В ожидании счастья
Шрифт:
— Может быть.
— Отлично. Ты бывала в Седоне?
— Нет еще.
— А это далеко от Финикса, не знаешь?
— Кажется, чуть больше часа ехать, если не ошибаюсь.
— Я видел фотографии в „Нэшнл Джиографик". Там такие красные горы — просто невероятно.
— Там же рядом Большой каньон.
— Я хотел бы съездить туда посмотреть в субботу, после конференции. Поедешь со мной?
— Не знаю, Кеннет. Давай, ты сначала приедешь, а там посмотрим. Неизвестно, не буду ли я занята.
— Договорились, — он помолчал. — А ты все еще покупаешь красивые картины?
— Не так часто, как хотелось бы.
— Саванна, правда, я не
— Почему?
— Потому что.
— Потому что — что?
— Объясню, когда приеду. Я рад, что смогу тебя увидеть. Клянусь, у меня остались самые нежные воспоминания о тебе. В самом деле, я часто о тебе думаю.
— Да-да, конечно.
— Ты получила мою открытку на прошлое Рождество?
— Нет, — соврала я. Я получила эту открытку, но что мне надо было сделать? Отправить ему письмо с благодарностью? Позвонить?
— Не получила?
— Не-а.
— Ты же, кажется, тогда в Денвере жила?
— Угу.
— В общем, в моей жизни много чего происходит. Расскажу, когда увидимся. Ладно?
— Слушай, я не агент ФБР. Просто спросила, счастлив ты или нет.
— Я ничего такого и не имею в виду. Просто сейчас не могу об этом говорить.
— Ради Бога.
— Ладно, милая, здесь уже поздно.
— Ты все еще в Бостоне?
— Теперь в Брайтоне.
— А-а.
— Я приеду и тебе позвоню. Так хочу тебя повидать! Ну, счастливо тебе.
— Рада тебя слышать, Кеннет.
Я вскочила за сигаретами и снова плюхнулась на диван и несколько минут сидела не шевелясь. Журнал свалился на пол. Было время, когда я не могла жить без этого человека. Клянусь, с ним я чувствовала себя особенной. Он говорил, вдохновляю его. Он тоже так на меня действовал. Сколько раз он звонил мне в субботу утром: „Поедем на мыс?" Мы приезжали туда. Он доставал из багажника копченую индейку, сыр, крекеры, вино, фрукты. Мы лежали на подстилке у самой воды, читали „Ньюсуик" или „Лайф" и говорили о событиях в мире, а перед нами разбивались волны. Он делал наши поездки романтичными. А сколько спектаклей мы пересмотрели — и каждый раз по полночи обсуждали, чем они хороши или плохи. Он — единственный мужчина среди мои знакомых, которому интересно было не только американское кино. Он говорил, я одна из самых умных женщин, которых он знал. И самая чувственная. Он и сам был лучшим моим любовником. Я до сих пор не знаю никого лучше.
Теперь, когда я задумываюсь, то понимаю, что требую так много от мужчины, вероятно, потому, что знала Кеннета. Я привыкла к тому, что он обращался со мной, как с настоящей дамой. А когда привыкаешь к хорошему, невозможно перейти на дерьмо.
Тогда я не сомневалась: наши отношения будут долгими и выльются во что-то прочное. А вышло не так. Он неделями не звонил. Потом появлялся, как будто мы только вчера расстались. Часами мы болтали по телефону о чем угодно, только не о чувствах. Когда я наконец поняла, что люблю его, мне было слишком страшно ему признаться. Я точно знала, что он думает обо мне, но понятия не имела, что он чувствует. Раньше со мной такого не случалось. Я не знала, встречался ли он одновременно с другими женщинами, и что значили для него встречи со мной: просто отдых, временное развлечение, времяпрепровождение. Мне надоело строить догадки, а расспрашивать было неловко. В один прекрасный день я написала ему, что больше не хочу с ним видеться. Он никак не мог понять из-за чего. Тогда я соврала, что встретила другого.
С тех пор он больше не давал о себе знать.Интересно, зачем ему вдруг понадобилось меня видеть после всего. Почему ни с того ни с сего он поднял трубку и позвонил маме, чтобы меня найти? И почему именно сейчас? Хотелось верить, что он не собирается начинать все заново и увлечь меня так, что я потеряю голову. Все равно этому не бывать. Он женатый человек. И наплевать, что я его любила. Наплевать, даже если он по-прежнему выглядит не хуже Эвандера Холифилда. Все пустое — и улыбки как на рекламе зубной пасты „Пепсодент", и заставляющие таять объятия, и все эти страстные лобзания. Пусть только попробует поцеловать. Близко не подпущу. Обнимет — не прижмусь. И в глаза смотреть не буду. А станет грустно, начну поддаваться, сразу стану держать дистанцию. Не знаю, как там и что, а уж спать с ним, точно — ни за что.
* * *
С работы мне нужно было позвонить в шестнадцать разных мест и кое-что доделать для презентации отдела маркетинга, назначенной на вторую половину дня. Но прежде я решила позвонить маме и разделаться с этим.
Мама, видимо, сидела у телефона, потому что сняла трубку сразу после первого гудка. Не успела я поздороваться, как она уже, по своему обыкновению, перехватила инициативу:
— Ты чего не звонишь? Я тут волнуюсь. Город чужой — мало ли что? У тебя все в порядке?
— Нормально, мам. Мы же две недели назад говорили с тобой. Что-нибудь случилось?
— Нет. Шейла беременна.
— Снова?! Что она собирается делать с четырьмя детьми?
— Уж ты лучше помалкивай. Пуки уже вернулся.
— Давно?
— Две недели как.
— Как он? Что делает?
— Ищет себе работу. Выглядит таким молодцом и поправился, немножечко. Поживет тут со мной, пока не наладится. И если не станет баламутничать, пускай себе живет здесь, сколько пожелает.
— Смотри, мам, осторожно, чтоб в отделе социальной помощи не узнали.
— Не их забота.
— Очень даже их. У них и так свербит, что у тебя в квартире две спальни. Им не нравится, что у тебя есть дочь, которая в состоянии платить за твою квартиру. Смотри, если узнают, что у тебя кто-то живет, так и выселить могут.
— Я буду осторожна. К слову сказать, поскольку ты только что переехала, думала переждать и не говорить тебе.
— Чего не говорить?
— Мне квартплату поднимают.
— На сколько?
— На сорок восемь долларов.
— Не так уж плохо.
— По-моему, ничего хорошего. Вот только что получила новый договор по аренде. Велят заполнить бумаги. Надо будет тебе их прислать, чтобы ты подписала.
— Я же вроде несколько месяцев назад что-то подписывала.
— То были талоны на питание. Помнишь? Тогда велели, чтоб ты написала, сколько именно ты за меня платишь. А теперь другое — теперь они просят подтвердить, что ты все еще платишь часть ренты за меня. Вот и все.
— Достали они меня своими бумажками!
— А мне тут каково заполнять все это? Путаница одна. И ведь одно и то же пятьдесят раз по-разному переспросят. Ну, так я тебе завтра это отправлю. А ты пришлешь поскорее назад?
— Ладно.
— А уж Пуки наш скоро меня совсем съест с потрохами.
— Тебе деньги нужны?
— А кому они нынче не нужны? Но нет, мне не надо. Ты и так вон сколько для меня делаешь. Тут от Сэмюэла весточка пришла. Знаешь ли, он теперь в Германии служит.