В ожидании счастья

Оглохла эта дура, что ли? Совсем ничего не соображает.

— Слушайте, — прервала ее Бернадин, — больше никаких таблеток. Понятно? А вам следует быть поосторожнее с лекарствами. Эти таблетки опасны.

— Я вас понимаю, Бернадин. Очень жаль, что лекарство вам не подошло. Но мы можем попробовать другое, если хотите.

— Нет уж, спасибо, — ответила Бернадин, — я как-нибудь сама. Как раньше справлялась, так и теперь. До свидания. — Она повесила трубку.

Бернадин выбросила последние таблетки в унитаз, вместе с остатками ксанакса, и спустила воду. От этого звука в ушах зазвенело, причем звон становился все сильнее; вода все лилась, но Бернадин этого не замечала. Она прислушивалась все напряженней, и наконец ей просто пришлось приказать себе перестать. Она немного пришла в себя, выключила воду и бросилась к телефону. Набрала номер врача:

— Скажите, а когда таблетки прекратят свое действие?

— Примерно через неделю.

Бернадин бросила трубку. Да эта идиотка хоть что-нибудь знает о том, о чем говорит? Сначала заявляет, будто эффект скажется недели через три-четыре, а тут от силы семь дней прошло. Кроме того, Бернадин уже ощущала себя прежней: она была в бешенстве и имела на то полное право.

— Я — сумасшедшая? Черта с два! — сказала она, достала из шкафа коробку кукурузных хлопьев и заставила себя съесть целую чашку.

ВОТ ТАКИЕ ПУСТЯКИ

Я открыла Трою дверь. Боже Всемогущий, этот мужчина был просто великолепен! Между пальцами дымилась сигарета. Хорошо бы, конечно, он не курил, но одну плохую привычку можно и пережить.

— Привет, дорогуша!

На нем были голубая тенниска и широкие темно-синие брюки; глаза прикрыты солнечными очками, хотя на улице было темно. На кармане рубашки болтались пристегнутые к нему ключи от машины. Трой не выглядит на свои сорок, он в отличной форме. Аллилуйя! Талия, наверное, такая же, как у меня, а бедра двигаются так, будто ему все еще двадцать.

Он одарил меня небрежным поцелуем. Неплохо. Но когда он начал засовывать руку мне под блузку, я вспомнила слова Бернадин. Я действительно слишком мало знала о Трое, и сегодня как раз подходящее время все выяснить. Я отстранилась.

— Что-то не так, малышка? — спросил он, выпуская сигаретный дым.

— Все нормально. Садись. — Я сходила за пепельницей и села в кресло. Трой подошел к магнитофону.

— Как насчет хорошей музыки? — сказал он и нажал на кнопку с таким видом, будто делал это в моем доме уже несколько лет. Трудно поверить, что мы знакомы всего-то три дня.

— Чем ты хочешь сегодня заняться? — поинтересовалась я.

— Тем, что доставит радость тебе, — ответил он. — А эта сестренка неплохо поет, — это был голос Ванессы Уильямс. Трой вскочил, сунул сигарету снова в зубы и, повернувшись ко мне, затанцевал сам с собой какой-то медленный танец.

— Как насчет кино? — предложила я.

— Что-то нет настроения, — ответил он, закружившись по комнате — Спроси меня, чем я хочу заняться.

— Чем ты хочешь заняться?

— Всю ночь заниматься с тобой сладкой любовью.

Он подскочил к краю стола, раздавил сигарету об пепельницу и плюхнулся на кушетку рядом со мной. Я отодвинулась в сторону.

— Мы только это с тобой и делали, Трой, больше ничего. Мне хочется куда-нибудь сходить, а не сидеть дома. Хочу узнать тебя получше, и желательно в вертикальном положении.

— О, я понял, — усмехнулся он. — Мы становимся серьезными, да?

— А для тебя это несерьезно?

— Разве я несерьезно себя веду?

— Пока не могу сказать с уверенностью.

— Ты не возражаешь, если я выпью стаканчик вина?

— Я принесу. — Я сходила на кухню, налила нам по бокалу, принесла в комнату бутылку и поставила ее на стол.

Трой зажег очередную сигарету. Вино было выпито залпом, и тут же он налил себе еще.

— Так что ты предлагаешь? — спросил он и поднялся.

— Ты как будто нервничаешь, — заметила я, — тебя что-нибудь беспокоит?

— Нет. Дел много, вот и все. — Ключи соскочили у него с кармана. — Можно от тебя позвонить?

— Да, телефон на кухне.

„Я скоро заскочу, приятель, — услышала я его голос, — со мной еще будет подружка, между прочим, очень даже ничего". Он положил трубку, подошел к кушетке и поцеловал меня в лоб. Еще немного — и я упаду в обморок. Но хочется все-таки проверить, могу ли я себя контролировать, хоть раз в жизни.

— Нужно накоротке съездить к одному парню, он мой партнер. Прокатишься со мной?

— Почему бы нет.

— Отлично. Он живет в Скоттсдейле. Юрист, приятный человек — тебе понравится. Заодно посмотришь, с кем я общаюсь.

Звучит неплохо.

— Подожди, я приведу себя в порядок.

— Ты и так в порядке, — сказал он и опять закурил.

— Я быстренько. — Достав косметичку, я пошла в ванную. Немного румян, слой помады, волосы распустим. Да, и свежий носовой платок. Когда я вернулась, готовая идти, Трой выглядел так, будто только что увидел привидение.

Машина у него была что надо — „кадиллак" 1978-го. Вот никогда не отнесла бы Троя к типу мужчин, ездящих на „кадиллаках". Сиденья были обтянуты серой кожей, и приятно пахло жасмином. Такой запах бывает от желтых искусственных рождественских елок, чьи огоньки отражаются в заднем зеркале машины. Миновав Тампе, мы выехали на дорогу к Скоттсдейлу. Чем ближе подъезжали мы к горам, тем темнее становились улицы.

— Ты не возражаешь, если я открою окно — от дыма уже глаза слезятся.

— Конечно, открывай.

— Трой, а где ты живешь-поживаешь?

— Семнадцатая авеню, дом прямо у Бейзлайн.

— Ты один живешь?

— Уже нет.

— Нет?

— Нет. Со мной мама и сын.

— А… — озадаченно произнесла я.

Даже такая скупая информация уже говорит о многом. Мужчине сорок лет, а мать все еще с ним? Могу поспорить, что это онживет с матерью. В любом случае поверить трудно. Может, я что-то в нем не поняла? Раз мы так недавно знакомы, не стоит сразу влезать в его дела. Но кое о чем все-таки надо спросить.

— А сколько твоему сыну?

— Шестнадцать.

— А его мать тоже живет в Финиксе?

— Она в Детройте. Там у сына были кое-какие проблемы, и я взял парня к себе. Он хороший, только связался не с теми людьми.

— А что твоя мать?

— Что именно?

— Как тебе с ней живется?

— Хорошо, удобно. Она готовит, убирает и вообще ведет почти все хозяйство. Получает пенсию, играет в бинго и ходит в церковь. Лучшего мне не надо, серьезно. Ей только шестьдесят восемь, но она побаивается жить одна, у нее астма. Но с тех пор, как она здесь, было только три сильных приступа, из-за которых приходилось класть ее в больницу.