошли на нет.
—Больно?
—Нет, — несмело улыбнувшись, я сильнее раздвинула ноги, обхватывая голову мужчины двумя руками. Первая потянулась поцеловать.
Он медленно двигался, очень медленно, пока я не начала двигаться навстречу ему. Только когда показала, что готова на большее, он ускорился, толкаясь в меня больше и глубже. Дыхание смешалось, руки и ноги переплелись. Мы стали одним нерушимым и неделимым целым.
В момент очередного поцелуя, Саша слегка изменил направление, и та тяжесть внизу живота лопнула как воздушный шар. Я дернулась, застонав, ведь меня подкинуло вверх с такой силой, что я терялась связь с реальностью. А затем все прекратило существовать. Были только расползающиеся по телу искры наслаждения.
Мужчина толкнулся в меня по-особенному нежно и остался внутри, издав при этом не то стон, не то рычание. Мокрые и обессиленные мы еще долго лежали так. Он сверху, но упирался на руки, чтобы мне не было тяжело.
Я гладила спину Саши и водила губами по плечу, шепча только мне важные слова. Мои нерушимые обеты.
ГЛАВА 8
БЕЛОВ
Проснувшись от вязкого сна и удерживая в руках Машу, я долго еще не открывал глаза. Не хотел. Мне было хорошо и спокойно так. Ощущая ее размеренное дыхание на своей коже. Прикосновения пальчиков к тому месту, где прошла пуля. Волосы, веером раскинутые по моим рукам.
А этот умопомрачительный аромат уверенно взял меня в заложники, укутывая своей нежностью. Я готов был оставаться в таком тягучем плену вечность, просматривая кадры прошедшей ночи.
Вчера думал, что сорвусь и сделаю больно, буквально ломал себя, а потом втянулся. Сам не заметил, как приловчился,
концентрируясь на одном желании — не сделать больно. Я понимал, что быстро избавиться от девственности — логичный шаг, но причинить ей эту боль не мог, и потому пошел другим путем, ощущая себя при этом большим животным. У меня до сих член сжимался, стоило только вспомнить, какая она тугая, горячая и влажная.И сейчас, лежа с утренним стояком, с голой девушкой сверху, я пытаюсь не думать о сексе. А это очень сложно. Очень, учитывая, как пухлая грудь упиралась в меня.
Надо успокоиться. Это самое разумное решение в моем случае. Трогать Машу сейчас нельзя, наверняка будет больно. Пусть вчера крови было немного, и то только на презервативе, рисковать не хотелось. Заживет и тогда я не отпущу ее никуда на суток трое.
Моя личность темпераментна, и мне надо много секса. Без него я становился злым и угрюмым. Это же касалось и еды. Голодный и неудовлетворенный равно готовый к войне. И несмотря на пульсацию в члене…впервые за очень долгое время голова была ясной и без сковывающей со всех сторон боли, опоясывающей плетью, сжимающей до судорожных спазмов.
В это время я обычно вставал на работу, но не сегодня. Сегодня я хотел поставить жизнь на паузу, забывая обо всем, кроме Маши и приезда сына. Да, Рус решил вернуться, но мне не сказал, однако же все равно с его стороны такой шаг был обречен на провал. Я мониторил его жизнь даже тогда, когда он был уверен в обратном.
Но и давить на родную кровь не хотелось, вот почему создавалась видимость свободы выбора. Без него. Я приказал своим людям встретить, пусть это будет первое касание после долгого перерыва. В нашей ситуации никто не сказал бы мне, какие поступки можно было принять за правильные, а какие — нет, и потому все свои действия я рассматривал как положительные.
Маша дернулась, дыхание участилось, и пульс грохотал так, что я чувствовал его грудиной.
—Доброе утро, — поцеловав девушку в макушку, я мягко коснулся выступающих лопаток, провел невесомо по бархатной коже.
Маша медленно подняла голову и потупила взор, но я не дал ей закопаться в неловкости и потянулся первым с поцелуем. Легко, чтобы не смущать еще больше. Она не пыталась закрыться, но по проступающему румянцу была ясна степень волнения. Смотреть на это было приятно. Не отвести взгляд.
—Доброе, — взгляд то на меня падал, то на грудь. Неловкое молчание, но ей можно. Обрушивающиеся на голову новые эмоции порой сложно обуздать. Я смотрел на нее и чувствовал спокойное и тихое счастье.
Маша улыбнулась, уложив руки мне на скулы так невесомо легко, что пришлось прикрыть глаза, чтобы впитать в себя эти ощущения.
—Боже! Я папу не предупредила! —Маша вскочила и, схватив одеяло, умчалась вниз. А я остался лежать и смотреть на свой каменный стояк.
Да, с отцом некрасиво получилось. Теперь он был в ясном уме и твердой памяти, ну и точно заметил отсутствие дочери ночью.
Натянув боксеры, я пошел искать свою трубку, когда услышал голос Маши внизу. Она тихо-тихо и убаюкивающе что-то настойчиво поясняла.
—Пап, прости, пожалуйста, — с болью в голосе сказала она.
Спустившись вниз, я увидел маленькую фигурку, закутанную пледом в несколько слоев. Быстро договорив, Маша развернулась ко мне и нервно улыбнулась.
Послушная правильная девочка. Красивая, милая, добрая. Моя. Последнее впивалось в голову иголкой. Не верилось до конца.
—Все в порядке? — легонько чмокнул малышку в лоб и обнял, покрепче прижимая к себе.