В ожидании счастья

— Нет, тебе нельзя.

— Почему?

— Потому что это не очень хорошее слово.

Я хочу снова увидеть тебя, Бернадин. И не просто встретиться на одну ночь. Если родственные души действительно существуют, то ближе тебя у меня никого не было. Я пытался тебя забыть, поверь, очень старался. Но не смог. Одно это уже что-нибудь да значит. Я не люблю играть или начинать что-то без цели. Я играю всерьез, а не просто, чтобы поразвлечься.(Господи, он хочет со мной встретиться!)

— А что оно значит?

— Что „оно"?

— Слово „придурок"?

— Чудной.

Знаю, ты, наверное, думаешь, вот, мол, плачется, жалеет себя, и тут есть доля правды. Но я знаю, что полюбил тебя еще даже до того, как мы подошли к двери той комнаты в отеле. Я не прошу у тебя обещаний или обязательств. Единственное, о чем я прошу — не отталкивай меня, давай попробуем развить наши отношения(Развить? Мне нравится это слово. И „полюбил". Тоже хорошо звучит. Мамочки! Он и правда всерьез!)

— Мам, а почему „чудной" говорить можно, а „придурок" нельзя?

— Потому что я сказала — нельзя.

Я буду ждать твоего звонка. На всякий случай пишу снова мой номер. Надеюсь, у тебя и детей все в порядке, и что мы с ними как-нибудь встретимся. С любовью, Джеймс. P.S. Если что-нибудь нужно, сразу звони.

— Черт, — произнесла Бернадин и глубоко вздохнула.

— А ты сама только что сказала плохое слово, мама.

— Извини. Я нечаянно.

— Мам, а что ты читаешь?

— Письмо.

— От кого?

— От друга.

— А можно, я попробую почитать?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это письмо мне, вот почему.

— Мам, а ты спала сейчас?

— Да.

— А зачем ты так улыбаешься?

— Не зачем, а почему.

— Почему ты так улыбаешься?

— Потому что мне хорошо.

— У тебя чудной вид.

— У тебя тоже, — сказала Бернадин и легонько дернула Онику за нос.

— А можно, я с тобой полежу? — спросила девочка.

— Я уже встаю, — сказала Бернадин.

Лежать больше не хотелось, но Бернадин все же похлопала рядом с собой по постели:

— Забирайся.

Оника залезла к матери под одеяло и так крепко прижалась, что книжка Бернадин соскользнула на пол.

— Боженька уже не плачет, — сказала Оника, глядя на алеющее солнце.

„С муссонами всегда так", — подумала Бернадин. Она поцеловала письмо, сложила и убрала в тумбочку рядом с кроватью. Глубоко вдохнула аромат дождя и взглянула на бирюзовое небо: в нем повисла двойная радуга. Бернадин обняла дочку и сказала:

— Не знаю, малыш, вряд ли это его слезы. Просто так Господь заботится о том, чтобы все, что он создал, росло.

* * *

Когда Оника заснула, Бернадин позвонила Саванне и прочитала ей письмо, до последней строчки.

— Замечательно! Я чуть не расплакалась, — сказала Саванна.

— Да, так вот. Неплохо, да?

— Ты ему позвонила?

— Нет еще. Я письмо-то только что получила.

— Ну, и чего ты ждешь? И попроси, чтобы он отправился к тебе факсом или, на худой конец, пневмопочтой.

— Не мели ерунды. Мне страшно, Саванна.

— Все стоящее в жизни немного пугает, Берни. Сама прекрасно знаешь. А что тебе терять? Это я от тебя чуть не каждый день слышу.

— Да но ведь была только однаночь, Саванна понимаешь?

— И что? Я читала про людей, которые влюблялись с первого взгляда и некоторые счастливо прожили вместе тысячу лет. А что нам говорит интуиция?

— Не отказываться.

— Ну!

— Саванна! Я была замужем одиннадцать лет. Мне кажется, я совсем забыла что такое нормальная жизнь. Видела что произошла как только я развелась?

— Помешалась на самцах.

— Не совсем. Я хотела, скажем, разведать обстановку. Убедиться, что я еще ничего, в тираж не вышла.

— И?

— Убедилась. Но тут другое Джеймс мне действительно нравится. Вот что меня пугает. Я не собиралась ни в коговлюбляться так скоро. Я только-только оклемалась.

— Слушай, не все такие подонки, как Джон. Попадаются, знаешь, и хорошие так что не стоит подводить всех под одну черту. Мне последнее время хорошие не попадались, но похоже, тебе повезло.

— Знаю, — вздохнула Бернадин. — Я только не знаю, что той ночью было всерьез, а что сумасшествие. Ты же помнишь, я в тот день получила наконец-то развод. Я просто ошалела.

— Да помню. Кеннет тогда приезжал.

— Что скажешь, Саванна? Что мне делать? Нет, правда?

— Я тебе уже сказала Хорошо, сделай так: дай себе пару дней подумать, но обязательноскажи ему, чтобы приезжал. Как минимум на неделю.Тебе нужно провести с ним какое-то время. И конечно, он должен обязательноостановиться в отеле. Расскажи ему, чего ты боишься, а там посмотришь.

— Разумно, пожалуй, — согласилась Бернадин.

— И потом, что ты чувствуешь, когда думаешь о нем?

— Ну, скажем, стереть из памяти ту ночь мне не удалось, хоть я и пыталась спастись в мелких авантюрах. Ничего подобного я в жизни не испытывала. Даже с Джоном.

— Тогда звони, как только решишься. Но вот надолго я бы откладывать не стала.

Джинива сидела у дочери, потягивая джин с тоником и заплетая Онике косы Бернадин подумала странно, что мама решила приехать. Джинива терпеть не могла дорогу из Сан-Сити, значит, что-то случилось. Розовый спортивный костюм — хотя Джинива спортом особо не занималась — очень ей шел, а прическа поблескивала как стальная пряжа.

— Сиди смирно, — велела Джинива Онике. И удивительно, ребенок ни слезинки не проронил. Девочка раскрашивала картинки и одновременно смотрела детское кино „Все собаки попадают на небеса". С Бернадин она вела себя по-другому.

— Я возвращаюсь в Филадельфию.

— Что? — обернулась Бернадин. Она выжимала лимонный сок в шкворчавшие на сковороде телячьи ножки с луком.

— Что слышала.

— Но почему? — удивилась Бернадин, вытирая руки о посудное полотенце.